Икарова железа (сборник)
Шрифт:
– Тася, пожалуйста, не разговаривай рекламными слоганами.
– Хорошо. Хорошо. «Споки» объясняет непонятные слова, – затараторила Тася. – И еще там стихи. Из школьной программы. Пушкин, Есенин, Лермонтов, Тютчев…
– Стихи и так можно выучить, без всякого «Споки».
– Нет, так нельзя. Ты не понимаешь, так, как «Споки», нельзя. Если учишь стихи по «Споки», не забываешь слова.
– Ерунда.
– Никогда не забываешь слова, – убежденно сказала Тася. – У нас у всех, кто со «Споки», одни пятерки.
– Ну а что там еще кроме Пушкина, в этих «Споках»? – смягчилась Женя.
– Еще там игры.
– Какие?
– Очень
– Что, и Соня Алипова так говорит?
– Да.
– Она же твоя лучшая подруга, нет?
– Уже нет.
– А кто теперь твоя лучшая подруга?
– Теперь никто, – Тася как-то странно на нее посмотрела. – Теперь я одна.
– Почему?
– Потому что у них есть «Споки», а у меня нет. Они с такими не водятся.
– С какими «такими»?
Тася промолчала. Очень странно она смотрела. С каким-то смирением. С тоскливой уверенностью, что сильный имеет полное право разрушить мир слабого. Когда-то уже был этот взгляд… «Важные кусочки, – вспомнила Женя, и сразу стало стыдно и тошно. – Это очень важные маленькие кусочки, это еда для зверей, не выбрасывай, мама». Два года назад она видела у Таси похожий взгляд. В пароксизме хозяйственности, в педагогических целях, просто в плохом настроении разбирала захламленные ящики с игрушками и рисунками и на дне находила кусочки засохшей травы, комки пластилина, обрывки бумажек, скорлупу от орехов, пластмассовые обломки игрушек из киндер-сюрпризов, какие-то бусины, какое-то мелкое крошево… Она все выбрасывала. Бросала в пакет и выбрасывала. А Тася стояла и все говорила, и говорила, и говорила какую-то чушь… И только в конце, когда пакет уже был набит и завязан, до нее вдруг дошло. Засохшие крошки – еда для мягких зверей, помятый фантик – кроватка для резиновой мышки, сухой листок – подарок от знакомого дерева, а бусины – драгоценные камни, а кусок пенопласта – волшебный… Она его выбросила, этот пакет. Было поздно сдаваться. Непедагогично. И вот тогда она впервые увидела этот взгляд. Не злость, не обида. Отчаяние маленького зверька, нашедшего свою нору разоренной…
– …Они тебя обижают? В школе?
– Нет.
– Ты правду говоришь?
– Да.
– Значит, не обижают?
– Нет, – Тася на секунду задумалась. – Просто не замечают.
2
Нарисованные поленья тихонько потрескивали в электрическом камине, и от этого потрескивания под волосами время от времени щекотно пробегали мурашки. Разноцветные «Споки» переливались за стеклами высоченных, во всю стену, стеллажей, как инопланетные елочные украшения. Женя смотрела на них, пытаясь представить, как должно было бы выглядеть наряженное ими неземное, нездешнее дерево, – но вместо дерева представлялся почему-то серебристо-ветвящийся узор компьютерной микросхемы. От «Споки» зарябило в глазах.
Женя зажмурилась и откинулась на плюшевую дымчато-лиловую спинку дивана в ожидании новой волны мурашек. Волна пришла, прокатившись от затылка к щекам, и это было приятно. А еще был приятный запах – с закрытыми глазами он ощущался сильней. В «Нянюшке» пахло библиотекой и Новым годом – не таким, как сейчас, синтетическим, отдающим дешевой китайской игрушкой, а тем, настоящим, из детства. Запах горького шоколада, мандариновой кожуры и увядающей хвои смешивался с пряностью замусоленных книжных страниц. Ни старых книг, ни елки, ни мандаринов в «Нянюшке» вроде бы не было – но запах был, насыщенный, правильный запах детского счастья. Он как-то сразу тебя обволакивал, и словно гладил легонько по голове, и словно оберегал от беды… Все было здесь плюшевое, лиловое, дымчатое, как шерсть британских котят… Как одуванчики… одуванчики из дымчатой шерсти… клочья шерсти, наэлектризованные, летящие в небо идеальным геометрическим клином…
– Не терпится, да, мой зайчик? Вот наш стеллаж, а вот наша полочка!
Женя очнулась от уютной дремоты, когда Тася и девушка-консультант вернулись обратно из игровой комнаты. Ткнула в кнопку, реанимируя потухше-асфальтовый экранчик мобильника: одно новое сообщение, от редакторши: «Ну и где?»; время – 23.30. Получается, Таси не было целый час – и весь этот час она проспала… Вот зря так поздно пришли! Какое-то инфантильное поведение: проверить, действительно ли работают круглосуточно. Теперь ребенок опять не выспится.
– Мама, я выиграла, выиграла! – она сунула в лицо Жене рисунок. – И вот, посмотри, что мы нарисовали!
– Кто «мы»? – Женя мельком взглянула на нарисованную принцессу с золотыми кудрями.
– Ну то есть я. Там был бесплатный урок рисования от «Споки», мне объясняли, как рисовать, но я рисовала сама, карандашами, мне дали карандаши…
– У вашего чада настоящий талант, – сладко сказала девушка-консультант, – к созданию образов. Викторина прошла удачно. Вы можете приобрести «Споки».
– А если бы викторина прошла неудачно, вы бы нам «Споки», конечно, ни за что не продали, – беззлобно огрызнулась Женя.
– Не продали бы, – сказала девица серьезно. – Ни за что.
На ней был платок с золотыми планетами, такой же, как в телерекламе. Под Жениным удивленным взглядом она быстренько натянула улыбку, но глаза не смеялись.
– Ну, понятно, – сказала Женя. – Маркетинг. Типа «Споки» – только для избранных.
– Наоборот. Такое случается крайне редко, – сказала девушка-консультант.
– Какое «такое»?
– Что ребенок не в состоянии пройти викторину.
– Мам, а я правильно на вопрос про папу ответила «путешествует»? Там еще были ответы «папа умер», «папа с нами не живет», но наш папа с нами живет, просто он уехал, ведь да?
– А варианта «папу инопланетяне украли» там не было? – мрачно спросила Женя. – Зачем вообще такие вопросы ребенку задавать? Мы же вроде не к психологу пришли.
– Про инопланетян варианта не было, – серьезно сказала Тася. – Так я правильно выбрала «путешествует» или нет?