Имбирь и мускат

Базил Прийя

Ответ сестры показался Раджану неубедительным. По ночам он изо всех сил дергал себя за волосы в надежде, что они навсегда покинут его голову.

Будто почуяв ненависть хозяина, они стали непослушными. Мыть их было настоящей пыткой: длинные локоны лезли в глаза и зловеще обвивали шею, точно хотели задушить Раджана. Расчесать его гриву было практически невозможно, потому что она скручивалась в плотные узлы и нипочем не поддавалась гребню. Раджан не мог управиться с волосами сам, поэтому просил Сарну смирять их путем безжалостных рывков и проклятий. «Хаи Рам! Это не волосы, а какой-то ужас. Все лондонская вода виновата — она на твою голову влияет так же, как на мой желудок».

Если

волосы под паткой не росли, то их обладатель начал быстро чахнуть, отчего действительно казалось, будто узел на его голове становится больше. Раджан окончательно убедился, что пульсирующий паразит высасывает из него все силы. Жирный и твердый пучок крепко засел над худощавым лицом мальчика. Шли недели, издевательства в школе продолжались, и Раджан потерял аппетит ко всему: к еде, учебе, играм. Даже сестру перестал дразнить. Сарна сначала не замечала этих перемен, однако новое отношение сына к пище от нее не ускользнуло.

— Почему ты не кушаешь? — заботливо брюзжала она. Поначалу мать решила, что Раджан просто скучает по домашней стряпне. Его интерес к жареному цыпленку Кентукки, рыбе с картошкой и сырным сандвичам постепенно угасал. Яблоко от яблони недалеко падает. — Скорей бы уж нашу плиту привезли, — говорила она тогда мужу. — Твоя английская еда никуда не годится. Глянь на моего Раджу — он чахнет прямо на глазах. Ему нужна здоровая пряная пища.

Даже когда на кухне появилась плита и Сарна начала готовить любимые семейные блюда — куриные карри и картофель масала, Раджан ничего не ел. Вот тогда она встревожилась по-настоящему.

— Хаи Руба, почему ты не ешь? Ты же не сможешь учиться!

Мальчик пожимал плечами и отвечал, что не голоден. Сарна пожаловалась Караму, но и тот отмахнулся:

— Поест, когда проголодается. Не может же он вечно сидеть без пищи.

— А вдруг он заболел? — не унималась Сарна. — Помнишь, как сыночек Гудо Маси перестал есть? Оказалось, у него малярия, бедный чуть не умер. Надо срочно отвезти Раджу к доктору.

— Да что с тобой? Это Лондон, здесь и в помине нет таких болезней. Раджан здоров — у него ни жара, ни болей. Просто детские выдумки. Как только проголодается по-настоящему — начнет есть.

Сарна с досадой уставилась на бесчувственного мужа. Хаи, вот человек! Ни одна женщина не ужилась бы с такой ледышкой.

Пьяри говорила Раджану, чтобы он не принимал насмешки близко к сердцу, однако ее просьбы не доходили до его измученного разума. Все разрешилось в конце первой четверти, когда пришли табели успеваемости из школы — ни одного похвального отзыва, к которым Карам привык в Уганде. Дети были перегружены. Пьяри училась хорошо, но не отлично. Отец бросил ее табель и сурово объявил, что все пасхальные каникулы она проведет за подготовкой к выпускным экзаменам.

Когда пришла очередь Раджана, Карам застучал по столу еще сильнее. Он просто не мог понять, в чем дело. Мальчик всегда был отличником в Уганде, а здесь, в хорошей школе с превосходными условиями, не показал даже средних результатов.

