Иметь и не потерять
Шрифт:
Иван рассмеялся.
– Было дело, выпендривался и получал от матери нахлобучку…
Они подходили к большому рубленому дому, обнесенному широким палисадником и дощатым забором.
– Живет, как принцесса в тереме, – кивнул на дом Паша.
– Тебе-то что? Тянет баба по жизни свою струнку, и добро.
– А толку? Ни мужа, ни детей…
Калитка вдруг распахнулась, и навстречу им вышла Дуся. Легкая куртка плотно облегала ее ладную фигуру.
– А я заждалась. – Дуся улыбнулась. Белые и ровные ее зубы так и заблестели между полноватых, четко
– Чего бы мы не пришли, коль договорились? – сдвигая на затылок фуражку, стрельнул глазами Паша. – Веди, где твой бугай?
Дуся опалила взглядом Ивана, резво развернулась и пошла в ограду.
– Я все приготовила. Бычка почистила, – кинула она на ходу, – здесь он. – Она открыла воротца на задворки, двинулась мимо бани.
Запахло цветами, березовым листом и помидорами.
Бычок был поменьше и похилее, чем у Кузиных. Он стоял в трехжердевом пригончике и тоскливо мычал, словно чувствовал свою кончину.
Дуся ухватила его за уши и потянула.
Мужики и одуматься не успели, как телок уже стоял возле них.
– Держите, я сейчас тазик принесу для крови. – Дуся одернула куртку, сползшую почти на грудь. – Люблю жареную кровь с осердием и луком.
– Ты, елкин кот, не только осердие, но и телка за два присеста слопаешь, – принимая у нее бычка, съязвил Паша.
Дуся хохотнула.
– А что? Я одинокая, мне силы много надо.
«В девушках была хотя и бойкой, но жалостливая, – подумал Иван. – А сейчас откуда что взялось. За четыре года совместной жизни Храмцов все в ней перевернул, не туда пошагала баба. – Он поглядел в печальные глаза теленка и заметил, как мелко дрожит у него на боках кожа. – Вот тебе и скотина безропотная – чувствует смерть…»
Дуся принесла тазик. Кровь ударила пенным фонтаном, обрызгала Дусе руки, но она, не дрогнув, твердо держала тазик, стараясь не уронить ни одной капли…
Налетная грусть тронула сердце. Иван поднялся с чурбака, потрогал тушу нетели. Мясо покрылось тонкой пленкой, но еще издавало запах крови. «К утру совсем подвянет, – утвердился он, – товарный вид будет, что надо…»
Поднявшись на крыльцо, Иван распахнул двери в прихожую. Нюра хлопотала у газовой плиты, готовя на большой чугунной сковороде осердие вперемежку с требухой. Острый запах жареного мяса и лука защекотал ноздри, и сразу засосало под ложечкой.
– Ну что у тебя? – спросил Иван, открывая двери в избу.
– Мой руки – и за стол.
– За Пашей с Андреем послала?
– Степашка убежал, сейчас явятся.
«Молодец, баба, – склоняясь под рукомойником, подумал про жену Иван, – везде успевает. В доме всегда порядок, и ребятишки обихожены, накормлены, напоены, Жалеет она их, хотя и не родная. – Вода приятно освежала, снимая накопившуюся за день усталость. Иван плескался и плескался. – Своего хочет. А как тут разуметь? Заимеет своего – и сразу к ребятам душа подостынет. Мне надрыв в сердце: и этих будет жалко, и того…»
В прихожей затопали. Дверь открыл Андрей Кузин:
– Можно?
– Заходи, –
– Да с Нюрой болтает. – Андрей поставил на стол две бутылки водки.
Иван нахмурился:
– К чему это?
– Так, взбодриться с устатку надо. Одну я вытащил из заначки, другую – Дуся дала. – Андрей подмигнул. – Уж больно понравилось ей, как ты бычка обработал.
– Завтра же ехать, – никак не среагировал Иван на хитрое мигание.
– Так что тут на троих? Мы же не малахольные.
Дверь широко распахнулась, и Паша пропустил вперед Нюру со сковородой, потер рука об руку.
– Ну и умеет Нюра жарить! Пальчики оближешь, елкин кот! – Он покосился на бутылки с водкой и как-то степенно, важничая, вытянул из кармана пиджака свою поллитровку, встряхнул ее и, прежде чем поставить на стол, поглядел на свет.
– Чего это распузырились? – недовольно проговорила Нюра. – Какие из вас продавцы будут завтра.
– За дорогу отоспимся, – отговорился Паша с веселинкой в голосе.
Иван взял одну бутылку, прошел в куток и поставил ее куда-то вниз, за кострюли.
– Погреемся, когда приедем.
– Делить тут чего-то, – проворчал недовольно Паша.
– Давайте за стол, а то жаркое остывает и есть охота – под грудью сосет…
В окна, освещенные яркой люстрой, гляделись серые сумерки, сплавляя в единую стенку плотные кусты смородины в палисаднике, и не привычная для преддверия осени тишина обволакивала дом.
Пили и ели неторопливо, степенно.
– Совсем, елкин кот, стало туго со скотиной. – Паша утер губы рукой, готовясь выпить очередную порцию водки. – Подняли все луга на дыбы, расковыряли техникой, а толку, считай, никакого. Приходится по клочкам сено косить. Пока насобираешь на омет, напереживаешься, натешишься с вилами, и отпадает всякая охота пускать лишнюю голову в зиму.
– Тебе позволь – так размахнешься на целое стадо. – Иван глядел озорновато, жмурился. Крупное его лицо с резкими чертами, обветренное и загорелое, едва заметно розовело. Кустистые брови слегка вздрагивали, когда Иван смеялся.
– А что, елкин кот, если б дозволили держать скота неограниченно и техникой помогали в страду, и держал бы. Кому от этого худо? – Паша потянул кусок жаркого. – Мы бы не по одной туше, а по две-три повезли продавать, горожанам в радость, а то мясо там только на рынке бывает, и то в очередь да по выходным.
– И не только бы базаром ограничились, – поддержал его немногословный Андрей, – а и сдавали бы еще в государство по закупочным ценам.
– Дело говорят, – вмешалась вдруг Нюра. – Раз тяжело сейчас с продуктами в городе – можно было бы и что-то разрешить.
– Во, Нюра! Во, голова! – Паша привстал. – А ну, давай выпей с нами! – Он потянул ее за стол.
Нюра отмахнулась:
– Какой я питок. Одну стопку приму, и голова потом болит.
– Поболит – пройдет, не каждый день. – Андрей ухватил полупустую бутылку со стола и плеснул водки в свободный стакан. – Пей! Чтоб нам завтра толком распродаться.