Император Терний
Шрифт:
— Опять будешь то же самое? — требовательно спросил я. Существо ослабило хватку и опять полезло по моей руке к столбу. По ощущениям, что-то вроде гигантского краба или паука. Боже, как я ненавижу пауков. — Опять будешь обрабатывать все ребра подряд, как у Солнышка? — Я покосился на него. — Предполагается, что ты в этом мастерица, что смотреть будет интересно. Неудивительно, что они уже готовят Гретчу на смену тебе.
— Ребра — скучища какая, — крикнул кто-то у нее за спиной.
— Зато, когда она их выламывает, уже ничего. — Это уже Раэль.
— Одно
— Что-то новенькое!
Легкие вибрации — существо доползло до веревки на груди. Черт. Я напрягся, готовый порвать ее — и ничего. Еще вибрации — и существо двинулось дальше, оставив веревку нетронутой.
— Давай, Уродка Мари, покажи нам что-то новенькое. — Смуглый парень в заднем ряду.
Мари это совсем не понравилось. Она осклабилась, обнажая желтые пеньки зубов, забормотала и нагнулась за тонким крючком.
Существо было у меня за головой. Что-то потянуло меня за волосы там, где пряди намотались на кожаный ремень. Клешня скользнула под него.
Мари смотрела на меня, выпрямившись, насколько позволяла ей спина. Она приближалась, держа крюк низко, на уровне паха, и улыбалась.
Вжик.
Я подался вперед, и веревка вокруг груди лопнула. Возможно, существо ее все же распилило, оставив держаться на волоске.
Фокусник может отвлечь ваше внимание на то, что ему нужно, и вы просто не заметите, что происходит прямо у вас перед носом. Крючок Мари отвлек Плохих Псов. Последняя веревка упала, и, словно по волшебству, никто этого не заметил.
Охватившее меня безумие, кипящая смесь ужаса и облегчения, велело мне почесать нос и сунуть руку обратно за спину. Благоразумие возобладало. Я преодолел искушение бездарно потратить шанс, вонзив крюк Мари ей в глаз. Вместо этого я рванул вперед и одним быстрым движением подхватил свой меч с колен Манвы.
Я шагнул в самую толпу.
Чтобы избежать плена, лучше всего держаться с краю, но у них были луки и наверняка еще дротики. Ударив в центр, я дезорганизовал Псов. Я шел вперед, укладывая их. Прежде чем первые успели вскочить на ноги, четверо уже получили раны, что никогда не закроются.
В том, чтобы оказаться в окружении, есть своя свобода. В таких обстоятельствах с тяжелым мечом, достаточно острым, чтобы рубить ветер, можно описывать великолепные большие круги и заботиться лишь о том, чтобы он не застрял в теле очередной жертвы. Во многих отношениях я провел большую часть своей жизни именно в таких условиях — рубил во все стороны, не думая о том, кто при этом будет убит. Опыт сослужил мне хорошую службу у подножья холмов Иберико.
Плохие Псы умирали, лишались голов, конечностей, и не успевал один упасть, как мой меч пропахивал алую борозду в следующем. Ни до, ни после я не получал от резни такого чистого удовольствия. Кто-то обнажил оружие — мечи, ножи, острые топорики, колуны, но никто не успел замахнуться им больше двух раз: быстрая стычка — и они падали от ответного удара. Я был трижды ранен, но не замечал этого до того момента, когда, уже много позже, понял, что не вся кровь смывается.
На меня наступали со всех сторон. Я развернулся и столкнулся с Манвой. Инстинкт заставил меня схватить ту его руку, что держала нож, и дернуться в сторону. Ненависть столкнула мой лоб с его носом. Он был рослый и сильный человек, но и я уже немалого роста, и то ли ярость умножила мои силы, то ли моя мускулатура была не хуже, сам не знаю, но его нож не нашел меня. На самом деле я захватил его на десяток кровавых секунд, разрубая и пронзая, а потом оставил в шее Раэля.
Хорошо, что многие были пьяны, а кто-то так ослеплен солнцем, что даже не мог отыскать оружие, не говоря уже о том, чтобы толком управиться с ним. Еще хорошо, что я питал к ним настолько чистую ненависть и месяцами учился фехтовать, с утра до вечера, до кровавых мозолей и непрекращающегося свиста клинков в ушах.
Упал толстяк, выблевывая синие кольца кишок из распоротого живота. Другого, уже на ходу, я зарубил сзади. Обернувшись, я увидел еще двух Псов, удирающих в долину. Одного я завалил с пятидесяти шагов топориком, подобранным с земли. Второй сбежал. Внезапно наступила полная тишина.
У столбов стояли Мари и Гретча. Одну руку девчонка замотала в старухину юбку, другой держала духовое ружье, целясь в меня. Я направился к ним. Пфффт. Дротик Гретчи попал мне в ключицу. Я выхватил у нее трубку и бросил за спину.
— Мы очень похожи, Гретча, ты и я.
Я присел на корточки, чтобы смотреть ей в лицо. Вытащил дротик и швырнул его в пыль. Она наблюдала за мной темными глазами. Я видел, как она похожа на Мари. Может быть, внучка.
— Я могу помочь. — Я улыбнулся, печалясь о ней, обо всем. — Если бы кто-нибудь сделал это для меня, когда я был маленьким, всем было бы лучше.
Рот ее расширился от удивления, когда меч рассек ее, царапаясь о тонкие косточки. Она соскользнула с клинка, я выпрямился.
— Старая. Уродка. Мари.
Крюк был все еще у нее в руках. Я схватил ее за тощую шею, но она не пыталась проткнуть меня. В кончиках пальцев запульсировала некромантия, может быть, реагируя на ее возраст. Мои пальцы нашли узлы ее позвонков, и я позволил смерти просочиться в нее, достаточно, чтобы она скорчилась на земле.
Солнышко был еще жив. Его тяжкие вздохи нарушали тишину. Некоторые из Плохих Псов были ранены, но им хватало благоразумия лежать смирно и не привлекать к себе внимания.
Вблизи раны Солнышка словно вопили. Я почувствовал, как боль струится по нему красными реками. Некромантия чувствует такое. Я приложил ладонь к его груди и словно познал его кровь и кости, разветвления его вен, форму позвоночника, биение сердца. Но исцелить я не мог, только убить. Из его глазниц сочилась густая слизь, покрытая сажей. Обгорелый распухший язык вываливался из разбитого рта.
— Я не могу помочь тебе, Грейсон Безземельный.
Усилие, с которым он поднял безглазую голову, прорвалось сквозь некромантические нити, связывающие нас, и я резко выдохнул. Я перерезал веревки и опустил его на землю. Не хотел видеть, как он умирает связанным.