Иисус Христос — Homo sapiens. Тацинский апокриф
Шрифт:
После ареста Иисуса ученики были подавлены, скрывались. Надежды рухнули: «А мы надеялись-было, что Он есть Тот, Который избавит Израиля» [Лк, 24: 21]. То ли это говорено и приписано по привычке, как любому претенденту на мессианство, то ли прав-таки Косидовский, подозревавший в Иисусе более проповедника идей патриотизма и освобождения, чем лекаря и проповедника смирения и упования.
Собственно, в данном разделе мы пытались различить в новозаветных текстах элементы «жизни живой», указывающие на историчность Христа и «бывших с ним», не приземляющие, а «оземляющие» его личность и дела и тем самым подтверждающие его реальность. Неплохим ориентиром тому является для нас свободная от патетики картина В. Д. Поленова «У Марии и Марфы» (групповой портрет всей бригады наиболее удался английскому художнику Стэнли Спенсеру в его «Тайной вечери»). К примеру, очень жизненная ситуация в подаче Иоанна — перепалка Иисуса в храме с фарисеями на праздник обновления: «Тут Иудеи обступили Его и говорили Ему: долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты Христос, скажи нам прямо» [Ин, 10: 24]. Иисус же многословно и раздраженно доказывал им свои отношения с Отцом и праведность дел своих. При этом галдящие фарисеи то и дело хватались за камни, чтобы побить не менее шумно полемизирующего Христа. Вполне угадываемая сцена. Или еще, неизвестно зачем переписывающийся из варианта в вариант, из столетия в столетие нейтрального, но чрезвычайно реалистичного содержания стих текста Деяний апостолов: «Во время продолжительной беседы Павловой, один юноша, именем Евтих, сидевший на окне, погрузился в глубокий сон, и пошатнувшись сонный упал вниз с третьего жилья» (20: 9). Проповедь испокон веков являла однообразие в воздействии на внимание молодых людей.
Конкретно
Надо здесь сказать, что лучше, если бы такой фильм был снят режиссером-евреем, с типичным этническим евреем в главной роли (чем хуже он будет играть, тем лучше, желательно и выпороть его натурально) и в еврейских поселках, не тронутых временем, при сем артисты-евреи должны быть не в новеньких, ярких декоративных одеждах, не говоря уже о массовке. Помпезно декорированный голливудский садизм «Страстей Христовых» Мэла Гибсона, по нашему скромному мнению, далековат от историзма. Выпадают из Нового завета и еврейского древнего быта вполне цивилизованные артисты-европейцы, снятые в хорошую погоду. Натуральность торжествует только во время порки, здесь — блеск режиссуры. Хотя нетрудно догадаться, что в действительности все было без кинематографической любви к садизму. Римские наемники не держали на Иисуса злобы или личной неприязни, которые обычно привносят пристрастие и садизм в экзекуцию. Он им был безразличен, и работу они выполнили номинально.
Но конкретнее об учениках-подельниках. «Двенадцати же Апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его, Иаков Зеведеев и Иоанн, брат его, Филипп и Варфоломей, Фома и Матфей мытарь, Иаков Алфеев и Леввей, прозванный Фаддеем, Симон Кананит и Иуда Искариот» [Мф, 10: 2–4]. Есть незначительные разночтения в источниках, но не будем сильно углубляться.
