Ильхам Алиев
Шрифт:
Ильхам в школе пробегал четырехсотметровку на Приморском бульваре, от «Азнефти» до парашютной вышки, и знал, что такое второе дыхание. Тот январский день дал отцу второе дыхание. Только сейчас дистанцией была не накатанная дорожка в четыреста метров с близким финишем, а трасса, полная испытаний…
Лев Гумилев писал: «Для этноса самый угрожающий период — период перехода от мирной жизни к защите от нападения других этносов. В эту пору, хотя и не началось истребление, неизбежны упадочничество, потрясение».
Гейдар Алиев выводил свой народ из состояния шока, оцепенения, отчаяния.
21 января 1990 года Баку хоронил погибших. В человеческом море плыли
Алые гвоздики пылали на дорогах, на местах, где пули настигли людей. Советские солдаты в бронежилетах и касках молча наблюдали это скорбное и мощное шествие. Даже на дулах танков появлялись гвоздики.
Когда тела предавали земле, затрубили гудки заводов и фабрик, взревели корабли, стоявшие на рейде, у причалов бакинской бухты. Корабли оплакивали погибших, Баку воздавал им последнюю почесть.
В начале XX века, в 1905, 1918 годах, когда на Кавказе происходили кровопролитные межнациональные столкновения, деятели азербайджанской и армянской культуры призывали к миру, добрососедству, гуманизму. Откройте «Каплю меда» Ованеса Туманяна, «Кеманчу» Джалила Мамедкулизаде, пьесу «В 1905 году» Джафара Джаббарлы, и вы поймете высокую планку совести, нравственности, человеколюбия, присущую лучшим умам обоих народов…
Ованес Туманян с белым флагом объезжал на коне азербайджанские села в Лорийском уезде, чтобы примирить враждующих соседей.
Мартирос Сарьян, которого на закате его дней посетил азербайджанский поэт Мамед Араз, со слезами на глазах прошептал: «Надо дружить…»
Аветик Исаакян, услышав из уст бакинского армянского поэта Маркара Давтяна о смерти Самеда Вургуна, потрясение сказал: «Ты видел его мертвым? Так почему не ослепли твои глаза?..» Но что сказать о литераторах, которые благословляли теракты в бакинском метро, в поездах, этническую чистку в Нагорном Карабахе? Ненависть разрушительна. Она разрушает прежде всего самих ненавистников.
Глава V. МОСТЫ
Возвращение к истокам
...Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства.
К.Маркс, Ф.Энгельс
Есть в азербайджанском языке меткое словечко, аналогичное русскому выражению «папенькин сынок», буквально: «те, у которых папеньки». В Азербайджане их называют «деделиляр».
«В шестидесятые годы, когда мы вступили в литературу, к нам предъявляли много претензий, — писал известный поэт и политик Вагиф Самедоглу, сын великого азербайджанского лирика Самеда Вургуна. — Многих представителей нашего поколения называли "деделиляр". Это словечко обозначало некий социальный тип. Я полагал, что это предубеждение осталось в анналах второй половины минувшего века. Но я, видно, ошибался. Ибо то же предубеждение в свое время начало повторяться в отношении Ильхама Алиева; дескать, сын Гейдара Алиева не может быть политиком. Но почему? Мы с Ильхамом Алиевым часто бываем в Страсбурге, — продолжал Вагиф, рассказывая о работе азербайджанской делегации в ПАСЕ. — Он ведет себя как зрелый политический деятель. И работу, выполняемую им там, никто другой в Азербайджане вести бы, на мой взгляд, не смог».
То, что разглядел Вагиф в Ильхаме Алиеве-дипломате, то, что знали его коллеги по МГИМО, раньше других увидел в сыне отец. Да, Гейдар вместе с Зарифой вкладывали в детей душу, старались дать им самое лучшее образование, но как часто родительские надежды оборачиваются крахом. Наверное, не такой судьбы хотели своим детям Сталин, Хрущев, Брежнев…
Отставка, как это не покажется кому-нибудь странным, еще больше сблизила Гейдара Алиевича с родными, с дочерью и сыном, его боевыми, бескорыстными помощниками.
«Я помню, — рассказывала Севиль, — он писал опровержения на статьи, которые появлялись в прессе в его адрес. Мы вместе с ним правили тексты, что-то советовали. Правда, ни одна редакция его статьи не принимала, и все главные редакторы газет от него прятались. Так же, как и его бывшие коллеги по Политбюро. О какой честности и справедливости, о какой демократии могли они в таком случае говорить?!» (из интервью Эльмире Ахундовой).
Думается, в эти месяцы и годы произошло душевное, идейное (при всей газетной затасканности этого слова) сближение отца и сына. Об этом можно судить по отрывочным сведениям, потому что Гейдар Алиевич мемуаров не оставил, а Ильхам Гейдарович не о всех беседах с отцом написал. Мы имели бы право их реконструировать, если бы сочиняли вольный роман, но у документальной прозы свои законы. Рассказываем о том, что достоверно известно. Так вот, все свои серьезные шаги после отставки Гейдар Алиевич обговаривал в семейном кругу и прежде всего с сыном — своей надеждой.
Возвращение в Нахичевань и в политическую жизнь. Выход из КПСС и решение баллотироваться в Верховный Совет автономии и Верховный Совет Азербайджана. Конечно, беседы были не только телефонные.
«Люди шли к нему нескончаемым потоком, — вспоминала Севиль Гейдаровна. — Он принимал их во дворике, загоревший, помолодевший, и беседовал со всеми этими людьми. В маленьком доме его сестры столько людей жило: он, я с детьми, его племянница, ее дочери со своими семьями. У одной Севиль, жены Васифа, трое детей. Зохра и Бейляр с детьми. Бейляр и Васиф спали во дворе… Отец чувствовал большую моральную поддержку со стороны местного населения» (из интервью Эльмире Ахундовой).
В первый же свой день в Нахичевани Гейдар Алиев пошел к могиле Джавида, одного из своих самых любимых поэтов. О чем он думал там, склонив голову? Какие строки повторял? Может быть, эти?
Силясь отыскать опору В беспредельной пустоте, Горестно душа металась, Ударяясь в небосклон…Через день Гейдар Алиевич заглянул в Музей Джавида. Когда он был здесь в последний раз? Пожалуй, в 82-м, когда республика готовилась к 100-летию со дня рождения поэта, драматурга, философа Гусейна Джавида Расизаде, родившегося 24 октября 1882 года в Нахичевани, а умершего 5 декабря 1941 года в сибирской ссылке. Какая ирония судьбы — глашатай свободы, поэт, которого при жизни называли Шекспиром Востока, умер 5 декабря, в день сталинской Конституции. Надорвался на лесоповале, не выдержав сибирской стужи? Или разорвалось сердце от душевных мук? Горестно душа металась…
Музей Джавида — по-азербайджански Вечного — разместился в старом родительском доме. Фотографии, документы, детали быта начала XX века: керосиновая лампа, самовар, забредший в этот край из России, патефон, изящные армуду — грушевидные стаканчики для чая… В нишах (здесь их издавна называют стенными шкафами) блюдца и кувшины, у каждого свое предназначение, свое название.
Под стеклом — подлинное распоряжение Тайшетского районного Совета народных депутатов от 21 октября 1982 года. Приведем этот документ полностью: