Именем закона. Сборник № 3
Шрифт:
— Я очень вам благодарен. Скажите, Таня, как вы могли забыть о таком колье?
— Я вовсе не забыла. Я молчала и Саше ничего не сказала и следовательнице потому, что никак не связывала смерть Нади ни с колье, ни с кольцом, ни с другими вещами. Вы мне лучше скажите, почему Витя Рахманин отрицает очевидное?
— Разберемся.
— Скорее бы. А то ведь все в отпуск разбегутся.
К счастью, Самарин перенес совещание на четыре часа. Я облегченно вздохнул, когда Хмелев сообщил мне об этом. Было
— Я не понял. Голубовская разве вернулась? — сказал Хмелев.
— Нет. Уточни, когда ее группа возвращается. Голубовскую надо встретить. Прежде вырой землю носом, но докопайся, кто когда вернулся домой в ночь на двадцать восьмое августа.
— Понял, — сказал Хмелев, потянув к себе телефонный аппарат.
— Секунду, Саша. Извини. — Я снова набрал номер Голованова. — Виталий Аверьянович, это Сергей Михайлович. Не спросил вас, ничего не надо? Я бы мог купить по дороге.
— Разве что четвертушку черного хлеба, если вас не затруднит. И спасибо вам большое.
— Договорились, — сказал я и передал аппарат Хмелеву. — Звони.
— Новый метод в криминалистике?
— Человек болен. Я пошел.
У Голованова был Николай Тимофеевич Аккуратов, его бывший начальник по «Экспортлесу», высокий бледный мужчина в годах, с шеей и лицом жирафа, но хитрыми, как у лисы, глазами.
— Николай Тимофеевич, посиди в кухне десять минут. Мне надо пошептаться с товарищем насчет наших театральных дел, — сказал Голованов.
— Табличку «Идут переговоры» на двери не повесить? — пошутил Аккуратов и вышел из комнаты.
— Все шутит, а бедолаге вырезали три четверти желудка, — сказал Голованов. — Что стряслось, Сергей Михайлович?
Я раскрыл блокнот и показал ему рисунок Татьяны Грач, рядом с которым моей рукой был указан вес каждого крупного бриллианта.
— Что это? — спросил он.
— Колье с бриллиантами, принадлежавшее Надежде Андреевне.
— И вы шутите? Знаете, сколько такое колье стоит?
— Примерно сто тысяч.
— Хватили лишку, но тысяч шестьдесят наверняка. Откуда оно у Нади? Что вы, Сергей Михайлович! Судя по рисунку, вещь старинная.
— Учтите, что цепочка и оправа серебряные.
— Значит, не старинная, а древняя. Нет, не могло быть у Нади…
— Скарская?
— Вы что, верите в сказку о добрых старухах?
— Почему нет?
— А у Скарской откуда такое колье?
— Ее первый муж был графом.
— Во-первых, они разошлись со скандалом. Во-вторых, создание театра — мечта всей ее жизни — финансировалось Паниной. Трудно себе представить, что Скарская имела драгоценности, а деньги на театр брала у других.
— В те времена отношение к драгоценностям было
— Но не такое же колье! Такое колье во все времена драгоценность. Нет, Сергей Михайлович, не верю я в вашу версию. К тому же вы невольно очерняете Надю. Да-да, Сергей Михайлович. Получается, что Надя скрывала от меня колье. Мы не были расписаны, но жили под одной крышей и, простите, хозяйство вели общее, и в шкафу лежали общие деньги.
— Вам не доводилось слышать от Надежды Андреевны, что Скарская оставила ей в наследство кое-что или подарила?
— Нет, Сергей Михайлович. Скажи Надя это, она ведь должна была показать «кое-что», полученное от Скарской — живой или мертвой. Надя не могла скрывать от меня что-либо, тем более материальную ценность.
— Простите за нескромный вопрос: почему?
— По складу своего характера, по складу наших отношений, ну, хотя бы потому, что она жила на мои деньги!
— Вы сказали, что деньги у вас были общие.
— Что актеры получают?! А мы жили на широкую ногу. Я вам говорил об этом. Нет, не было у Нади никакого колье. Было бы, так она не удержалась бы, чтобы не показать его.
— Значит, вы не видели колье?
— Я не мог видеть того, чего не было.
— Дело в том, что Надежда Андреевна держала колье в руках в тот свой последний вечер.
— Этого не может быть! Я же не слепой!
Раздался звонок в квартиру. Голованов вздрогнул.
— Если не трудно, откройте, пожалуйста.
Я пошел открывать дверь.
Меня опередил Аккуратов. Он впустил врача, утомленную визитами женщину. Она тащила тяжелый металлический аппарат. Я забрал у нее аппарат и отнес в комнату.
— Включите вилку в розетку, — приказала врач.
— Сейчас будут снимать электрокардиограмму. Это все нам знакомо, — сказал Аккуратов. — Не будем мешать. Ну, бывай, Виталий Аверьянович. Выздоравливай.
Я тоже попрощался и ушел вместе с Аккуратовым.
— Вам в какую сторону? — спросил я его на улице.
— На Горького.
— И мне на Горького. Пойдем пешком?
— Можно. Вы тоже имеете отношение к театру?
— Имел.
— Чем сейчас занимаетесь?
— Исследованием человеческих взаимоотношений, в данном случае в театре.
— И то лучше. Посмотрите, что стало с Виталием Аверьяновичем. Так сказать, наглядное свидетельство. Был человек-глыба. Какую жизнь загубил! Какую перспективу! Мог он дальше меня пойти — в начальники управления, в заместители министра. Мужик был сильный, могучий, крепкий, российский мужик. Он японцам сто очков вперед давал. А японцы торговцы хорошие. Они у нас много леса берут. Уважали его. До сих пор спрашивают, как Голованов-сан поживает. «Сан» по-японски значит господин. А как он поживает, сами видите. Видно, всерьез, по-настоящему любил он эту актрису и сейчас любит. Что произошло? Почему она наложила на себя руки?