Иисус: последние дни. Что же произошло на самом деле
Шрифт:
И сейчас настало время рассмотреть древние иудейские погребальные обычаи. Во–первых, погребение совершалось в день смерти или, если смерть наступила вечером или ночью, — на следующий день. Это вносит элемент драматизма во многие хорошо знакомые евангельские отрывки. Можно вспомнить историю вдовы из города Наин: «Когда же Он приблизился к городским воротам, то вот, выносили умершего, единственного сына у матери его, и она была вдова, и немало народа из города было с ней» (Лк 7:12). Ее единственный сын умер в тот день (или накануне вечером). В момент встречи с Иисусом мать переживает горе потери во всей его остроте. Можно вспомнить и рассказ об отце, который в отчаянии спешит привести Иисуса в свой дом, надеясь, что его дочь еще жива. Иисус, «придя в дом начальника», видит «играющих на свирели и толпу шумящую» (Мф 9:23). Оказывается, в тот момент, как они пришли, девочка умерла и здесь же начались похороны с музыкой и плачем.
После смерти тело омывают и заворачивают в пелены. Об этом говорят некоторые места евангелий и других источников. Так, Лазарь
День похорон был первым днем оплакивания, продолжавшегося неделю (Семахот 12.1). Об этом свидетельствует иудейский историк Иосиф Флавий, описавший смерть, похороны и оплакивание Ирода Великого (4 до н.э.): «Архелай [старший из остававшихся в живых сын Ирода] справил в честь отца, как того требовал обычай, семидневный траур, затем угостил своих друзей и, отменив траур, направился в храм» (Древн. 17.200). Обычай оплакивать умершего семь дней основан на Писании: так, Иосиф «сделал плач по отце своем семь дней» (Быт 50:10); об останках же царя Саула и его сыновей говорится, что израильтяне «взяли кости их, и погребли под дубом в Иависе, и постились семь дней» (1 Цар 31:13).
Оплакивание совершалось у входа в гробницу или внутри нее, и это объясняет, почему археологи иногда находят гробницы с приподнятой частью потолка: это позволяло оплакивающим молиться здесь стоя согласно иудейскому обычаю. И конечно, если люди заходили в гробницу, понятно, почему тела умащали благовониями. В гробницах и пещерах для захоронений обнаружено множество флаконов и сосудов для благовоний. Можно себе представить, какой там стоял запах на шестой–седьмой день.
Обычно через год после погребения кости собирали и складывали в отдельную нишу или в оссуарий. Об этой практике так называемого вторичного погребения свидетельствуют археологические раскопки иудейских могил того времени, когда жил Иисус: «Когда плоть разлагается, собирают вместе кости и полагают их в должное место» (м.Санхедрин 6:6); «Сын мой, похорони меня сначала в гробнице. А по прошествии времени собери кости мои и положи их в оссуарий, но не бери их собственными твоими руками» (Семахот 12.9; ср. Семахот 3.2). Раввинистическая литература также говорит о том, что кости складывали в оссуарий через двенадцать месяцев после первого погребения (см. в.Киддушим 31b).
Однако в случае казни преступников эти обычаи выглядели иначе. Их также погребали должным образом, но не в таких почетных местах, как, скажем, семейная гробница. Об этом ясно говорят ранние раввинистические тексты: «Не погребают их (казненных преступников) в гробнице отцов их. Но два места погребения их приготовил синедрион: одно — для обезглавленных или задушенных, второе — для побитых камнями или сожженных» (м.Санхедрин 6:5); «Ни тела, ни кости нельзя переносить из места бесчестного в место почетное, равно как и (о чем и не стоило бы говорить) из места почетного в место бесчестное; однако в случае семейной гробницы разрешено их переносить, даже если почетное место меняется на бесчестное» (Семахот 13.7). Тело преступника не хоронили в почетном месте, а кроме того, запрещалось его публичное оплакивание: «Не делали они [открытого] плача… скорбя только лишь в сердце своем» (м.Санхедрин 6:6). Иудеи верили, что душа умершего находится около тела в течение трех дней: «Три дня (после смерти) душа парит над телом, стремясь вернуться в него, но когда видит, что облик его меняется, тогда отходит» [Лeв.Рабба на Левит 18.1 (на Лев 15:1–2)]. Изменение лица на третий день объясняет, почему скорбь сильнее всего в первые дни: «Скорбь во всей ее силе длится три дня, пока еще вид лица можно распознать» (Кох. Раб. 12:6 §1). Это любопытное представление, вероятно, стоит за яркой историей воскресения Лазаря, брата Марии и Марфы (Ин 11:1–44). Слова, что Лазарь мертв уже «четвертый день» и его тело «смердит» (11:39), предполагают, что всякая надежда уже утрачена. С момента смерти Лазаря прошло более трех дней. Его душа отошла; его лицо изменило свои черты. Возвращение к жизни уже кажется невозможным.
Таковы погребальные обычаи иудеев. Но всегда ли они хоронили умерших? Какое значение имели для них похороны? Могли ли они оставить тела каких–то людей, например казненных преступников, без погребения?
