Имажинали (сборник)
Шрифт:
— Человека?
— Неважно которого. Хоть тебя, почему бы и нет. Ты, главное, не принимай это на свой личный счет.
— И ты передумал?
— Сам не знаю. Вообще не уверен, что когда-нибудь этого хотелось. Ты хоть раз слышала о «Черепах доблести»?
Айлин покачала головой.
— Просвети же меня, — сказала она.
— Как раз это и собираюсь сделать. Но пока ты держишь этот меч у меня под самым носом, создается впечатление, будто ты пытаешься держать меня за глотку.
Айлин заколебалась. Дракон терпеливо настаивал:
— Чего, собственно, ты боишься? Если бы я хотел убить тебя, уже бы убил.
—
— Ах да! Твою бдительность… Ну, как хочешь. А ведь сестра предупреждала меня о таких, как ты. Она, да и все остальные, если уж на то пошло.
Скажу тебе, вы не так и страшно выглядите. Хорошо, я отсюда скоро улечу. Тебе решать, хочешь ли ты, пока я здесь, выслушать эту историю. И я не обещаю, что она тебе понравится.
— Чего ради тогда ее мне рассказывать?
— Ради того, чтобы тебя припугнуть — можно сказать и так. Но главным образом ради того, что я ее нахожу абсурдной.
На этот раз Айлин вернула глефу в ножны. Она отступила на несколько шагов и принялась слушать начало рассказа. Через минуту она села, скрестив ноги; несмотря на устрашающие подробности, на которые не скупился дракон, она перестала думать о нем как о непосредственной угрозе — несомненно, благодаря его тону, в котором она не чувствовала никакой враждебности. Все ее эмоции побороло изумление, заставив забыть о том, как она устала. Когда крылатое создание завершило свою повесть, Айлин стала расспрашивать:
— Значит, совсем не хочешь быть героем?
— Не дави слишком сильно, королева: если я передумаю, станешь моей первой жертвой.
— Меня зовут Айлин. И ты не ответил на мой вопрос.
— Быть героем такой ценой — нет. Ты намерена предложить мне какие-то контр-аргументы?
— Я совершенно не люблю жестокости, даже если она иногда служит трону.
— Ну, по крайней мере, в одном мы с тобой сошлись.
— А если я предложу тебе шанс быть героем среди людей?
Дракон выпрямился:
— О чем ты говоришь?
— Из всего, что ты мне рассказал, вытекает, что ты не находишь себе места среди собственного народа. Что тебе там не место.
— Осторожнее, я могу воспринять это неправильно.
— Воспринимай как хочешь, но уверь меня, что я не права.
— Первым делом, я могу тебя уверить, что заболтался.
Теперь дракон полностью поднялся. Он расправил крылья и захлопал ими в холодном воздухе, уже напоенном закатными сумерками, после чего добавил:
— Пожалуй, мне пора тебя покинуть.
— Подожди! Пожалуйста, подожди. Если ты уйдешь, я обязательно здесь умру.
— Прискорбно. Но разве за тобой не стоит целый народ? Только не говори, что тебя здесь никто не разыщет.
Ирония не ускользнула от Айлин.
— Я должна его спасти. Спасти мой народ.
— Только-то и всего. Тебе мало быть королевой, ты хочешь стать легендой?
— Власть захватили предатели, и теперь охотятся за мной.
— Нам такие вещи не грозят.
— Что, никогда не бывало предательств? У драконов такая непробиваемая мораль?
— Все просто: изменники не доживают до старости.
— А что, если они объединятся, и их соберется вместе достаточно, чтобы свергнуть правительство?
— Какому идиоту это может понадобиться? Вожаков кланов походя не выбирают.
— Ты, кажется, намекаешь, что меня выбрали походя.
— Может
— Меня выбирал не кто иной, как мой отец. Я законная наследница трона Арнилтона.
— Ну-ну, экая странная манера организации власти.
Дракон сложил крылья и, похоже, уже не порывался улетать; следовательно, Айлин удалось заинтересовать его и получить отсрочку. От всех ее первоначальных страхов остались только опасение одиночества и угроза умереть в этих горах. Зато появилось кое-что другое: в ее голове только что проклюнулась идея — будто бутон цветка на развалинах. Ей предстояло подарить бутону немало света и тепла, чтобы распустился цветок — ядовитый цветок, и он не подарит ей ни малейшей радости; все же она, несмотря на изнеможение, принялась за дело.
— Я пользуюсь уважением, потому что уважают весь мой род, и всегда его уважали, — объяснила она.
— По крайней мере — пока некоторые… предатели не решили иначе.
— Их планы ничего хорошего не принесут королевству. И его подданным, поверь мне.
— И ничего хорошего тебе — в особенности.
— Мне пришлось бежать из столицы вместе с детьми. И я, чтобы у нас был шанс восстановить мир, оставила их в городе, куда мы скрылись. Я взобралась на эту гору только затем, чтобы найти артефакт, который должен был нам помочь.
— И ты его не нашла.
— Так я и полагала — совсем недавно. На самом деле, кажется, я не туда смотрела.
Дракон посмотрел на необычное сооружение и сказал:
— Отсюда идет вверх свет. Как огромный золотой купол.
— Ты его увидел, верно? Ты же мне так говорил.
— Да, этот свет показал мне путь сюда.
Невзирая на обстоятельства, она не смогла сдержать улыбки:
— Думается мне, я искала тебя, Кларион.
Проведя ночь в разговорах, они поспали несколько часов, прижавшись друг к другу, и проснулись под безоблачным небом с первыми лучами рассвета. Теперь они устремились вдоль пустынных долин в сторону столицы — Вестерхама. Клариону даже не верилось: он не только не станет убивать эту женщину, чтобы забрать трофей, но и поможет ей в поисках справедливости. Он сам не понимал, как ей удалось уговорить его. Ему определенно уже не хотелось возвращаться к своим, чтобы встречаться взглядами со сверстниками, не говоря уже о разочаровании матери и насмешках сестры. Несомненно одно: она его покорила. Всю беседу в нем крепла мысль о том, что их встреча оказалась неслучайной. Что касается того, чтобы становиться настоящим героем, то Кларион позаботится об этом позже. Он уже сейчас спас жизнь королевы, унеся ее прочь от этих стылых вершин.
Дракон, разумеется, оставлял за собой право передумать. Он не собирался встревать ни в какие конфликты, или кого бы то ни было убивать. План Айлин был прост: одно лишь присутствие дракона на ее стороне произведет на мятежников достаточное впечатление, чтобы те сложили оружие или бежали. Успех следовало развить ложью, что к королеве готовилась присоединиться армия драконов. Несмотря на то, что Кларион опасался встречи с таким количеством людей, замысел его забавлял. Все вдруг так переменилось! К черту пещеры, где в затворничестве жил его народ. Тот выступ, на котором он бездельничал, только тем и занимаясь, что ожидая очередного обеда, теперь казался ему маленьким, как галька, и таким же пустячным.