Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1
Шрифт:
Порой иеромонах шел дальше, развивая более сложные диалоги или изображая в лицах какие-то события. Например, беседуя с паствой о цирковом деятеле Никитине, о. Илиодор, к веселью слушателей, показал, как тот «кнутом коней гонял по цирку и при этом посвистывал».
Равнодушная к подобным приемам интеллигенция приняла его проповеди холодно.
«Речи его производили на меня слабое впечатление, – писал И.Ламакин. – Я чувствовал, что в любом из наших собраний, светском или духовном, он будет чужд и вызовет чувство если не враждебности, то досады».
«…его проповедь обычная, "ни горячая, ни холодная", – вторил ему А.С.Панкратов. – Семинарская пропись гомилетики. Много
Признаюсь, я был разочарован».
«Говорит он сплошь и рядом нелепости», – отмечал П.Г.Булгаков.
Даже сочувствующий публицист признавал: «Как проповедник, о. Илиодор не удовлетворяет вполне».
Интеллигенция слишком хорошо видела технические недостатки его проповедей. Например, гр. Татищев отмечал «туманность и обычную бессвязность его речи», а А.Королев писал: «Манера говорить у о. Илиодора удивительно своеобразная: проповедь его не связана решительно никакими правилами риторики и стилистики, говорит он от сердца, поэтому часто и перескакивает с одной мысли на другую, повторяется».
Но все это ему простилось бы, проповедуй он что-нибудь во вкусе прогрессивных кругов. Отец же Илиодор отстаивал православие и самодержавие, поэтому не мог бы иметь успеха среди интеллигенции, даже если бы строил свои выступления по математически выверенным схемам.
По той же причине правый публицист вполне одобрил его проповедь со всеми присущими ей недостатками: «в общем, речь его производит и на меня, слышавшего многих знаменитых проповедников и ораторов, удивительно сильное, неотразимое впечатление».
Отвечая всем недовольным разом, о. Илиодор сказал: «Газетные сотрудники и критики осуждают меня за то, что я не так говорю, не так стою, не так руками машу и т.д. Но послушайте вы, сотрудники, критики и шантрапа. Прежде чем осуждать меня, становитесь на мое место и проповедуйте, я вас с удовольствием буду слушать и тогда я посмотрю, как вы будете стоять, махать руками и говорить. Я уверен, что вы скажете так же, как сказал доктор Филимонов во время открытия памятника Гоголю; тогда он вышел на возвышенное место, болтнул два слова, высунул язык, погладил рукой по голове и ушел, а на другой [день] напечатали в газетах, что у Филимонова болела голова и он не мог говорить; так и вы бы сказали, как сказал Филимонов, но я сколько не проповедую, ни разу не высовывал язык, не гладил рукой по голове и не говорил, что у меня болит голова, а между тем я проповедовал во многих городах».
Настоящую же аудиторию о. Илиодора составляли крестьяне и мещане, на которых его приемы производили неотразимое впечатление. Проповедуемые же иеромонахом истины были у них в крови. По этим двум причинам он имел колоссальный успех в народе. Люди, подчас приехавшие издалека, утомленные, готовы были часами слушать речи о. Илиодора. Лишь исключительный интерес слушателей мог создать ту тишину, в которой каждое его слово слышали тысячи.
«Говорит о. Илиодор заразительно и слушателей увлекает до самозабвения», – отмечал репортер «Царицынского вестника» Е.В.Половинкин, по долгу службы не пропускавший ни одной проповеди.
«…на необразованную массу речи его, произносимые страстно и с ораторскими приемами, в доступной форме для простых слушателей, производят огромное впечатление», – отмечал прокурор Саратовской судебной палаты.
О. Илиодор был оратором лишь для простонародья и вполне удовлетворялся этим званием.
Характер
Сам
«Он, как бешеный конь, летит вперед… Ничего не видит… Для него нет препятствий…», – с горечью говорил о своем друге Григорий Распутин.
Лучше всего к характеру иеромонаха подходит образ огня. «…горю непреодолимым желанием послужить православной вере, Самодержавному Государю и многострадальной родине», – говорил о. Илиодор. «Он не живет, а горит, горит везде», – писала С.Смирнова, а враждебная газета как-то назвала его «человеком, сгорающим, не сгорая».
Подобный образ неоднократно использовал еп. Гермоген, которого «горящий» дух о. Илиодора приводил в восхищение. «…не нам, иерархам, гасить в молодом проповеднике эту Божию искру, эту святую ревность о Господе». «Этот инок – живой укор всем нам, пастырям церкви, – говорил преосвященный Гермоген. – Ведь мы так же должны были бы гореть духом, ревновать о пользе церкви ревностью Илииною. А мы…».
«…это душа не нашего дряблого времени, – писал об о. Илиодоре Л.А.Тихомиров. – У таких людей нет полуистины, а есть только целая истина, кроме которой они ничего не знают и знать не хотят».
Недруги называли поступки о. Илиодора скандалами. Он соглашался: «Для веры я готов скандалить и желал бы устроить такой скандал, как чудотворец Николай, когда ударил по морде безумного Ария, а с безбожниками иначе и поступать нельзя».
Темперамент внушил о. Илиодору любовь к полемике. Описывая один из своих споров, иеромонах наивно признавался: «Я испытывал удовольствие, что мне так удачно пришлось нагреть проклятых смутьянов-жидов».
Он отражал нападки настолько удачно, что преосв.Антоний Храповицкий заметил: «Бьют Илиодора, все бьют, но и от него никто без синяков не уходит!».
«Он скучает без "шума", – писала «Царицынская мысль». – Он ищет "драки", когда даже ея и нет».
Только священный сан заставлял «смиренно-боевого инока» ограничиваться исключительно словесными поединками, не переходя к рукопашной, в чем он порой и сам сознавался: «Если бы я не был священником, то я всех подобных граждан беспощадно бил бы дубиною»; «Мне пришлось смолчать, потому что я лицо духовное, а если бы я был простой человек, то непременно бы разбил жиду проклятому морду противную за такое поругание нашей Святой Веры»; «…поведение полициймейстера Бочарова тогда так меня возмутило, что не будь я священником и имей я при себе оружие, я убил бы его». Прихожан, не связанных этими узами, о. Илиодор наставлял поступать по слову св.Иоанна Златоуста, советовавшего «освятить» свою руку ударом по лицу богохульника.
Тот же темперамент породил в о. Илиодоре сильнейшее упрямство. Еп. Гермоген уважительно именовал его «сильной натурой», а один пожилой архимандрит в простоте сердца заметил ему: «вы настолько упорны и настойчивы, что как встали на одну доску, на другую не хотите переступить».
По своей гордости о. Илиодор не выносил критики. Пока его лично не задевали, он мог как священник говорить красивые проповеди или как интеллигент рассуждать об общественных вопросах, будучи совершенно приличным. Но стоило кому-либо коснуться его личности, как весь интеллигентский флер с него мигом слетал и о. Илиодор вновь вел себя так, как подобало выходцу с хутора Большого Мариинской станицы.