Первая реакция после ареста и казни Иисуса у учеников была, конечно, естественная: они разбежались, наверное, группами. К третьему дню основная часть их конспиративно соединилась в каком-то надежном доме в Иерусалиме, куда, по евангельским данным, и прибежали взволнованные воскресением женщины. А по тексту евангелия Петра утром Господня дня женщины действовали сами по себе. И финал трагедии описан здесь очень натуралистично: «Был же последний день опресноков, и многие расходились, возвращаясь по домам своим, так как праздник кончался. Мы же, двенадцать учеников Господа, плакали и горевали, и каждый, опечаленный совершившимся, пошел в дом свой. Я же, Симон Петр, и Андрей, брат мой, взяв сети, отправились к морю. И был с нами Левий, сын Алфеев». И все. Конец. Кристально ясно, что Иисуса уничтожили личностно, как неугодного пророка, «пришив» ему дело. Поскольку на учеников и внимания никто не обратил. Синедрионистов ученики не интересовали в силу их (последних) ничтожности. (Кстати, ученики Иоанна Крестителя тоже остались без карательного внимания и свободно общались с затворником, выполняя его поручения.) Никто их не преследовал как подельников, поскольку и дела не было. Это пренебрежение и обернулось новой религией. То есть одним из факторов ее становления. Спустя время, вероятно усилиями Иакова, «брата Господня», к этому моменту пересмотревшего свое отношение к Иисусу (возможно, вследствие массовых обращений к нему немалочисленных почитателей Христа), зародился некий закономерный импульс к созданию иерусалимской общины. Естественно, по стандартному типу сект. Активизировались и были востребованы апостолы, жизнь обрела возможности. И дальше уже можно согласиться с апокрифом «Мученичество святого Апостола Андрея»: «Что же мы медлим и пребываем в покое вместо того, чтобы идти и совершать деяния, на которые Он направил нас? И, встав, бросили апостолы жребий, куда кому идти и какому народу нести спасение. И выпала Петру земля обрезанных, Иакову и Иоанну — восточные земли, Филиппу города Самарии и Азия, Варфоломею — Албанополис, Матфею — Парфия и город Мирмнида, Фоме — Великая Армения и Индийская страна, Левий и Фаддей получили Бероникиду, Симон Кананит — Варварию. Вместе со всеми бросил жребий и Андрей, выпала ему Вифиния, Лакедемон и Ахайя». То есть так или иначе состоялась «иерусалимская конвенция» (находчиво ее аналогию использовали И. Ильф и Е. Петров). Последовавшие затем деяния апостолов в самой заметной их части попали в Новый завет. В то время эта деятельность была лишь средством к общинному существованию — занятием ниши. И действительно, этот процесс происходил почти биологически. Очень наглядно его описывает Ренан в книге «Апостолы»: «Корабли апостолов плыли всегда по одному и тому же пути. Христианская проповедь распространялась в одном только направлении и именно в том, по которому шла эмиграция евреев. Подобно заразе, которая, начавшись в каком-нибудь отдаленном пункте Средиземного моря, путем последовательных передач распространялась по всему побережью, христианство появлялось именно в тех портовых городах, где можно было заранее предсказать, что оно появится. Почти во всех таких портах были еврейские колонии». Слово «зараза» Ренан употребил в чисто биологическом смысле, без нынешнего его оттенка. Наверное, можно было перевести иначе.
Далее непричастный к марксизму Ренан делает заключение: «Церковь была своего рода маленьким демократическим государством. …Нетрудно было предвидеть, что не пройдет и двух-трех столетий, как вся эта демократия превратится в олигархию». Исторически это и была высшая цель — стадийно возрастающая олигархическая власть.
Но пока апостолы трудились бескорыстно на благо общака. Павел, тринадцатый апостол, учитель язычников, скромно говаривал: «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии». Или: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем». Сам даже, случалось, «избыточествовал». Павел подельником не был, с Иисусом воочию не общался. Очень жаль. Но тем не менее он сыграл едва ли не решающую роль в становлении христианства (на свой лад, конечно, субъективизм здесь неизбежен). Мелкий, кривоногий, кипучий Павел-Савл
Второе апостольское лицо христианства — Петр, кличка — Кифа, в переводе «камень». Наверное, основная надежда Иисуса при отсутствии наличия Павла. И краеугольным камнем, основой веры его назовет, и символические ключи от Царства небесного ему пообещает — что свяжешь на земле, то и будет на небе, и паству свою ему препоручит. Остальные апостолы, составляя основу иерусалимской общины, выполняли кратковременные миссионерские путешествия и широкой известности не получили. Кроме Андрея, брата Петра — Андрея Первозванного (его Иисус призвал в апостолы первым), хорошо походившего по Руси, как полагают наши летописцы.
