Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне
Шрифт:
Город, подобных которому нет в мире, город, чья судьба ни с чем не сравнима, город, сотворенный Всевышним и сверкающий, как драгоценный камень в оправе из желтых холмов, – так говорили евреи об Иерусалиме. В годы Вавилонского плена страдавшие в изгнании евреи жаловались в одном из самых прекрасных псалмов Израиля: «На берегах вавилонских рек сидели мы и плакали, вспоминая Сион. На соседние тополя мы повесили свои арфы. […] Если я забуду тебя, Иерусалим, пусть высохнет моя правая рука! Пусть мой язык прилипнет к нёбу, если я не ставлю Иерусалим на вершину моей радости»170.
Этот город, окруженный зубчатыми стенами и мощными башнями, защищенный Кедронским рвом с западной стороны и Тиропеонской долиной с востока, был построен здесь, чтобы контролировать единственный источник воды в этой местности – ручей Тихон у подножия Сионского холма. В VII в. до начала христианской эры царь Езекия велел построить туннель длиной 553 м, по которому вода Тихона текла в резервуар Силоэ. Этот туннель существует и сегодня.
При
Ирод не жалел средств на его постройку: десятки тысяч рабочих трудились на строительстве Храма много лет. Старый Храм сровняли с землей, вершину Храмовой горы (она же гора Мория) расширили за счет искусственных насыпей. Фундамент этой огромной площади был построен из гигантских каменных блоков; говорили, что некоторые из них весили 400 т. Сохранившиеся до сих пор четырнадцать нижних рядов западной стены (Стена Плача) – лишь малая ее часть. Лишь на то, чтобы поднять наверх и выровнять эту платформу, понадобилось восемь с половиной лет и сложные механизмы из рычагов и шкивов.
Комплекс Храма имел форму неправильного прямоугольника. Его периметр был равен 1550 м (470 м восточная стена, 485 м западная, 315 м северная и 280 м южная). Он делился на две части – внешняя ограда из мягкого белого камня, на которой была построена площадь, и само святилище. Огромные лестницы вели на эту площадь с востока и с юга, а сама она делилась на несколько дворов. В них входили через девять обитых золотом дверей171.
Первый двор, самый просторный, назывался Двором язычников (гойим), то есть неевреев. Он был окружен колоннадой из мрамора, высота которой была 11,5 м. В этом дворе собирались тысячи евреев и неевреев. На юге возвышался во всем своем великолепии Царский портик, самое крупное здание периметра. Он был двухэтажным, его крышу поддерживали шестьдесят две мраморные колонны с коринфскими капителями. Колонны стояли в четыре ряда и разделяли здание на три нефа. На востоке, со стороны долины Кедрона, тянулась другая впечатляющая колоннада – длинный Портик Соломона.
Двор язычников был огорожен балюстрадой высотой 1,3 м. Пройдя за нее, человек попадал на территорию самого Храма. Туда доступ был разрешен только евреям, и доказательством этого служит металлическая табличка, которая сейчас хранится в Археологическом музее Стамбула. На ней написано: «Неевреям и всем иноземцам запрещается входить за ограду и каменную стену вокруг Храма. Любой нарушитель, обнаруженный там, подлежит смертной казни». Неевреи, конечно, могли жертвовать Богу в Храме купленных ими животных, но жертву закалывали священники в отсутствие дарителя. Поднявшись на несколько ступеней, можно было войти на центральную террасу, к внутренней ограде, имевшей девять ворот, облицованных золотыми и серебряными пластинами. Одни ворота, самые роскошные, сделанные из коринфской бронзы, назывались Красные (в значении «красивые»).
Вошедший оказывался во Дворе женщин (предназначенном только для женщин-евреек). Пройдя через него и поднявшись по пятнадцати полукруглым ступеням, он подходил к Никаноровым воротам, створки которых были облицованы золотом и серебром. Створки были такими тяжелыми, что нужно было двадцать человек, чтобы открыть ворота. Через этот вход евреи попадали во Двор израильтян и, находясь там, присутствовали при жертвоприношениях, которые совершались во Дворе священников, на гигантском алтаре высотой 7,5 м. Там на рассвете три раза звучали семь серебряных труб, и сразу после этого сигнала открывались двери. Начинались кровавые жертвоприношения, которые продолжались до наступления вечера. Они открывались и завершались «вечной жертвой» – двумя ягнятами, которых подносил в дар народ. Умертвив жертвенное животное, с него снимали шкуру (она становилась собственностью священников), а тушу вместе со внутренностями сжигали на алтаре. Вечером, после нового трубного сигнала, левиты-помощники убирали кровь, пепел и остатки костей.