— «Математика — есть знания, нет усердия». — Карам стал зачитывать вслух строчку за строчкой, перемежая их ударами по столу. — «История — нужно больше заниматься». — Бах. — «Французский — не старается понять даже основы». — Бах, бах. — «Биология — надо заниматься усерднее». — Бах. — Как Это Понимать? — взревел Карам, подчеркивая каждое слово очередным ударом. Раджан испугался и не мог вымолвить ни слова. — Вечерами ты сидишь за столом и притворяешься, будто учишь уроки. А на самом деле? Что ты, черт подери, делаешь? — Он закричал так громко, что даже Сарна подпрыгнула от страха. — Зачем я привез тебя в эту страну? Чтобы ты плохо занимался? Нет. Так нельзя. — Глаза Карама горели огнем. — Почему это произошло? Сколько раз я велел тебе сосредоточиться на уроках? — Он взмахнул рукой и с силой опустил ее на спину Раджана. — Сколько раз тебе говорить?! — Хлоп. — Сколько повторять одно и то же? — Хлоп. Ударами он отвечал на свои риторические вопросы. В детстве Карам считал про себя, чтобы отвлечься от боли, а теперь причинял страдания под монотонный напев бесконечных упреков.

— Хаи! Прекрати! — Сарна встала между ними. — Он ведь ничего не ел. Я тебе говорила: он нездоров. Если ребенок голодает, то как ему, по-твоему, учиться?

Слезы катились из глаз Раджана, но от ужаса он не проронил ни звука.

— Убери его с глаз моих, — велел Карам. — Все вон!

Так происходило всегда. Если Карам поднимал руку, то потом он либо сам уходил из комнаты, либо выгонял остальных, словно хотел поставить физический барьер между собой и жертвой и не видеть, что натворил.

Время шло, и Пьяри стала замечать, что братик ведет себя еще страннее. Он проводил перед зеркалом все больше времени. Однажды ей даже показалось, будто Раджан ударил свою патку. Утверждать она не могла — вдруг он просто поправил ее грубым движением. Однако его стиснутые губы подсказывали, что не все так просто. Брат стал по-новому играть в любимую игру. В детстве он любил собирать обрезки материи, оставшиеся от Сарниного шитья, и делать из них крошечные тюрбаны. Так он старался походить на отца, который каждый день повязывал свежий головной убор. Тюрбаны Раджана, четко очерченные и аккуратные, действительно были очень похожи на отцовские. «Настоящий сикх растет», — приговаривал Карам, с любовью сжимая руку сына. Раджан уже давно вырос из мини-тюрбанов, но теперь его увлечение вернулось. Он непринужденно и искусно обвязывал пальцы тканью, а потом срывал ее с такой яростью, точно разыгрывал сцену обезглавливания. Пьяри поняла: пора все рассказать родителям. Никакое битье или усердные занятия не помогут брату, если он ненавидит школу. Сарна должна знать о насмешках одноклассников, ведь именно из-за них Раджан так странно себя ведет и плохо учится.

— Почему они издеваются над ним? — Сарна отвлеклась от теста, которое месила, и посмотрела на дочь. Почему смеются над ее маленьким принцем? — Он ведь такой хороший, добрый мальчик. Я каждый день кладу ему побольше еды, чтобы он делился с друзьями. Почему они его не любят?

— Мама, не все можно исправить едой. К нему пристают потому, что он индиец. Понимаешь, Раджан другого цвета.

— Он даже не похож на индийца! Кожа светлая, как молоко. Его легко спутать с англичанином, говорю тебе. — Сарна прищурилась. — Вот ты у меня настоящая индианка. Ты намного темнее, чем брат. — Она прекратила месить тесто и подозрительно посмотрела на Пьяри. — А тебя никто не дразнит?

— Нет. — Пьяри были неприятны слова матери, хотя она уже должна была к ним привыкнуть. Сарна каждый день выказывала недовольство ее внешностью, однако ее упреки по-прежнему больно ранили. Девочка не знала, что мать нарочно ищет в детях недостатки, ведь идеального ребенка она уже потеряла. Лучше любить несовершенство — может, тогда его никто не заберет.

— Точно? Наверняка дразнят. Твоя кожа ни капельки не посветлела с тех пор, как мы приехали. Я так радовалась, думала, английская зима отбелит тебе лицо — ничего подобного. Ни малейшего результата. — Сарна осмотрела дочку со всех сторон и легонько ущипнула за щеку, оставив мучной след. Иногда она позволяла себе такие вольности вместо ласок. — Ты мажешься «Мотамарфозой»? А? Мажешься?