Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:
В июне 262 князьям, которые подали обращения, было «разрешено» вернуть реестры своих владений императору. Остальным велели это сделать в приказном порядке. Одновременно князья назначались губернаторами своих владений, то есть их наследственные права были поставлены под сомнение. Князья продолжали управлять в границах прежних владений, но теперь они делали это уже от имени Мэйдзи. Теперь они стали больше напоминать чиновников, состоящих на государственной службе. Правда, князья сохраняли за собой право собирать налоги и использовать их по своему усмотрению. Однако на выплату рисовых пайков своим вассалам было наложено серьезное ограничение – теперь на эти цели могло расходоваться не более 10 процентов налоговых поступлений. Одновременно князьям поручили провести «инвентаризацию» своего хозяйства и представить отчет о бюджете, населении, системе управления
В начале лета Гарри Паркс получил известие, что второй сын королевы Виктории, Альфред, герцог Эдинбургский, совершавший кругосветное путешествие, желает посетить и Японию. В первый раз в истории страны в гости к императору собирался член правящей династии из Европы. Вопрос о приеме герцога вызвал бурю эмоций. Дело в том, что традиционная модель внешних отношений не предусматривала отношений равенства между государствами. Одно из них должно было обязательно выступать в качестве сюзерена, а другое – данника и вассала. Поэтому китайское правительство отказалось принять герцога как равного, в связи с чем он был вынужден приехать в Китай в качестве частного лица. Наученный горьким китайским опытом, Паркс неоднократно подчеркивал, что герцог должен быть принят в Японии в качестве равного партнера. На этом основании придворные консерваторы решительно выступили против визита герцога, ибо это означало бы уравнивание потомка синтоистских богов с иностранным принцем. На их переубеждение ушло несколько месяцев, но в результате вопрос был решен положительно. Однако для достойного и необидного для англичан приема следовало выработать новые правила этикета. Ивакура Томоми приступил к делу.
Герцог прибыл в Иокогаму. Мебель для его токийской резиденции срочно закупили в Гонконге. За несколько дней до прибытия герцога в Японии помолились «китайскому богу» (т. е. богу, обеспечивавшему безопасное морское путешествие). Когда герцог сходил на берег, его приветствовал 21 залп артиллерийского салюта. Дорога от Иокогамы до Токио была отремонтирована и подметена; молитвы богу дорог были вознесены, окна вторых этажей – крепко-накрепко запечатаны бумажными лентами. Перед тем как герцог вошел в прежний сёгунский замок, чтобы повстречаться с Мэйдзи, провели церемонию очищения, поскольку японцы опасались, что герцог, являясь представителем ритуально нечистой заграницы, может «заразить» и самого Мэйдзи. Церемония заключалась в том, что герцога и его свиту обмахивали родом метелочки из бумажных полосок (нуса), которые использовались в синтоистских очистительных ритуалах. Когда впоследствии об этом стало известно Фукудзава Юкити, он, по собственному признанию, «едва не заплакал от чувства национального унижения», поскольку прекрасно понимал: с англичанами обошлись недостойно.
Сами иностранцы, похоже, не отдавали себе отчета в скрытом для них смысле ритуала, сочтя его за очередное подтверждение того, что имеют дело с «варварами» и загадочной японской душой. Во всяком случае, никаких протестов герцог не заявлял, аудиенция прошла без всяких инцидентов, отчеты посольства были самыми благоприятными. После того как Мэйдзи стоя поприветствовал герцога с того возвышения, где находился его трон, он пригласил гостя в чайный павильон «Осенние листья», расположенный в саду. Затем его провели в «Павильон водопада». Содержание состоявшейся беседы вряд ли может представлять интерес. Мэйдзи сказал, как он рад визиту, выразил озабоченность тем, что с дороги герцог устал. Тот же благодарил за сердечность приема, который, вне всякого сомнения, порадует его мать-королеву. Вездесущий Паркс не преминул отметить, что оба молодых человека выглядели весьма застенчивыми.