Только священники могли входить в само святилище. Это было высокое здание в греческом стиле; в разрезе оно представляло собой квадрат со стороной 50 м. Иосиф Флавий добавляет, что под карнизом были перекладины, украшенные цветными узорами, и «позолоченный фриз в форме виноградной лозы, с которой свисали грозди, восхищавший своей соразмерностью и мастерством исполнения всех, кто видел, из каких роскошных материалов этот фриз был сделан172. Внутри Храм делился на три помещения. Первым был притвор (то есть прихожая). Второе помещение называлось Святилище; там был жертвенник, на котором постоянно курились благовония, справа от жертвенника стоял подсвечник с семью ответвлениями (он назывался Менора), а слева стол для хлебов предложения – двенадцати хлебов, которые символизировали двенадцать древних «колен» (племен) Израиля. Третье помещение называлось Святая святых (Давир); оно было самым священным местом в Храме, его отделяла от остальной части Храма тяжелая завеса. В Святая святых больше не стоял ковчег Завета; теперь это священнейшее место своей пустотой, темнотой и тишиной символизировало таинственное присутствие Предвечного Бога среди Его народа [23] . Говорили, что даже первосвященник входил туда всего раз в год, в день праздника Великого прощения (Кипур), чтобы попросить прощения у Бога за все нарушения Его закона, совершенные народом Израиля. Перед этим первосвященник совершал обряд очищения. Внутренняя отделка помещений и портики-колоннады были завершены лишь в 6—64 гг. – почти накануне начала Иудейской войны.
23
Рассказывали, что Помпей, движимый стремлением узнать тайну религии евреев и увидеть неизвестное божество, которому они поклоняются, вошел с мечом в руке в Святая Святых и удивился, увидев лишь пустую комнату. В этом рассказе речь идет о Храме Зоровавеля, но внутренняя планировка Храма Ирода Великого оставалась той же.
Торгующие в храме
Иисус начал постоянно приходить в Святой город еще в те годы, когда был подростком. Ему был знаком великолепный Иерусалим эпохи Ирода – по словам Плиния Старшего, «намного более знаменитый, чем все другие города Востока». Этот город по праву славился впечатляющими монументами в греческом стиле, амфитеатром, мраморными дворцами и роскошными домами патрициев, портиками-колоннадами, крепостными стенами. В один из больших праздников, как всегда в такие праздничные дни, огромные толпы паломников шли в Иерусалим. Нужно представить себе, какая суматоха была в Святом городе в такие дни от рассвета до заката (за исключением Шаббата). Приходили покрытые пылью караваны из одногорбых верблюдов или ослов, тяжело нагруженных товарами, с шумом входили стада быков или баранов и овец, предназначенных для жертвоприношений. Можно представить себе водоворот движения и красок на узких улочках и во внутренних дворах, крики торговцев и водоносов, резкие запахи скота и нечистот, дымки от жаровен, а внутри Храма – ручьи крови, зловоние бойни, запахи горячего жира и обугленного мяса, которые, смешавшись с ароматами благовоний, темными душными клубами опускаются на город. Несколько узких площадей принимают на себя часть нагрузки, которая легла на переплетенные в клубок улочки старого города – квартала мясников, квартала ткачей шерсти, квартала валяльщиков или рыбного рынка. Только красивая площадь Ксист, построенная по приказанию Ирода Великого и образцом для которой стали греческие агоры, кажется просторной, как площади греческих городов.
Жители Иудеи, Галилеи, Переи, Итуреи, Батанеи и Голана приходили в Иерусалим пешком. Их караваны смешивались с караванами паломников из диаспоры. Оттуда, из других стран, приезжали не только евреи, но также последователи иудейской религии и богобоязненные люди других народов. Среди них были парфяне, мидяне, эламиты, жители Месопотамии, Лидии, Каппадокии, Понта, провинции Азия, Фригии, Памфилии, Египта, люди из окрестностей Кирены в Ливии, римляне, критяне, арабы и другие – словом, все, кого перечисляет Лука в Деяниях апостолов. На эти дни население Иерусалима увеличивалось в три или четыре раза, с 35–40 тысяч до более 150 тысяч человек. Переливаются краски, сплетаются в общий нестройный гул слова на разных языках. Бедняки и богачи, усердные участники религиозных процессий, вместе идут по узким улицам к святилищу.
Возле платформы Храма находятся два рынка – Верхний и Нижний. В эти праздничные дни паломники возле прилавков с сувенирами и вещами, нужными в обиходе, – тканями, кувшинами, масляными лампами – находят в продаже и еду. Здесь продаются баранина, сушеные фрукты, инжир, яблоки, плоды рожкового дерева, миндаль и, разумеется, необходимые паломникам горькие травы, которые должны напоминать о горестях египетского плена, – одуванчик, цикорий и эндивий (цикорный салат).
Иисус прекрасно знал Храм и его многочисленные дворы. Но то, что он увидел в тот раз, в начале апреля 30 г., его возмутило. Во Дворе язычников обосновались продавцы животных и менялы и устроили там беспорядок, как на восточном базаре. Из животных они продавали не только голубей в клетках, но и быков, и баранов, которые стояли на соломе в собственном навозе, загрязняя и оскверняя это святое место, куда было запрещено входить с палкой, сумкой или грузом. Там, где должны царить молитва и отрешенность, звучат блеяние ягнят, мычание быков и деловые крики менял. Как будто это ярмарка на лугу! Иисус дает волю своему гневу. Это же единственный в мире Храм, о котором Яхве сказал Соломону: «Я избрал это место и освятил его, чтобы мое имя обитало здесь вечно, чтобы мои глаза и мое сердце отдыхали на нем все дни!» Как Храм мог превратиться в хлев, клетку для птиц и меняльную лавку? Он берет в руки несколько веревок, делает из них плеть и выгоняет из двора овец и быков, рассыпает деньги менял и переворачивает их прилавки. С продавцами голубей он поступает менее грубо. «Унесите это, – говорит им Иисус. – Перестаньте превращать дом Отца моего в дом торговли!»