Имбирь и мускат
Шрифт:
Вернувшись от братьев после полуночи и обнаружив, что жена до сих пор у плиты, Карам не мог не вмешаться:
— К чему столько сладостей? Прямо фабрика какая-то! Ты решила открыть «Кондитерскую у Сарны»?
Она продолжала молча мешать миндаль на сковородке.
— Я подумывал начать свое дело, но ты, похоже, меня опередила. Это ведь недешево — столько добра пропадает. Орехов, сливок и прочего. Если ты и дальше будешь так готовить, мне придется искать вторую работу.
Сарна развернулась и подбоченилась. Ее пальцы в коричневых пятнах
— Деньги, деньги, у тебя все разговоры о них! Я уже и сладостей для семьи приготовить не могу?!
— Ох-хо, ну что ты кипятишься? Не надо, ты ведь знаешь, как я люблю твою стряпню. Я просто спросил, куда нам столько — как на свадьбу, честное слово. Ты от меня что-то скрываешь? — Хотя Карам и шутил, сердце Сарны забилось, точно испуганный зверек в клетке. — Ты ждешь гостей? Задумала праздник? К чему все это? — Он показал на плиту. — Не понимаю.
Сарна невольно поднесла руку к груди и нащупала пулю под лифчиком.
— На что ты намекаешь?! — вскричала она.
Карама изумила ее внезапная воинственность.
— Да ни на что. Мы не успеваем съедать твои сладости, вот и все.
Сарна решила докопаться до истины. Если Карам что-то знает, то непременно проболтается. Неужели Найна сдержала свое обещание?
— У тебя что-то на уме, я вижу. Не знаю что, но мне это не по душе.
— Да нет, я просто не понимаю, зачем ты столько готовишь! И говори потише, дети проснутся.
— Мужчинам и не надо понимать, что происходит на кухне.
«Если они за это не платят», — подумал про себя Карам.
— Чем это пахнет? — вдруг спросил он и поморщился. Резкая вонь ударила ему в нос. — У тебя молоко не прокисло? — Он с отвращением заглянул в глубокую сковороду, на дне которой булькали белые пузыри.
— Мозги у тебя прокисли! — огрызнулась Сарна, поджав ягодицы и задержав дыхание. — Если не хочешь есть, прекрасно. Я тебя не заставляю. — Ей не терпелось выпроводить мужа из кухни и распахнуть дверь в сад. — Не смей больше спрашивать, зачем и сколько я готовлю. Без тебя разберусь.
Карам всплеснул руками, признав свое поражение, и вышел.
После ссоры ему пришлось прикусить язык. Сарна не унималась. Она готовила все новые и новые десерты. Он успокаивал себя тем, что через несколько дней жена выйдет из этого состояния и угомонится, тогда-то он и поговорит с ней о планах на будущее. Однако за первой неделей сладкого производства последовала вторая. В ход пошли даже фрукты — их Сарна карамелизовала.
— Ми, когда ты перестанешь кормить нас сахаром? — спросила ее Пьяри. — Друзья говорят, что я пахну кексами. Мои волосы так воняют сладким, что по ночам я не могу уснуть.
Раджан, комната которого была прямо возле кухни, тоже взмолился о пощаде.
— Ты без конца готовишь! Из-за шума и запаха я не могу сосредоточиться. По-моему, это уже слишком.
Впервые Сарна не стала возражать детям. Им легко жаловаться, они не ведают, на какие страдания она идет, чтобы их защитить! Никто не ценил ее труда. В этом заключалась страшная ирония ее мук — дети о них не знали, следовательно, не могли помочь или поддержать. Сарна вылила густой сахарный сироп на фисташки и кунжут, чтобы приготовить гуджак. Жидкая карамель наполнила поднос с орехами, а потом затвердела и превратилась в плитку. Чем ей залить свою жизнь, чтобы отдельные осколки составили осмысленное и прочное целое? Сарна отчаянно хотела найти выход. Похоже, на этот раз его не было. Спрятать Найну не удастся. Внезапно рот Сарны затопил вкус поражения. Она вздрогнула, схватила расгуллу и сунула в рот. Высосав сладость из творожной клецки, она разжевала ее и проглотила.
17
Три недели спустя кондитерское производство прекратилось. Однако передозировка сахара не прошла для семьи даром. Сарна так привыкла к сладкому, что даже едва подсоленная пища казалась ей горькой, и она исправляла блюдо сахаром. Два дня все молча ковырялись в тарелках, не смея ничего сказать. На третий Раджан жадно принялся за алу гоби и тут же скривил рот — цветная капуста была заправлена медом. Хотел залить ее йогуртом, но тот напоминал сгущенное молоко. Облегчение принес лишь стакан воды.
— Ох! — не выдержал Раджан. — Все такое сладкое!
— Да, и я так думаю, — поддержал его Карам.
Пьяри тоже сморщилась.
Сарна изумленно уставилась на мужа и детей — она-то ела с удовольствием.
— Наверное, вы заболели. Мне все кажется очень вкусным.
— Ты что, не понимаешь? — спросил Карам. — Если мы все чувствуем, что еда переслащенная, значит, это так. Трое против одного. — Он поднял три пальца.
Раджан пихнул Пьяри под столом. Та вскинула брови, как бы говоря: «Ну вот, начинается».
Сарна перестала есть.
— Опять ты переманиваешь детей на свою сторону! Почему ты всегда настраиваешь их против меня?
— Что?! Никого я не переманиваю! Ты сама их слышала. Спроси, если не веришь.
Пьяри начала кусать пальцы. Пожалуйста, не спрашивай, не надо, не впутывай нас… Даже Раджан опустил глаза. Дети терпеть не могли родительские ссоры. Всякий раз они оказывались меж двух огней и должны были принять чью-то сторону.
— Не собираюсь я никого спрашивать. — Сарна воткнула вилку в подкрашенное куркумой соцветие капусты. — Вкус у всех разный. Ты не можешь проверить мой, а я — твой.
— Хм. Если хочешь, поставь на стол сахар и добавляй его себе в тарелку, только не заставляй нас есть то же самое. — Он встал из-за стола. — Я принесу хлеба.
Сарна опустила голову. Что происходит? Неужели вот так люди и становятся чужими? Как мог Карам сказать такое? Еда — не чашка чая, в которую можно добавить сливки или сахар уже после заварки. Он ничего не понимает! Сарна заплакала. Какой теперь от нее прок? Она даже ужин приготовить не в состоянии! Семья недовольна не едой, а ею. Этого Сарна вынести не могла.