Большая жизнь после смерти получилась у Марии Магдалины. Магдалина — единственная женщина в бригаде, подходящая на роль подружки Иисуса. Идея напрашивалась и очень скоро развесисто реализовалась средневековыми романистами и поэтами. В действительности Мария Магдалина — провинциальная простушка о семи бесах, которые наверняка отрицательно отразились на всем ее облике, — безусловно не имела никаких шансов на замужество и была общедоступной для всего района Тивериады. Бесов, по принятии ее в общину, Иисус изгнал (или периодически изгонял), но возможность зачатия болезни наверняка исключили (в силу древнейшего промысла Марии пришлось, наверное, не раз обратиться и к услугам умелиц по прерыванию беременности, как известно, большей частью губительным). Без ошибки можно предположить и пониженные умственные способности у девицы. Трагедия распятия и лишение средств к существованию с распадом общины могли снова обострить все болезни Марии. Во всяком случае доверия к ее словам о воскресении Иисуса у апостолов в тот момент не было никакого. Леонардо да Винчи по понятной ему одному прихоти усадил ее по правую руку от Христа на своей «Тайной вечере». Но заметим, что таким же женоподобным мог быть изображен им и любимый ученик Иисуса — как известно, Леонардо был склонен к гомосексуализму (можно увидеть и еще более диковинные варианты вечери, особенно в современности). И из этой суперпозиции (и пары стихов Евангелия от Марии и Евангелия от Филиппа, в контексте имеющих совсем иную смысловую ориентацию) возник каббалистический детектив Дэна Брауна «Код да Винчи». Уж какие формы и воплощения ни принимал Святой Грааль (о нем чуть ниже) в воображении философов и романистов всех веков, но Браун переступил все посильное воображение, объявив Граалем Магдалину. Магдалину и ранее приспосабливали под продолжательницу рода Иисуса, но без идентификации с Граалем. Однако вряд ли Мария была способна к деторождению и к какому-то притягательному влиянию на Иисуса, как мы уже обосновали выше. Сон разума порождает чудищ, во всяком случае — диковинные образы, абсурдные утверждения. Здесь кратко упомянем Грааль. Обычная чаша для вина в руках Иисуса на Тайной вечере. Может быть праздничная, подороже, из того, что было в доме. После вечери ее постигла та же участь, что и крест, на котором Иисус был распят: спохватившись, его откопали через триста лет (понятно, что это был уже не он). О чаше вспомнили, естественно, также в пору расцвета христианства, поскольку ранее, козырнув таким сувениром, можно было лишиться головы. И стала чаша легендой — Святым Граалем. Расплывчатое эпическое понятие о Граале существовало и до Христа у разных народов, но тут оно конкретизировалось. Естественно, на эту тему развернулись романисты и сектанты средневековые. Было измышлено, что в эту чашу Иосиф Аримафейский собирал кровь распятого Иисуса. Думается, не придет в голову нормальному человеку такое безобразие, тем более солидному синедрионисту. И прав был бы римский стражник, отогнавший плетью подобного предпринимателя, случись он в момент прободения (возможный, кстати, лишь по Иоанну). Этот ритуал собирания крови появится у христиан много позже: первое историческое упоминание — 258 год — собирание крови епископа карфагенского Киприана (отсекли голову епископу римские власти). Бред все же оказался живучим. В детективе Брауна Грааль возымел переносный смысл как сосуд кровей Христовых — Мария Магдалина. Хранителем традиционного (скажем так) Святого Грааля в Англии считается Иосиф Аримафейский, отбывший туда с проповедническими целями, якобы имея при себе сию чашу; во Франции существовал орден хранителей Грааля — тамплиеры. В норме культовых правил чаша могла быть и изготовлена как символ, естественно, из драгоценных материалов, искуснейшими мастерами. Церковь в начале XIV века разгромила тамплиеров, и Грааль исчез, если и был. Где обретается сейчас Грааль — дело легендарное и, в новом свете, детективное. Скорее всего, за всем этим — пустота. Разоблачительная идея увлекательного романа Брауна эффектна лишь внешне. Ничто не может переубедить человека убежденного или разуверить верующего (об этом «иммунитете веры» в конце очерка). Тем более аргументы с несмываемым клеймом «фальшь», если не «чушь». Многомудрая церковь лишь номинально реагирует на все эти, уже тысячелетние, разговоры о потомках Христа, в случае с «Кодом да Винчи» лишь осуждая балаганные религиозные спекуляции, устроенные СМИ вкупе с автором.