Хотя состоявшийся разговор вряд ли можно счесть «увлекательным», именно в его тривиальности и заключался главный смысл – стороны продемонстрировали обоюдную приязнь и отсутствие подозрительных намерений. Ну а что касается того, кто из них более «чист», каждый, вероятно, остался при своем первоначальном мнении. Вряд ли в этот момент Мэйдзи мог с пониманием отнестись к подарку Альфреда – золотой табакерке, на крышке которой был изображен обрамленный алмазами портрет герцога. В самой Японии изображать монарха запрещалось, и Альфред мог запечатлеть образ Мэйдзи только в сердце.
Герцог получил от Мэйдзи множество замечательных вещей: изделия из лака, бронзы, эмали, керамику и кинжал. Подученный своими советниками, Альфред попросил Мэйдзи написать стихотворение для передачи Виктории, что и было исполнено.
Если правишь С думой о людях, Небо с Землею Вместе пребудут Веки вечные.Реакция Виктории на стихотворение неизвестна. Скорее всего, ничего поэтического она в ответ не сочинила. Европейские государи к этому времени уже утратили поэтический дар.
Отношения с европейскими царствующими домами были установлены. Всего через месяц после визита герцога Эдинбургского посольство Австро-Венгерской империи доставило японскому императору статую императора Франца-Иосифа. Причем в полный рост.
Теперь Мэйдзи был принят в семью европейских монархов. Правда, стоит помнить, что он, в обход западных обыкновений, именовать монархов «братьями» все-таки не стал. Видимо, это казалось пока что не совсем соответствующим действительности. Лишенное и тени панибратства «ваше величество» («котэй хэйка») подходило, в японском понимании, намного больше.
В своем стихотворении Мэйдзи говорил об управлении «с думой о людях». Это утверждение вполне соответствовало представлениям об идеальном дальневосточном монархе. В этом году Японию замучили затяжные дожди. Урожай прошлого года оказался плохим, в этом году виды на него тоже были неважными. 25 августа Мэйдзи распорядился об оказании помощи крестьянам пострадавших районов. Он урезал расходы на содержание двора и даже отказался от пира по случаю своего дня рождения. Его чиновники последовали примеру, отдав в фонд помощи нуждающимся от 10 до 20 процентов своего жалования [74] .
74
Дайниппон сётёку цукай. С. 627–628.
В то время как Мэйдзи осуществлял свои представительские функции, правительство тоже не теряло времени даром. Власти прекрасно понимали, что для создания единой страны следовало обеспечить не только вертикальные связи между властью и народом, но и связи горизонтальные – между обычными людьми. Поэтому с самого начала существования нового режима развитию средств связи и транспорта уделялось колоссальное внимание.
Как и многие другие технические новинки, первая телеграфная линия появилась в Иокогаме. Пробная линия длиной всего в 700 м соединила располагавшийся в этом городе правительственный офис и учреждение, занимавшееся портовыми маяками. Это произошло летом, а уже к концу года телеграфная линия связала Иокогаму и Токио. Ее прокладка происходила под руководством английских инженеров. В следующем году телеграммы в Токио можно было посылать уже и из Нагасаки. Вначале основными пользователями телеграфа были государственные учреждения, но постепенно он входит и в повседневную жизнь. Это имело самые неожиданные последствия для бизнеса. Так, например, известен пример купца Симомура Дзэнтаро, который занимался торговлей шелком-сырцом. Он обладал превосходной службой пеших фельдъегерей, которые доставляли ему сведения о ценах в Иокогаме раньше, чем это делали другие. За счет этого он мог проворачивать прибыльные спекулятивные операции. С повсеместным распространением телеграфа такой бизнес попросту перестал существовать.
Все это происходило на фоне ближайшей спутницы всякой революции – инфляции. Новое правительство выпустило бумажные деньги, но особого доверия к ним не было, и ассигнации княжеств продолжали хождение. Смена власти и военные действия вызывали панические настроения. По сравнению со временем рождения Мэйдзи цены выросли в 6,27 раз. Неудивительно, что и в этом году крестьянских волнений было снова много – больше 150. Не пощадила революция и самого Токио. Бывший совсем недавно крупнейшим городом в мире, он потерял 800 тысяч своих жителей. Теперь в Токио проживало всего 500 тысяч человек.