Имаджика

Баркер Клайв

– А ты как думаешь?

– Ты поклянешься в вечной преданности мне, если я сохраню тебе жизнь?

– Где мне расписаться? Только укажи мне место!

– И это ты оставишь в живых? – спросила Юдит.

– Да.

– Зачем? – спросила она, сильнее вдавливая в него свой каблук. – Ты только посмотри на него!

– Не надо, – взмолился Отдохни Немного.

– Клянись, – сказал Миляга, опускаясь рядом с ним на корточки.

– Клянусь! Клянусь!

Миляга перевел взгляд на Юдит.

– Отпусти его, – сказал он.

– Ты ему доверяешь?

– Я

не хочу запятнать это место смертью, – сказал он. – Пусть даже его смертью. Отпусти его, Джуд. – Она не шевельнулась. – Я сказал, отпусти его.

С явной неохотой она приподняла ногу на дюйм, и Отдохни Немного выкарабкался на свободу и немедленно ухватил Милягу за руку.

– Я твой, Освободитель, – сказал он, прикасаясь своим холодным влажным лбом к ладони Миляги. – Моя голова в твоих руках. Именем Хайо, Эратеи и Хапексамендиоса я отдаю тебе свое сердце.

– Принимаю, – сказал Миляга и поднялся на ноги.

– Какие будут приказания, Освободитель?

– Наверху рядом с лестницей есть комната. Жди меня там.

– Во веки веков!

– Нескольких минут будет вполне достаточно.

Существо попятилось к двери, не переставая суетливо кланяться, а потом пустилось бегом.

– Как ты можешь доверять такой твари? – спросила Юдит.

– А я и не доверяю. Пока.

– Но ты пытаешься, ты хочешь этого.

– Человек, не умеющий прощать, проклят, Джуд.

– Так ты можешь простить и Сартори, а? – сказала она.

– Он – это я, он – мой брат, и он – мой ребенок, – ответил Миляга. – Было бы странно, если б я не мог его простить.

2

Когда опасность была устранена, в дом вошли и все остальные. Понедельник, которому было не привыкать копаться в мусоре, отправился обходить окрестности в поисках предметов, которые могли бы обеспечить им минимум комфорта. Два раза он возвращался с добычей, а на третий пришел звать на подмогу Клема. Через час они вернулись с двумя матрасами, таща под мышкой стопки постельного белья, слишком чистого, чтобы можно было поверить, будто его нашли на свалке.

– Я ошибся в выборе профессии, – сказал Клем с тэйлоровской лукавинкой. – Кража со взломом гораздо интереснее банковского дела.

Понедельник попросил Юдит разрешить ему съездить на машине на Южный Берег и забрать оставленные там в спешке пожитки. Она разрешила, но попросила поскорее вернуться. Хотя на улице было еще светло, им необходимо было собрать столько сильных рук и воль, сколько возможно, чтобы защитить дом ночью. Положив на пол тот из двух матрасов, что был побольше, Клем разместил Целестину в бывшей столовой и сидел у ее ложа до тех пор, пока она не уснула. Когда он вновь появился, тэйлоровская задиристость отошла куда-то на второй план, и человек, присевший рядом с Юдит на порог, был само спокойствие.

– Она спит? – спросила у него Юдит.

– Не знаю: может быть, спит, а может быть, в коме. Где Миляга?

– Наверху. Строит планы.

– Вы с ним поспорили?

– Ничего нового. Все меняется,

но наши ссоры как были, так и остаются.

Он открыл бутылку пива и с жадностью начал пить.

– Знаешь, я то и дело ловлю себя на мысли о том, что все это какая-то галлюцинация. Тебе-то, наверное, легче держать себя в руках – все-таки ты видела Доминионы, знаешь, что все это на самом деле так, – но когда я отправился с Понедельником за матрасами, там, буквально в двух шагах отсюда, на солнце разгуливают люди, как будто это очередной, самый обычный день. А я подумал, что в доме неподалеку спит женщина, которую заживо похоронили на двести лет, и ее сын, отец которого – Бог, о котором я никогда даже и не слышал...

– Значит, он рассказал тебе.

– Да. Так вот, думая обо всем этом, я ощутил желание просто отправиться домой, запереть дверь и сделать вид, что ничего не произошло.

– И что тебе помешало?

– В основном, Понедельник. Он подбирал все, что попадалось нам по дороге. Ну, и еще то, что Тэй внутри меня. Хотя сейчас это кажется таким естественным, словно он всегда был там.

– Может, так оно и есть, – сказала она. – Пиво еще есть?

– Да.

Он вручил ей бутылку, и она, подражая ему, стукнула ее донышком о порог. Пробка вылетела, пиво вспенилось.

– Так почему же ты захотел сбежать? – спросила она, утолив первую жажду.

– Не знаю, – ответил Клем. – Наверное, страх перед тем, что надвигается. Но это же глупо, верно? Ведь мы накануне чего-то возвышенного, как Тэй и обещал. Свет придет на Землю из миров, о существовании которых мы даже и не подозревали раньше. Ведь это же рождество Непобедимого Сына, верно?

– Ну, с сыновьями все будет в порядке, – сказала Юдит. – С ними обычно никаких хлопот.

– А насчет дочерей ты не так уверена?

– Нет, – ответила она. – Клем, Хапексамендиос истребил Богинь по всей Имаджике или, по крайней мере, попытался это сделать. А теперь выясняется, что Он – отец Миляги. Поэтому мне как-то не по себе, когда я думаю о том, что участвую в исполнении Его замысла.

– Я могу тебя понять.

– Часть меня думает... – Фраза повисла в воздухе.

– О чем? – спросил он. – Расскажи мне.

– Часть меня думает, что мы делаем страшную глупость, доверяя им – Хапексамендиосу и Его Примирителю. Если Он такой уж милосердный Бог, то почему Он сотворил столько зла? Только не говори мне, что пути Его неисповедимы. Слишком много на них разного дерьма, и мы оба знаем об этом.

– А ты разговаривала об этом с Милягой?

– Пыталась, но у него ведь одно на уме...

– Два, – сказал Клем. – Одно – Примирение, второе – Пай-о-па.

– Ну, да. Пресловутый Пай-о-па.

– Ты знаешь, что он женился на нем?

– Да, он сказал мне.

– Должно быть, удивительное создание.

– Боюсь, я слегка пристрастна в его оценке, – сухо сказала Юдит. – Он пытался меня убить.

– Миляга сказал, что Пай в этом не виноват. Он стал убийцей не по природной склонности.