Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга I. Начало Евангелия
Шрифт:
Каким образом данная концепция применяется на практике? Сначала на основе текста того или иного Евангелия делаются выводы об основных характеристиках гипотетических общин, в которых оно создавалось, а затем этот же текст рассматривается в свете сделанных выводов. Так, например, Матфеева община (или школа [83] ) представляется как разделенная, разрываемая внутренними противоречиями и скандалами: для нее гипотетический автор (некое лицо, условно обозначаемое именем «Матфей») пишет серию нравственных увещаний, вкладывая их в уста Иисуса [84] . Будучи изначально иудео-христианской, Матфеева община лишь недавно отделилась от синагоги [85] . Со временем эта мессианская иудейская община [86] становилась все более открытой для язычников. Этим якобы объясняется наличие в Евангелии от Матфея таких кажущихся взаимоисключающими речений, как заповедь Иисуса не ходить на путь к язычникам (Мф. 10:5) и Его же заповедь крестить все
83
См., напр.: Stendahl K. T e School of Matthew. P. 20–29 (автор представляет Евангелие от Матфея как учебник для Матфеевой школы).
84
T ompson W. G. Matthew’s Advice to a Divided Community. P. 258– 264.
85
Carter W. Matthew. P. 71.
86
Deutsch C. Hidden Wisdom and the Easy Yoke. P. 17.
87
Meier J. P. T e Vision of Matthew. P. 6–15; Meier J. P. Matthew. P. XI–XII. Похожую картину рисует У. Луц, считающий, что «Евангелие от Матфея родилось в иудейско-христианской общине, которая становилась более открытой к христианской Церкви из язычников в период после 70 года». См.: Luz U. Studies in Matthew. P. 7–13.
Такой подход мы считаем ошибочным и порочным по целому ряду причин.
Во-первых, он подрывает доверие к Евангелиям как историческим источникам, содержащим достоверные сведения о том, что делал и чему учил Иисус, поскольку превращает Иисуса в литературный персонаж, созданный тем или иным автором для конкретных пастырских нужд.
Во-вторых, он недооценивает роль межцерковной коммуникации. В эпоху, когда создавались Евангелия, церковные общины находились в постоянном и тесном общении [88] . Между церквами уже в I веке существовало то, что современный ученый остроумно назвал «священным интернетом» [89] – широкая коммуникационная сеть, позволявшая быстро и регулярно обмениваться информацией самого разного рода. В этой ситуации трудно представить себе автора, который писал бы текст такого калибра, как любое из четырех Евангелий, исходя из узких нужд своей общины и не имея при этом в виду потенциального читателя из других общин (не говоря уже о будущих поколениях читателей). Евангелие от Матфея нельзя сравнивать с посланиями апостола Павла, адресованными конкретным общинам (Римлянам, Коринфянам, Галатам, Ефесянам и т. д.): оно, несомненно, предполагает более широкий круг читателей [90] .
88
Bauckham R. For Whom Were the Gospels Written? P. 45–46.
89
T ompson M. T e Holy Internet. P. 49.
90
Stanton G. N. A Gospel for a New People. P. 50–51.
В-третьих, этот подход основывается на упоминавшейся выше парадигме литературного мышления, согласно которому весь процесс создания Евангелий происходил в кабинетной обстановке и сводился к написанию текстов и редактированию их. Данная парадигма не учитывает особенности устной традиции, внутри которой Евангелия или их прототипы – отдельные сюжеты из жизни Иисуса и Его отдельные изречения – существовали на протяжении, по-видимому, достаточно долгого времени.
Что же касается приведенных в Евангелии от Матфея изречений, кажущихся взаимоисключающими, то их более подробный анализ показывает, что они вполне могут восприниматься как взаимодополняющие: их наличие в прямой речи Иисуса вовсе не означает, что одно из них аутентично, а другое нет.
Мифы очень часто соседствуют с догмами, и некритичное использование мифологии приводит к догматизму. Само это слово вызывает отторжение у многих светских ученых, работающих в области новозаветных исследований, потому что одной из целей своих трудов они как раз и ставят освобождение текста Нового Завета от наслоений церковного догматизма. Однако стремление к достижению этой цели приводит к иной форме догматизма – когда то или иное утверждение ученых начинает восприниматься как неоспоримая догма или аксиома.
По словам исследователя, «ярким примером некритичного догматизма в литературе по Новому Завету является представление о том, что синоптические Евангелия должны датироваться временем после окончания Иудейской войны 66–70 годов, поскольку они содержат в себе пророчество ex eventu о разрушении Иерусалима римлянами в 70 году» [91] . Термином «пророчество ex eventu [92] » в литературоведении и историографии обозначают описание события, созданное уже после того, как оно имело место, но датированное более ранним периодом с целью придать ему вид предсказания или пророчества. Тот факт, что все синоптические Евангелия содержат пророчества о разрушении Иерусалима (Мф. 24:2; Мк. 13:2; Лк. 21:6), заставляет ученых, придерживающихся такого подхода, датировать их концом I века.
