Икс-30 рвёт паутину
Шрифт:
В игорном доме «Вселенная»
Стоя перед зеркалом, Фан Тхук Динь завязывал галстук. Слуга — его звали Нам — спросил:
— Вы возьмёте с собой рубашку?
Диню этот человек был глубоко противен, но на его лице сияла вежливая улыбка:
— Спасибо, не надо. Сегодня я выйду лишь на прогулку.
Слуга, попятившись, вышел из комнаты. Ему было уже за сорок. Квадратное лицо, плотно сжатые губы, низкий лоб, густые брови, тупой взгляд, медленная походка, низкий голос. Его глаза производили странное впечатление: обычно они были сонные, безжизненные, но иногда их взгляд становился острым, быстрым, словно взгляд детектива. Фан Тхук Динь знал, что Лам в течение двадцати лет
Фан Тхук Динь знал также, что Нго Динь Ню имел особые соображения, руководствуясь которыми и приказал Наму прислуживать ему. Однажды, вернувшись домой, Динь обнаружил, что его письменный стол кто-то открывал, хотя ящик стола был заперт на ключ. По распоряжению Нго Динь Дьема Фан Тхук Диня разместили во дворне Залонг, где ему предоставили две просторные комнаты: спальню и кабинет. В его распоряжении имелся автомобиль марки «Рено», выезжая на котором в город, он имел возможность полностью затеряться среди тысяч других таких же машин. Машины марки «Рено» были распространены в городе.
Завязав галстук, Динь закрыл дверь и сказал Наму, постоянно крутившемуся поблизости:
— Ты оставайся дома. Если господин Дьем спросит меня, скажи, что я пошёл прогуляться.
Динь прошёл через двор к гаражу. Неожиданно до его слуха донёсся нежный женский голос. Это была жена Нго. Динь Ню, Она сидела на каменной скамейке в тени деревьев и пристально смотрела на него. Динь почтительно, слегка наклонив голову, произнёс:
— Здравствуйте, госпожа Чан Ле Суан.
Ей было за тридцать. Но лицо её и фигура говорили о том, что она всячески стремится сохранить прелесть молодости и для этого многие часы проводит в институте красоты. Она была одета в длинное белое платье без рукавов, с большим декольте. Из-под платья виднелись широкие белью брюки и белые босоножки. На её руке сиял золотой браслет с бриллиантами. Каждая её фраза, каждый жест, любое слово были тщательно отрепетированы, словно слова из пьесы. Она пребывала в постоянном напряжении, будто находилась перед кинокамерой. Посмотрев на Фан Тхук Диня, госпожа Суан пожурила его:
— Сколько раз я просила вас не называть меня так. Я ведь ещё молода.
— Прошу извинения, — вновь очень вежливо произнёс Динь, — но вы ведь супруга советника, и я хотел бы к какой то форме выразить уважение к вам.
— Да поймите же, — продолжала Ле Суан, покачав головой, — у нас с мужем очень мало общего. Дела, которыми он занят, быстро старят его. Я же молода душой. Мой муж малоразговорчив, а я люблю поговорить. Муж занят лишь одними делами, он живёт очень замкнуто, а мне необходимо общение. Испытующе посмотрев на Диня, она добавила: — Когда рядом со мной муж или посторонние люди, вы можете называть меня, как называли прежде, но когда мы один, прошу вас, не будьте так официальны.
— Хорошо…
— Я очень высокого мнения о вас, вы знаете об этом?
— Спасибо.
— И вот что я ещё скажу вам. Я очень ценю вас и поэтому хочу предупредить: профессор Фишел не доверяет вам и внимательно следит за каждым вашим шагом. В чём тут дело?
— Не знаю… Не пойму, почему он уделяет такое повышенное внимание моей персоне. — Фан Тхук Динь бросил на Ле Cyaн пленительный взгляд.
