Илиада Капитана Блада
Шрифт:
Длинные, поразительно светлые волосы Элен (они не потемнели с возрастом, как это часто случается) были прекрасны; в них запуталось несколько листьев и травинок. Молодой лейтенант осторожно вынул их.
За этим занятием и застали его подоспевшие наконец слуги.
— Как она чувствует себя? — спросил утром следующего дня Энтони у Тилби, молодой бойкой ирландки, камеристки мисс Элен.
— Ей немного лучше. Доктор Хаусман прописал холодные примочки и полный покой.
— Можно...
— Я сейчас узнаю, сэр. — Тилби, крайне удивленная неуверенностью лейтенанта, нырнула в комнату госпожи. Молодой офицер стал прохаживаться по коридору перед запертыми дверьми, щелкая каблуками. Служанки не было довольно долго. Отчего волнение Энтони усилилось. Наконец Тилби появилась. Выражение лица у нее было озабоченное.
— Ну что?
— Только не надолго, мисс Элен еще трудно разговаривать. Доктор Хаусман сказал, что ей нельзя волноваться.
Энтони вошел к сестре и присел на низенький пуф рядом с постелью. Она полулежала на высоких шелковых подушках, волосы ее были опять распущены и тщательно расчесаны. И он снова подумал, как они ей к лицу!
— Я не спал всю ночь, сестрица. Я виноват перед тобой, не знаю, как это могло получиться. Я могу только молить о прощении, я...
Элен, слабо улыбнувшись, подняла с покрывала тонкую белую руку, прерывая извинения брата.
— Забудем об этом. Расскажи лучше, как прошел вечер у Лавинии.
— Я не знаю.
— То есть ты не поехал?
— Разумеется. Мог ли я веселиться, когда моя сестра находится в таком опасном состоянии, да еще к тому же по моей вине.
По лицу Элен пробежала легкая тень.
— Ради сестры ты готов на многое.
Энтони удивленно замер, недоумевая, чем он огорчил ее на этот раз, и, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то, он попросту молчал. Но этой паузе не суждено было затянуться. В комнату вбежала Тилби и сообщила, что прибыла мисс Лавиния и просит принять ее немедленно.
— Проси.
Энтони поднялся в явном смущении.
— Что с тобой, братец?
— Не стану вам мешать, близким подругам лучше, наверное, поговорить наедине.
— Какой ты странный. Почему тебя так разволновало то, что меня приехала навестить мисс Биверсток, известная красавица и богачка?
— Ты меня не так поняла.
— А как я тебя пойму, если ты ничего не говоришь.
Двери распахнулись, в комнату решительным шагом вошла Лавиния. На ней было платье из серого шелка с черными кружевами на корсаже, на оливковой шее светилась нитка картахенского жемчуга. Она улыбалась.
— Энтони, вы здесь, как мило, — слегка вспыхнула гостья, но быстро овладела собой. — Что наша больная?
Элен попыталась изобразить на лице страдание, но ей это не слишком удалось, она выглядела скорее напряженной и собранной, чем разбитой.
Лавиния, шурша юбками, заняла пуф, с которого только что встал Энтони, и взяла белую, можно даже сказать бледную руку Элен в свои ладони. Мисс Биверсток тут же пожалела об этом своем порыве. Благородная бледность бывшей рабыни была предметом ее давнишней и сильнейшей зависти. Ей, дочери и внучке плантатора с Антильских островов, досталась по наследству оливкового оттенка смуглость, приводившая ее в отчаяние, особенно сейчас, когда сравнение, как ей казалось, было не в ее пользу.
Элен, словно почувствовав жгучие токи, исходившие из пальцев подруги, осторожно высвободила свою кисть и спрятала ее под одеяло. Лавинию это задело, хотя она и попыталась этого не показать.
— Я очень рада — ты выглядишь совсем неплохо.
— Извини, Лавиния, я невольно испортила тебе праздник.
— Какие пустяки. Ты ведь могла разбиться! А праздник... праздник мы можем устроить новый.
— В здешнем климате лошади просто сходят с ума от духоты, — счел нужным вставить Энтони. Вслед за этим он откланялся.
— Признаться, вчера я откровенно скучала. Что мне все эти напыщенные дураки, когда нет вас с Энтони. Если бы не обязанности хозяйки, я бы все бросила и примчалась к твоей постели...
Элен заставила себя улыбнуться.
— А куда это так торопливо удалился наш блестящий офицер?
— Известие о твоем появлении его почему-то смутило, — опустив глаза, медленно произнесла больная.
— Это он тебе сказал?! — вспыхнула Лавиния.
— Нет, просто мне так показалось.
Лавиния порывисто встала и, теребя смуглыми пальцами нитку жемчуга у себя на груди, прошлась по комнате. Было видно, что она хочет о чем-то спросить, но не решается...
— Скажи, ты выполнила мою просьбу? Ты поговорила с ним?
Элен по-прежнему не поднимала глаз.
— Как раз вчера я собиралась сделать это. И если бы лошадь не понесла...
Лавиния снова присела рядом с постелью подруги.
— Элен, ты же знаешь — после смерти отца у меня нет никого ближе тебя. Ты должна мне помочь, мне больше не на кого рассчитывать. Я люблю его, люблю давно. И с годами все больше. Но он ни о чем, конечно, не догадывается.
— Мужчины вообще не слишком догадливы.
— Во всем виновата моя проклятая гордыня. Я поставила себя на такой пьедестал, я окружила себя таким холодом, что ему в голову не приходит, как пылает мое сердце. Я не могу открыться ему сама, ты должна это понять.
— Это я понимаю.
— Я кляну свой характер, но ничего не могу с ним поделать. Только ты мне можешь помочь, только ты — его сестра. Обещай мне!
Элен тихо вздохнула и подняла на подругу полный страдания, измученный взгляд. От Лавинии, разгоряченной этим разговором, черноволосой, великолепной, исходил поток горячей, угрожающей энергии. Лишь слегка наклонившись вперед, она полностью подавила свою бледную, вдруг оказавшуюся такой слабой, подругу.
— Обещаешь?
— Обещаю, — одними губами прошептала Элен.