91
Reicke B. Synoptic Prophecies on the Destruction of Jerusalem. P. 121.
92
Ex eventu (лат.) –
Представление о том, что синоптики не могли зафиксировать пророчество Иисуса о разрушении Иерусалимского храма до того, как это событие произошло, основывается либо на недоверии к ним как авторам повествования, либо на предубеждении против самой возможности наличия у Иисуса пророческого дара. Простое допущение этой возможности сразу подрывает гипотезу о позднем происхождении синоптических Евангелий, делает ее уязвимой, сомнительной и в конечном счете ненужной. Как отмечает современный исследователь, «новозаветная критическая наука обладает любопытной способностью считать “подлинными” те пророчества, которые не исполнились, и слишком часто настаивает на том, что исполнившееся прорчество – лишь описание события, сделанное позднее, но облеченное в форму пророчества» [93] .
93
Nolland J. T e Gospel of Matthew. P. 14.
Разрушение Иерусалимского храма. Ф. Айец. XIX в.
К числу гипотез, фактически превратившихся в догмы, можно отнести представление о первенстве Марка, из которого Матфей якобы заимствовал свои сюжеты. Сначала за догму принимается первенство Марка, потом на основании этого ставится под сомнение авторство Евангелия от Матфея: «С какой стати Матфею, свидетелю событий, столь покорно следовать рассказу Марка, который свидетелем не был?» [94] При этом не соответствующие догме гипотезы о том, что Марк мог следовать тексту Матфея или что два евангелиста работали с независимыми источниками (устными или письменными), продолжают считаться маргинальными.
94
Мецгер Б. Новый Завет. Контекст, формирование, содержание. С. 105. См. также: Turner D. L. Matthew. P. 7.
Догмой для многих исследователей по-прежнему остается «источник Q», на который до сих пор ссылаются как на утраченный. Вот типичный пример:
Однажды, еще до появления Евангелий в том виде, в каком они знакомы читателям Нового Завета, первые последователи Иисуса написали другую книгу. Вместо рассказа о драматичной истории жизни Иисуса эта книга содержала только Его поучения. Они жили с этими поучениями, звучавшими у них в ушах, и думали об Иисусе как основателе своего движения. Но они не были сфокусированы на личности Иисуса, на Его жизни и судьбе. Они были поглощены социальной программой, содержавшейся в Его поучениях. Итак, их книга не была Евангелием христианского толка, то есть рассказом о жизни Иисуса как Христа. Скорее, оно было «Евангелием изречений»… Потом это «Евангелие» было утрачено. Может быть, обстоятельства изменились, или люди изменились, или их представление об Иисусе изменилось. В любом случае книга была потеряна для истории где-то в конце I века, когда начали создаваться истории жизни Иисуса, которые стали более популярными формами уставных документов для раннехристианских кругов [95] .
95
Mack B. L. T e Lost Gospel. P. 1.
Есть разница, – продолжает тот же автор, – вспоминают ли основателя того или иного движения за его учение или за его жизнь и судьбу. Для ранних последователей Христа главными были циркулировавшие под Его именем сборники наставлений, касающиеся различных идей, отношения к жизни и поведения. И только впоследствии, когда движение стало разрастаться, группы его адептов в разных местах и в изменившихся обстоятельствах начали задумываться о жизни, которую должен был прожить Иисус. Тогда-то Его жизнь и начала обрастать различными мифами, главным из которых стала история Его воскресения из мертвых, смоделированная на основе античных мифов. Эта история нашла отражение в посланиях Павла, а затем и в Евангелиях, появившихся: от Марка – в 70-х годах, от Матфея – в 80-х, от Иоанна – в 90-х, а от Луки – в начале II века. Повествовательные Евангелия заменили тот первоначальный источник Q, который появился, когда еще не было христиан, а были «люди Иисуса», не верившие в Христа как Бога и в Его воскресение. Вот почему открытие этого источника путем вычленения его из канонических Евангелий имеет такую важность, хотя и огорчает последователей традиционного христианства [96] .
96
Mack B. L. T e Lost Gospel. P. 1–2.
Даже по стилю изложения эта фантастическая история, целиком и полностью являющаяся плодом воображения ученого, напоминает миф или сказку. Проблема, однако, заключается не в том, что сказка была создана и в нее поверили, а в том, что она дает ложную картину возникновения христианства и его развития на начальном этапе. Вся древнецерковная письменность свидетельствует о том, что именно личность Иисуса, Его жизнь, смерть и воскресение (а не Его социальное или нравственное учение) стояли в центре христианского благовестия с самого начала. Представлять дело так, будто ранних христиан интересовало только учение Иисуса и лишь впоследствии, под конец I века, они начали сочинять рассказы о Его жизни, придумали миф о Его воскресении, значит переворачивать историю возникновения христианства с ног на голову, рисовать полностью извращенную и вводящую в заблуждение картину.