— Может быть, из-за меня, — улыбнулась Ле Суан. — Профессор Фишел — специальный политический советник Нго Динь Дьема. Он постоянно бывает во дворце Залонг и не отходит от меня. Он заискивает передо мной, уделяет мне повышенное внимание, и это приводит в замешательство даже Нго Динь Ню. А в это время я… — Ле Суан посмотрела на Фан Тхук Диня печальным взглядом. — Поймите меня. Мне вовсе не нужно его внимание…
— Я никогда не задумывался над этим. — Фан Тхук Динь заметил, что Фишел постоянно обращает внимание на него. Однако причины тому он не склонен был видеть в упрощённых конструкциях, которые нарисовала ему Ле Суан. О каких бы любовных страстях ни шла речь, Фишел был прежде всего сотрудником ЦРУ и оставался им при любых обстоятельствах.
— Я слышала, что вы якобы не хотите жить во дворце, — сказала Ле Суан.
— Да, мне хотелось бы перебраться в город.
— Почему? Вас обидел кто-нибудь из пашей семьи? Или вы недовольны тем, что не занимаете никакого поста в правительстве? Если так, то вы не правы. Есть люди, которые, не занимая никакого официального поста, куда важнее, чем официальные деятели. Вы же видите, ни я, пи мой муж не занимаем никакого официального поста.
— Нет, дело не в этом. Я хочу, госпожа… Извините… Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня. Я признателен шефу и его семье, все вы так много сделали для меня и считаете меня близким человеком. Я хочу выехать из дворца, извините за откровенность, чтобы обезопасить вас.
— Я не совсем понимаю вас, — сказала Ле Суан, нахмурив брови.
— Боюсь, что Фишел распустит порочащие вас слухи.
— О, этого вы можете не опасаться. Я не боюсь слухов. Но если вы покинете дворец, то можете подвергнуться опасности. Я не преувеличиваю своих заслуг, но хочу сказать, что до тех нор, пока вы проживаете здесь, я могу защитить вас от любых неожиданностей. Я ваша надёжная защитница. Кроме премьер-министра у вас есть ещё один человек, на которого вы можете положиться. Это — я. — Ле Суан повернула голову к спинке скамейки, подставляя спою белую шею лучам солнца.
— Большое нам спасибо, — произнёс Фан Тхук Динь голосом, полным признательности.
— Вы очень заняты? Садитесь, поговорим. — Ле Суан подвинулась на край скамьи. — Я чувствую себя неловко, когда вы стоите.
— Извините, у меня дела. Я должен идти.
— Я слышала, вы в последнее время зачастили в различные ресторанчики, дансинги?
— Я делаю это исключительно для развлечения.
— А что же, во дворце Залонг вас ничто не развлекает?
— Очень прошу вас, не понимайте мои слова превратно. Внимание, которое уделяет мне премьер-министр и его семья, доставляет мне огромную радость…
Фан Тхук Динь понимал, что разговор может пойти и нежелательном для него направлении, и, извинившись ещё раз, попрощался и пошёл к машине. У Ле Суан, провожавшей его взглядом, вырвался невольный вздох. Надвигались вечерние сумерки. Тени огромных деревьев парка становились с каждой минутой темнее и гуще.
Фан Тхук Динь подъехал к воротам, часовой поспешно распахнул их. Машина, выехав в город, быстро смешалась с потоком автомобилей, мчавшихся но вечернему Сайгону. В городе зажигались уличные фонари. С наступлением темноты палящая дневная жара сменилась прохладным ветерком, дувшим в город с реки. В Сайгоне царило необычное оживление.
Все обитатели города, казалось, высыпали на улицу. Такси, малолитражки, автобусы, мотороллеры, моторикши сновали друг за другом. Витрины магазинов ярко сверкали неоновым светом. Музыка, выкрики торговцев, шум двигателей всё мешалось в сплошной гул. В маленьких харчевнях, устроенных прямо на тротуаре, ели лапшу с луком, яйцами, устрицами. Особенно много таких харчевен было у входа на рынок Бентхань. Народ толпился у театров «Золотой колокольчик», «Вселенная», у дансингов, кинотеатром. Любители острых ощущений устремлялись в район Шолон. После напряжённого, полного поиском куска хлеба дня люди, как говорили в те времена, искали забвения. Солдаты французского экспедиционного корпуса — белые, негры, — одетые в форму самых различных цветов, стекались в город со всех уголков Индокитая. Перед возвращением на родину они искали развлечений, шныряли по улицам в поисках покупок. После поражения при Дьенбьенфу они здорово присмирели.