Ильюшин
Шрифт:
Тут и пригодился бомбардировщик Ил-4. О нем говорят меньше, чем о штурмовике Ил-2. А зря.
«Для дальнего бомбардировщика дальность – главное. Немцы смогли по небу добраться без посадки до Москвы, когда вышли на аэродромы Смоленска и Орши. А мы сидели под Москвой и летали бомбить Берлин», – говорит Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Василий Васильевич Решетников.
Один из первых Героев Советского Союза «штучный летчик Заполярья» Михаил Васильевич Водопьянов рассказывал, что 22 июня 1941 года застало его на Севере. Узнав о начале войны, он на гидросамолете прилетел в Москву, приводнился на канале в Химках и сразу же поехал в Кремль к Сталину. И Сталин принял его, несмотря
Водопьянов изложил свою идею: в ответ на немецкие бомбардировки наших городов произвести налет советских бомбардировщиков на Берлин.
– А как вы это себе представляете? – спросил Сталин и подошел к карте.
Водопьянов провел линию от Москвы до Берлина.
– А не лучше ли так? – спросил Сталин и показал трубкой от Балтики до германской столицы.
– Пожалуй, лучше, – согласился Водопьянов. – Но у меня есть вопрос, товарищ Сталин. Наши бомбы могут попасть и на немецких рабочих...
– Надо бомбить Берлин, – твердо сказал Сталин. – Это будет иметь огромное политическое значение. Немцы говорят, что советская авиация полностью уничтожена, а Геринг пообещал, что ни одна бомба не упадет на немецкие города!
И комбриг Водопьянов бомбил Берлин!
В начале августа 1941 года Сталин пригласил к себе Владимира Коккинаки. Подошел к нему, поздоровался, пощупал его бицепсы и говорит:
– Если бы у нас сейчас все были такие крепкие, как Владимир Коккинаки, нам было бы куда легче! Товарищ Коккинаки, нам нужно сделать налет на Берлин. Сможет ли самолет ДБ-3 подняться с острова Эзель? Я прошу вас завтра вылететь туда и там произвести тренировочный взлет с полным запасом топлива и боевой загрузки!
Коккинаки сделал на Эзеле несколько пробежек и прерванный взлет: поднять машину не удалось. И все-таки взлетел командир полка полковник Преображенский. И потом повел своих орлов на Берлин. Об этом и других налетах, совершенных морскими летчиками, написано много. Порой забывают сказать, что летали на Берлин не только моряки, но и летчики Дальней авиации. И летали на Ил-4 (ДБ-3Ф), а не Пе-8, как некоторые думают, летали по 12 часов без посадки на высоте 6100 – 6400 метров...
И били их не только немцы, но и родные истребители, не всегда отличавшие свои самолеты от вражеских. Однако не зря рисковали в довоенных фантастических перелетах экипажи Громова, Чкалова, Коккинаки...
Первый дважды Герой в Дальней авиации Александр Игнатьевич Молодчий, в очередной раз сбросив бомбы на германскую столицу и зная, что за каждым самолетом-«дальником» следит лично Верховный Главнокомандующий, посылал из берлинского неба радиограмму: «Привет Сталину», и это означало, что задание выполнено.
Путь ильюшинского бомбардировщика непростой – ЦКБ-26, ДБ-3, ДБ-3Ф, Ил-4... Но именно он на всю войну стал основным самолетом Авиации дальнего действия.
Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится, тяжелый танк не проползет, там пролетит стальная птица. Пропеллер, звонче песню пой, неся распластанные крылья, за вечный мир, на смертный бой летит стальная эскадрилья! Пилоту недоступен страх, в глаза он смерти смотрит смело, а если надо, жизнь отдаст, как отдал капитан Гастелло!Эту песню мы пели в пионерских лагерях, она и поныне звучит во мне... Николай Францевич Гастелло обессмертил свое имя на бомбардировщике ДБ-3Ф...
В первые дни войны, когда в западных приграничных районах наша истребительная авиация практически была уничтожена, на боевые задания, в том числе для работы по переднему краю противника, летали спасенные в укрытиях дальние бомбардировщики.
Летчики 212-го дальнебомбардировочного полка во главе со своим командиром подполковником А. Е. Головановым, через два года ставшим самым молодым в мире маршалом, 30 июня 1941 года, срывая гитлеровский блицкриг, бомбили танковые колонны на Березине. Этот эпизод показан в фильме по роману К. Симонова «Живые и мертвые». Только самолеты были не ТБ-3, как в кино, а ильюшинские ДБ-3Ф. Полк летал днем, без прикрытия истребителями, и в этот день из 72 машин в полку осталось 18. Но летчики шли и шли на смерть, чтобы не пустить немца к Москве.
Полковник Владимир Васильевич Пономаренко рассказывает: «В тот день я повел шестерку ДБ-3Ф и был уверен, что нас будут прикрывать истребители. Прорвались с запада к переправе на Березине, уничтожить не удалось, но повредили. Одного нашего сбили, но мы спасли экипаж. Доложили Голованову:
– Нельзя летать без прикрытия.
– Что поделаешь? Второй вылет. Теперь пятеркой. Я полез в самолет, ко мне подбегает летчик, говорит:
– Ты в резерве, поведет сам Голованов. Вместо пятерки вернулись три машины. За два вылета немцы сбили пятнадцать наших самолетов.
– Ты был прав, там тучи истребителей, – сказал, вернувшись, Голованов.
Нашего летчика Ищенко, будущего Героя, спасли писатель Симонов и его шофер, отвезли в могилевский госпиталь. Многие сбитые становились в пехоте командирами взводов, рот, в зависимости от звания, а потом пробивались к своим. Вода в Березине была красной...»
Их сбивали, они попадали в грозу, что-то отказывало, но они шли на задание. Падали, пробивались к своим, попадали в плен...
Все продумали немцы. Даже в некоторых разговорниках для допроса советских военных после каждого вопроса следовал русский мат – в немецком разумении, русским так будет понятнее. Можно представить, как некий обер-лейтенант, ведя допрос, на ломаном русском читал с немецким акцентом наши нелитературные выражения: «Где твоя часть, б...?»
Все продумали, но...
Некоторые историки и литераторы уверяют, что к началу войны в стране не было новой авиационной техники или мало ее было. Однако почитаем, что пишет бывший нарком А.И. Шахурин:
«Если оценивать готовность к войне по освоению новых самолетов, то такая готовность была... К концу 1940 – в начале 1941 года выпуск старых самолетов почти повсеместно прекратили. Причем нередко это делали не постепенно, а сразу. В этом смысле очень решительно вел себя Сталин. Иногда нам хотелось немного что-то оттянуть, выпустить еще какое-то количество машин старого типа.
«Прекратить! Немедленно прекратить производство таких-то самолетов!» – приказывал Сталин.
И прекращали... И надо подчеркнуть, что это было сделано дальновидно».
Синим карандашом Сталин собственноручно начертал:
«Обязательство. Мы, Шахурин, Дементьев, Хруничев, Воронин, настоящим обязуемся довести ежедневный выпуск новых боевых самолетов в июне 1941 г. до 50 самолетов в сутки».
И заставил наркома и его заместителей подписать обязательство.
Если в 1939 – 1940 годах даже со сверхурочными работами производили менее 20 самолетов в сутки, то к началу войны стали делать более 50, в июле – 60, в сентябре – более 70. Потом, из-за эвакуации, темп стал падать, но в дальнейшем выпускали 100 и более самолетов в сутки.