Икона для Бешеного
Шрифт:
Не знаю, — пожала плечиками девица, — так родители назвали.
Он налил ей в бокал «Мерло», и она сделала несколько жадных глотков, будто утоляя жажду.
Так ты занимаешься балетом? — поинтересовался Иван.
Куда мне до балета, — с искренним сожалением вздохнула Кристина. — Этот чудила Алекс поставил нам сексуальное шоу, чтобы мы деньги зарабатывали.
Ну и как, получается?
Вы сами видели… Вроде всем нравится, — неуверенно сказала девушка.
Да я не о том, — усмехнулся Иван. — Деньги получается зарабатывать?
Когда как, — уклончиво ответила Кристина, — не голодаем…
Ты из Москвы?
Нет, из Камышина.
А где это? На Урале что ли? — Иван был не силен в российской географии.
Нет. Камышин в Волгоградской области.
На Волге–реке?
Почти.
Родители живы?
Живы. Они в разводе. У отца другая семья. А мать у меня детский врач.
А чего в Москву-то принесло?
В Камышине работы нет. Учиться дальше можно только в Волгограде, да у меня, — она немножко замялась, — наверное, способностей к учению нет. В Москву поехала, чтобы стать фотомоделью. Но пробиться без знакомств очень трудно.
Дурацкое занятие, — сказал как отрубил Иван.
Я стихи пишу. Хотите послушать? — робко спросила Кристина.
Еще в студенческие годы Иван, задыхаясь от ненависти к «государству пролетариата», которым правил злобный коротышка, до конца своих дней так и не научившийся говорить по–русски без грузинского акцента, потом безграмотный хохол, крестьянин–смерд, остроумно прозванный теткой Ивана «непородистым боровом», и «лично» косноязычный Леонид Ильич, находил отдохновение в истории Римской империи — властители ее были в большинстве своем хотя бы яркими личностями.
Он даже посещал лекции на историческом и филологическом факультетах МГУ в качестве вольного слушателя и давал уроки математики разным лоботрясам, чтобы нанять себе частною преподавателя латинского языка. И, как всегда, добился своего: читал Светония в подлиннике. Его, правда, ненадолго, заворожили торжественные и строгие строки Горация и Катулла. Но поэзию он не понимал и не любил. Как, впрочем, и женщин.
Первый сексуальный опыт Иван пережил достаточно поздно. На филологическом факультете он познакомился с девицей из провинции. Она была невзрачна, но умна, потому смотрела и слушала его с неподдельным восхищением, а он втайне всегда в этом нуждался. Девица почти силком притащила его на какую-то вечеринку в общежитие на Ленинских горах. Когда как- то незаметно они остались вдвоем, она лихо расправилась с его девственностью, проделав все необходимое с завидным умением. Филологиня устроилась на нем сверху и попрыгала минуты три, после чего он кончил и тотчас засобирался домой.
Ничего подобного тому, что описывалось в многочисленных книгах, им прочитанных, Иван не ощутил. И сходя из своей железной логики пришел к выводу, что до большевиков еще была какая-то страсть, а теперь и ее они убили, как истребили всю аристократию и вообще духовную элиту. С тех давних пор женщины его практически не интересовали.
Так почитать вам стихи или не надо? — робко переспросила Кристина, не понимая, почему он молчит.
Ситуация забавляла Ивана все больше и больше. Его пресыщенная натура наслаждалась полной и окончательной абсурдностью происходящего. Он — один из пяти реальных повелителей мира — готов потратить свое драгоценное время на слушание стихов какой-то юной потаскушки. Такой великолепный абсурд возможен только в России!
Читай, — милостиво разрешил Иван.
Кристина подняла голову, распрямилась и прочла:
Вечер плавно перетек в ночь, Я в метро от суеты еду прочь. И чужие лица мне родней, Было множество таких ночей. Отчего ж, как никогда, светло, Как во сне или в хорошем кино? Просто стало свободней дышать — Я смогла все, что хотела, сказать.Кристина вопросительно посмотрела на своего единственного слушателя. Иван, который когда-то внимательно проштудировал каббалу и множество работ по магической силе цифр и слов, задумался над первой строкой: «Вечер плавно перетек в ночь». А у него сегодня вечер никак не закончится, и уж «плавным» его при всем желании не назовешь. Чистое совпадение или знак? Пусть еще почитает.
Можно еще? — Кристине явно хотелось,
Читай, — согласился Иван.
Холодный лунный свет залил мои зрачки. Они окаменели и потухли. Опутали сетями паучки Мою истерзанную от раздумий душу. Кричу тебе. Но голос мой немеет. Серебряная пыль мешает мне дышать. Как оказалось — жить я не умею И не умею даже выживать…«Откуда ей известно о роли Луны и символике паука в древних эзотерических трактатах? И эта «серебряная пыль» — чисто космический символ… Может, она — медиум? Надо проверить», — не говоря ни слова, подумал Иван.
Ободренная его молчанием, Кристина вошла во вкус.
А теперь о любви, — объявила она, не заметив, что Иван скривился.
Опять. Опять ты появился. Опять запутал мысли мне. Как снег на голову свалился, И снова я как в дивном сне. Ты для меня — смертельный яд. Моя живительная влага! Один лишь твой влюбленный взгляд — И ничего уже не надо. Ты боль моя, я вся горю, Горю, лишь только прикасаюсь к тебе слегка. Люблю тебя, тебя люблю, Люблю до слез и в этом каюсь. Я каюсь в том, что не могу Тебя забыть — Твои глаза и тихий шепот… К тебе, как к солнцу, я лечу, Забыв про свой печальный опыт. А может, уж пора остыть От этой страсти безрассудной? Забыть его, себя простить, Отдаться власти жизни блудной? Ну нет уж, он теперь со мной! Он — мой, а я — его Джульетта. Любовь задаст вопрос немой И будет робко ждать ответа. За чувства глупые винить Не устают чужие люди. Им не дано вот так любить И никогда дано не будет! И даже если целый мир Меня отринет и осудит, Из-за тебя я все стерплю Я усмехнусь и будь, что будет. [2]2
Стихи принадлежат перу начинающей поэтессы Елены Ременец и публикуются с ее любезного согласия.
Иван зевнул во весь рот. «Бабские слезы и слюни», — с неприязнью подумал он. Достоинства поэтические Иван оценить не мог и не намеревался этого делать, но сидевшие в нем локаторы ловца душ человеческих уловили в прозвучавших строчках страсть, извечную русскую тоску и невозможность выхода. И потом эти эзотерические символы в ее стихах…
Кристина покорно ждала приговора:
Вам не понравилось?
Скорее да, чем нет. Но я плохо разбираюсь в поэзии, — признался Иван.
Пытаясь сообразить, что стоит за этим уклончивым ответом, девушка посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он, прошедший школу гипноза у старейших африканских колдунов, служителей тайного культа вуду, своим пронизывающим взглядом заглянул в душу Кристины.
Там было пусто, холодно и одиноко.
Твои стихи где-нибудь печатались?
Что вы, конечно, нет. Кому я со своими писаниями нужна? Я и предлагать их куда-то стесняюсь. Да и читать боюсь. Не знаю, почему вдруг с вами осмелела.
Иван вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник, достал из него кредитную карточку «Виза» и бросил перед ней на стол:
— На карточке примерно пятнадцать тысяч долларов. Тебе хватит, чтобы издать книжку и первое время не голодать, — веско сказал он.