Погребение необходимо
В Средиземноморье в эпоху поздней античности достойное погребение умершего было священным долгом, и это особенно справедливо, если речь идет о культуре и религии иудеев. Во–первых, должное погребение выражало заботу о самом умершем. Значение заботы об умерших и их достойном погребении широко отражено в Писании: от подробного рассказа о том, как Авраам приобретает пещеру для погребения Сарры (Быт 23:4–19), до описания погребения патриархов и царей Израиля. Особого внимания заслуживает история о том, как тело Иакова переносят в Ханаан, чтобы похоронить его в высеченной им самим гробнице (Быт 50:4–14). Интересна в этом отношении и судьба Иосифа: его похоронили в Египте, но затем, во времена Исхода, его останки извлекли из могилы, чтобы захоронить в Ханаане (Быт 50:22–26, Ис Нав 24:32). Кости убитых Саула и его сыновей были погребены в Иависе (1 Цар 31:12–13). Позднее Давид выразил свое одобрение тем, кто это совершил (2 Цар 2:5: «Благословенны вы у Господа за то, что оказали эту милость господину своему Саулу, и погребли его»). Затем кости Саула переносят в землю Вениаминову (2 Цар 21:12–14). Погребения удостаивались даже нечестивцы, погибшие от кары свыше: израильтяне, мечтавшие в пустыне о мясе (Числ 11:33–34), или отдельные казненные преступники (Втор 21: 22–23). Тела врагов Израиля, павших в битве, сжигали (3 Цар 11:15). Надлежало предать огню даже тела бойцов эсхатологического войска Гога (Иез 39:11–16). Оставить мертвое тело, даже если это тело врага, лежащим без погребения означало навлечь проклятие на землю (Втор 21:22–23).
Идея необходимости должного погребения составляет фон для тех отрывков, в которых говорится об отказе в погребении — обычно в связи с грехом или Божественной карой. Моисей предупреждал израильтян: если они нарушат завет, их убьют враги и их непогребенные тела станут пищей для птиц и зверей (Втор 28:25–26). Спустя много лет такая участь постигла семейства нечестивых царей Иеровоама (3 Цар 14:11) и Ахава (3 Цар 21:24). Согласно одному грозному пророчеству, кто из них умрет в городе, «того съедят псы, а кто умрет на поле, того расклюют птицы небесные» (3 Цар 21:23–24). Тело самой Иезавели поедают собаки, так что оно становится «как навоз на поле» (4 Цар 9:33–37); то есть ее плоть съели, а потом ею опорожнились. Не останется знака, который говорил бы: «Тут лежит Иезавель». Подобный образ использует Иеремия, обращаясь к своим соотечественникам с грозным предостережением: «И будут трупы народа сего пищею птицам небесным и зверям земным, и некому будет отгонять их… и не уберут их и не похоронят: они будут навозом на земле» (Иер 7:33, 8:2; ср. 14:16, 16:4, 20:6, 22:19, 25:33; см. также Пс 78:2–3; Иез 29:5; Война 1.594: «он прикажет так обработать ее тело пытками, что ничего от нее не останется для погребения»).
В Книге Товита говорится об иудеях в изгнании, убитых и оставшихся лежать вдоль дорог или выброшенных за городскую стену. Главный герой, по имени которого названа книга, — праведник, соблюдающий иудейские обычаи относительно еды, делится одеждой и пищей с бедными и, несмотря на огромный риск, погребает умерших. Эта картина отражает грозные слова Иеремии о суде над израильтянами, которые в изгнании будут убиты и останутся без погребения.
Товит славен многими добрыми делами, но на первом месте стоит погребение умерших (1:18–20; 2:3–8; 4:3–4; 6:15; 14:10–13). Некоторые из тел, без сомнения, принадлежат не просто убитым, но казненным властями людям. Праведник Товит объясняет: «Тайно погребал [ethapsa] я и тех, которых убивал царь Сеннахирим, когда, обращенный в бегство, возвратился из Иудеи. А он многих умертвил в ярости своей. И отыскивал царь трупы, но их не находили» (1:18). Еще один умерший из похороненных Товитом (2:3) также был казнен — или «удавлен» (как в переводе New Revised Standart Version), либо «выставлен», то есть публично повешен. Иудеи понимали, что обязаны похоронить своих соплеменников, казненных языческими властями, и это крайне важно для нашего исследования.
Иосиф Флавий совершенно согласен с Книгой Товита. Говоря о нравственных обязанностях иудея, Флавий говорит: нам «следует предоставлять всем, кому это необходимо, огонь, воду, пищу, указывать дорогу, никого не оставлять без погребения [ataphon]. И не быть слишком жестокими по отношению к врагам» (Против Аниона 2.211; ср. 2.205).
Быть может, самый яркий образ отношения иудея к погребению дает Филон Александрийский, когда описывает скорбь Иакова, получившего весть, что его сын Иосиф умер и был растерзан дикими зверями. Патриарх оплакивает сына такими словами: «Сын мой, не столько смерть твоя печалит меня, сколько ее обстоятельства. Если бы ты был погребен [ethaphes] в земле твоей, я бы утешал тебя подле твоего смертного одра, видя тебя и ухаживая за тобой, я бы сказал тебе последнее прости, когда ты умер, закрыл бы очи твои, обвил бы твое лежащее тело пеленами, устроил бы богатые похороны и проследил бы, чтобы были исполнены все до единого обряды» (Об Иосифе 22–23).
В плаче, который Филон вложил в уста Иакова, говорится о значении погребения:
И воистину, если бы ты был убит или умер по чьему–то намерению, скорбь моя не была бы столь тяжкой, ибо если бы поразил тебя человек, он бы сжалился над своей жертвой, собрал бы прах земной и засыпал ее тело. И даже если бы самые бессердечные изо всех людей могли бросить тело без погребения, тогда проходящий по пути мог бы остановиться, чтобы поглядеть на него, и из жалости, свойственной нашей общей природе, почувствовать, что должен он совершить погребальный обряд