Илюха
Шрифт:
– Заходите, заходите.
Ломая смущение, сел Илья на краешек стула, оглядывался кругом робко, на вопросы выдавливал из себя кургузые и тяжелые слова:
– Костромской... плотник... на заработки приехал... двадцать первый год мне.
А когда ненароком обмолвился, что сбежал от женитьбы и богомольной невесты, девушка смехом рассыпалась, привязалась:
– Расскажи да расскажи.
И, глядя на румяное лицо,
Весенней грязью цвели улицы города. Как-то зашел прямо с работы, возле двери поставил он инструмент, взялся за дверную ручку и обжегся знобким холодком. На дверях на клочке бумаги знакомым, косым почерком: "Уехала на месяц в командировку в Иваново-Вознесенск".
Шел по лестнице вниз, заглядывая в черный пролет, под ноги сплевывал клейкую слюну. Сердце щемила скука. Высчитал, через сколько дней вернется, и чем ближе подползал желанный день, тем острее росло нетерпение.
В пятницу не пошел на работу,- с утра, не евши, ушел в знакомый переулок, залитый сочным запахом цветущих тополей, встречал и провожал глазами каждую красную повязку. Перед вечером увидал, как вышла она из переулка, не сдержался и побежал навстречу.
IV
Опять вечерами с нею - или на квартире, или в комсомольском клубе. Выучила Илью читать по складам, потом писать. Ручка в пальцах у Ильи листком осиновым трясется, на бумагу бросает кляксы; оттого, что близко к нему нагибается красная повязка, у Ильи в голове будто кузница стучит в висках размеренно и жарко.
Прыгает ручка в пальцах, выводит на бумажном листе широкоплечие, сутулые буквы, такие же, как и сам Илья, а в глазах туман, туман...
Месяц спустя секретарю ячейки постройкома подал Илья заявление о принятии в члены РЛКСМ, да не простое заявление, а написанное рукою самого Ильи, со строчками косыми и курчавыми, упавшими на бумагу, как пенистые стружки из-под рубанка.
А через неделю вечером встретила его Анна у подъезда застывшей шестиэтажной махины, крикнула обрадованно и звонко:
– Привет товарищу Илье - комсомольцу!..
V
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Ну, Илья, время уже два часа. Тебе пора идти домой.
– Погоди, аль не успеешь выспаться?
– Я вторую ночь и так не сплю. Иди, Илья.
– Больно на улице грязно... Дома хозяйка-то лается: "Таскаешься, а мне за всеми вами отпирать да запирать дверь вовсе без надобности..."
– Тогда уходи раньше, не засиживайся до полночи.
– Может, у тебя можно... где-нибудь... переночевать?
Встала Анна из-за стола, повернулась к свету спиной. На лбу косая, поперечная морщина легла канавой.
– Ты вот что, Илья... если подбираешься ко мне, то отчаливай. Вижу я за последние дни, к чему ты клонишь... Было бы тебе известно, что я замужняя. Муж четвертый месяц работает в Иваново-Вознесенске, и я уезжаю к нему на днях...
У Ильи губы словно серым пеплом покрылись.
– Ты за-му-жня-я?
– Да, живу с одним комсомольцем. Я сожалею, что не сказала тебе этого раньше.
На работу не ходил две недели. Лежал на кровати пухлый, позеленевший. Потом встал как-то, потрогал пальцем ржавчиной покрытую пилу и улыбнулся натянуто и криво.
Ребята в ячейке засыпали вопросами, когда пришел:
– Какая тебя болячка укусила? Ты, Илюха, как оживший покойник. Что ты пожелтел-то?
В коридоре клуба наткнулся на секретаря ячейки.
– Илья, ты?
– Я.
– Где пропадал?
– Хворал... голова что-то болела.
– У нас есть одна командировка на агрономические курсы, согласен?
– Я ведь малограмотный очень... А то бы поехал...
– Не бузи! Там будет подготовка, небось выучат...
x x x
Через неделю, вечером, шел Илья с работы на курсы, сзади окликнули:
– Илья!
Оглянулся - она, Анна, догоняет и издали улыбается.
Крепко пожала руку.
– Ну, как живешь? Я слышала, что ты учишься?
– Помаленьку и живу и учусь. Спасибо, что грамоте научила.
Шли рядом, но от близости красной повязки уж не кружилась голова. Перед прощанием спросила, улыбаясь и глядя в сторону:
– А та болячка зажила?
– Учусь, как землю от разных болячек лечить, а на энту...- Махнул рукой, перекинул инструмент с правого плеча на левое и зашагал, улыбаясь, дальше, - грузный и неловкий.
1925