Имажинали (сборник)

Коллектив авторов

— Хозяин! — воскликнула прибывшая тем временем Лизетта. — Ваша дочь… о, вы не поверите!

— Что такое? — запаниковал Сганарель.

— Ваша дочь, господин, ваша дочь!

— Да, моя дочь, моя дочь! Что с ней? — безумно выпучив глаза, заржал сей конь.

— Она… она…

— Ты меня так убьешь! Скажи мне, наконец! — захрапело бедное животное.

— Ну да, скажи ему, глупая поняшка, — воскликнула королева.

— Она вылечилась!

— Что? Но каким чудом?

— Это все эксперт, которого я пригласила, когда увидела кучку бездарей, которых вы собрали.

— Ээ! — возмутился Макротон, фигура и сбруя которого почернели

от копоти костра, превратившей его в смешную панду.

— Вот и хорошо, я смогу забрать своих жеребцов, — обрадовалась королева.

— Пошлите за ним, — исполнился энтузиазма Сганарель, — дайте мне на него посмотреть!

Клитандр, переодетый экспертом, на четвереньках, с приклеенным ко лбу рогом, приблизился, изображая рысцу.

— Сударь, какая честь! Вы осмотрели мою кобылку? Вы подыскали книги, которые ей нужны?

— Да, господин мой, она исцелилась от всех своих недугов!

— Но каким образом?

— Это оттого, что я уже подверг ее воздействию одного из средств, предписываемых мне моим искусством. Поскольку сердце оказывает значительное влияние на дух и именно в нем зачастую причина многих болезней, я придерживаюсь обычая исцелять недуги сердечные прежде, нежели духовные. Изучив взоры больной, черты ее лица, я с помощью знаний, дарованных мне небесами, определил, что болезнь ее — сердечная и происходит она от разнузданного воображения, питаемого порочным стремлением читать книги, набитые фантазиями. Я, например, и представить себе не могу ничего сумасброднее и нелепее, чем это самое тяготение к произведениям, оторванным от действительности

— И что же?

— Она читает, она их глотает, она смеется, она трепещет, она переживает!

— Она смеется? — удивлялся Дефонандрес, которого сажа покрыла не менее, чем Макротона. — Но настоящая литература не смешит!

— Она трепещет? — возмущенно спросил Баис, его грива спуталась, а сбруя измялась, — но от благопристойных книг не трепещут!

— Она переживает? — возмутился Томес, — но качественно выполненные книги не играют на чувствах!

— Мне это кажется крайне неприличным, — вмешалась королева.

— А сколько вам лет?

— И где вы обучались? Читали ль вы Аристотеля?

— А эти книги, оригинальны ли они и спонтанны ли? Не подражания ли это истинным произведениям?

— Но, но…

— К дьяволу, господа, — вдруг воскликнул Сганарель, раздраженный их протестами, — вы сели в лужу там, где этот молодой… э… кто вы там, собственно, такой?

— Эээ… ммм… эксперт по книгам!

— Да! Вы сели в лужу там, где этому эксперту причитаются рыцарские шпоры. Вы слопали все мое сено, опустошили мой кошелек, пожгли траву на моей поляне, и так и не смогли промеж себя договориться… Вы так долго тянули, что нашей королеве пришлось прийти вас забирать. Проваливайте и больше не возвращайтесь!

* * *

Сганарель не отличался ни терпимостью, ни особым умом, ни щедростью, ни добротой, ни обходительностью. При всем при том, однако, он дорожил Люсиндой как зеницей ока, и ее счастье для него стояло превыше всех прочих соображений. Когда Клитандр заверил его, что книги обойдутся ему совершенно бесплатно и сделают его чадо счастливым, когда он услышал, как то же самое обещает ему собственная дочь, когда он уверился, что кобылица останется в поместье совместно со своим странным экспертом с его плохо прилаженным рогом и неприятным запахом, то согласился на их просьбу и разрешил им пожениться. Так тролль

и единорог поженились, и у них родилось много… кто бы толком знал, как их назвать, но одно известно точно — они любили всяческие истории! Это не пришлось по нраву ни экспертам, которые почувствовали, что их власть поколеблена, ни единорогам, которые возвели безграмотность в норму. Потому этот странный союз так и остался единственным в своем роде. Тем более, что тролли приняли в своем королевстве новый закон, официально запрещающий делиться книгами с четвероногими. Не хватало им только, чтобы единороги вздумали еще и писать!

Адриен Тома

Тролли, единороги и болоньезе

Тяжелая дверь вздрогнула от глухого удара, и все разговоры стихли, а взгляды обратились ко входу. Через секунду деревянную панель сотряс второй удар, за которым последовала недовольная брань. Обитатели комнаты настороженно поднялись на ноги. Раздался громовой хлопок, и через всю комнату пролетел сметенный взрывом старый металлический замок. Все молчаливо замерли, изготовившись к броску. С третьим ударом дверь распахнулась, впустив стройную молодую женщину в джинсах, черной водолазке и замшевых сапожках, с собранными на затылке в свободный пучок длинными вьющимися рыжими волосами. Серые глаза, подведенные единственной (и неровной) линией карандаша, раздраженно обвели комнату и ее обитателей. В правой руке девушка держала чернильно-черный полуавтоматический “Глок” внушительного вида, ствол которого все еще курился — очевидно, из этого оружия она и вышибла замок, который, развороченный и полурасплавившийся, валялся теперь в другом конце комнаты.

Один из находившихся в комнате мужчин хохотнул и пошел ей навстречу, явно не впечатленный пистолетом незваной гостьи. Он был коренаст, с квадратной челюстью и заостренным носом, а его гладкий череп опоясывала корона седых волос, дополняя длинные волосы на бугристых руках, которые вырастали из сомнительной чистоты майки.

— Ну что, овечка моя, мы заблудились в лесу? — ласково промурлыкал он глубоким голосом с сильным восточным акцентом, а его небритые щеки расползлись в зубастой усмешке.

Женщина подняла пистолет и приставила его ко лбу мужчины.

— Для тебя, мой волчок, я буду лейтенант Морчезе, уголовная полиция. Оставайся там, где стоишь.

Улыбка мужчины лишь расплылась шире, и он еще шагнул вперед.

— Похоже, ты даже не представляешь, в какие неприятности вляпалась, фличка^[36], — осклабился он.

— Да ну? — фыркнула молодая женщина. — Только держу пари, ты передумаешь, когда узнаешь, что эта малышка мечет маслины из серебряного композита, а меня сослуживцы прозвали “скоропалительной”.

Мужчина в сомнении оглянулся. Все остальные выстроились у стен, держа ладони на виду, и избегали взгляда серых глаз женщины. Казалось, он осознал свою ошибку и отступил назад.

— Вот и хорошо. Место!

Мужчина зарычал, его светлые глаза вспыхнули гневом, но он сдержался. Ни от чего оборотни так не бесились, как когда к ним обращались, словно к собакам. Тиа Морчезе про себя улыбнулась: ей нравилось злить оборотней. Такое у нее было одно из тайных удовольствий, где-то между мятным шоколадом, курением и растлением вампиров. Одна из ее многочисленных грязных слабостей, за которые она в конце концов поплатится шеей, если послушать мать.