Казнь, воскресение
К какой же возможной расправе с ним готовился Иисус? Перечень публичных смертных казней религиозных преступников в древней Иудее невелик, начинается и заканчивается побитием камнями. Причем это наказание следует как за достаточно серьезное религиозное преступление, так и за легкомысленное женское прелюбодеяние. Побитие камнями в нужных случаях сочеталось с последующим повешением (так погиб Иаков, брат Иисуса). Естественно, Иисус был в курсе. И на это побитие, как уже упоминалось, он не раз нарывался и легко уклонялся от него, проходя меж «камнеметателями». Как он на них воздействовал, не сообщается. И это воздействие он лишний раз оттренировал, как мы предполагаем, в эпизоде с преображением. Побитие камнями — это высшая мера наказания, которой он опасался и на которую он «закладывался» в своем религиозном конфликте с синедрионом. Заключение в крепость, как Иоанна Крестителя, он вряд ли считал крайне опасным, непреодолимым для себя, для своей свободы препятствием. От надзирателей он ушел бы, как Колобок.
И побитие камнями, и распятие, наверное, успел пронаблюдать почти каждый взрослый иерусалимец, явно довелось и Иисусу. И каждый был наслышан и о печальных концах, и о счастливых случайных избавлениях от смерти после таких расправ. Некоторые казненные висели на крестах много дней, оставаясь в живых. Есть даже конкретные сведения. Иосиф Флавий сообщает в своей «Автобиографии», что однажды, возвращаясь с военной разведки, он увидел множество давно распятых еврейских пленников, и в том числе троих знакомых. Он упросил Тита Веспасиана освободить их, и, когда их сняли с крестов и стали приводить в чувство, один из них действительно ожил.
Если считать, что Иисус как-то приготовился, изготовился к побитию камнями, то можно не сомневаться, что мараковали на эту тему и синедрионисты. Поразмыслив, они, конечно, поняли, что публичное побитие камнями Иисуса, как религиозного преступника, дело проблематичное. Мало того, что состав преступления едва скраивался, набрать толпу камнеметателей среди здравомыслящих паломников, наслышанных о просветительстве и благодеяниях Иисуса, представлялось маловероятным. К тому же Иисус неизбежно воззвал бы к толпе, а управлять толпой он горазд, размышляли патриархи, плюс его сверхъестественные способности. Чем дело кончится, проглядывалось плохо. Можно и самим попасть под камни. А может возникнуть и междуусобица, смута по их вине, за что Пилат указал бы им конкретно. Взвесив таким образом все «за» и «против», синедрионисты в последний момент порешили оговорить и предать Иисуса римлянам как политического преступника. Все сразу становилось хорошо. Церковная власть лишний раз подтверждала свою лояльность императорской, устранялся тревожносильный проповедник-конкурент, и устранялся чужими могущественными руками — властью, не терпящей разногласий, сопротивления и не знающей сомнений. Таковым характеризуют прокуратора Пилата достоверные документы. При этом из действия исключалась толпа — здоровое большинство паломников, горожан, которые становились просто зрителями. Короче, этим финтом иерархи расстроили все планы Иисуса, заморочив попутно и Пилата, настроившегося на праздничный отдых. Не исключено, что Пилат действительно поначалу отослал их назад (а то и послал), к Ироду, с их актом доброй воли. И лишь потом, прокляв про себя въедливых евреев, отдал приказ на казнь, раздосадованный по пустякам. И попал в христианские анналы.