Император всего
Шрифт:
На Руиза надвигалась колоссальная усталость. Он не спал уже много дней, внезапно он почувствовал себя тугодумом и страшно уязвимым. Внезапно он подумал, хватит ли ему сил противостоять Публию.
– Прекрати, – сказал он, – теперь мне надо знать все. Если ты пока еще не начал думать, как ты вывезешь нас с Суука, теперь самое время начать планировать.
Кроме того, подумал Руиз, любое время и силы, которые Публий потратит на обдумывание этого плана, существенно сократит время и силы, которые он мог бы потратить на коварство в отношении Руиза.
Публий потер подбородок.
– Значит,
– Да-да. Разве я не говорил тебе это множество раз, так, что я уже и счет потерял?
– Я мог бы предложить тебе кое-какие альтернативы, – сказал весело Публий. – Богатство, которое ты себе не можешь вообразить, крепкую цитадель в Моревейнике, новое тело. Много прочих весьма привлекательных вещей. Потом, когда закончится кризис среди пиратских владык, ты обнаружишь, что уехать с планеты совсем не так сложно, если тебе тогда это все еще будет нужно.
– Пожалуйста, не приводи меня в бешенство, Публий. В моем теперешнем настроении это может оказаться фатальным для нас обоих. Скажи мне, какой у тебя план, или давай придумывать его вместе.
Публий с сомнением покачал головой.
– Ты настаиваешь?
– Да.
– Ладно. Ладно. Ты знаешь Иванта Тильдореаморса?
– Понаслышке.
Тильдореаморс был одним из самых кровожадных пиратских властителей, глава одной из самых старых корсарских семей, члены которой терзали пангалактические миры множество столетий. Ему приписывали прямолинейную свирепость и однозначную ярость, какие редко встречались даже в Моревейнике, где все, кто выживали и процветали, должны были быть своего рода чудовищами.
– А? Ну что ж, Ивант должен мне услугу, и так случилось, что я в курсе одной из самых больших его тайн, которой я теперь должен поделиться с тобой. Ивант держит космодром в сотне километров к востоку на побережье, и один из его челноков там сейчас наготове.
Руиз отнесся к этим новостям скептически.
– К востоку Огненные Пустыни. А Лезвия Нампа не дают неверным проникать в пустыни.
– В общем, верно. Однако Ивант снабжает Лезвия тем, что для них свято.
– Ясно. И как мы туда доберемся?
– Разумеется, на барже.
– Брось дурить меня, Публий. Ни один владелец баржи в здравом уме не поедет на восток.
Публий выглядел чрезвычайно самодовольным. Видимо, ему доставляло большое удовольствие показывать Руизу, что он уже составил план как переправить их с Суука – удивительный пример хитрости, поскольку ясно было, что он никогда не рассчитывал, что Руиз живым выберется из визита в крепость Юбере.
– Ты ошибаешься, Руиз, – сказал он, – раз в жизни, но ошибаешься. Одна баржа ходит на восток, два раза в год. Жертвенники… и солнцестояние близко.
Руиз почувствовал, что его затошнило от дурного предчувствия.
– Расскажи подробнее.
– О, ты и так уже догадался, что я имею в виду. Секта Жертвенников уже сейчас готовится к путешествию. Нам только надо облачиться в подходящие одежды, выдрать пару прядей волос, перепачкать лица, попрактиковаться в причитаниях, и мы как раз подойдем для этой роли. Мне так кажется, что пиратам сроду не придет в голову шмонать на таможне Жертвенников – в конце концов, они же отправляются умирать либо в мясницких лабораториях Лезвий, либо среди костров Пустынь.
– А как ты нам предложишь избежать подобного же конца?
– Очень просто! Мы наденем ливреи Тильдореаморса под наши жертвеннические одеяния. Когда мы достигнем пустынь, то снимем рясы и представимся посланниками Тильдореаморса. Мы потащим с собой несколько килограммов ганджи как доказательство нашей подлинности и доставим травку этим муллам. Лезвия проведут нас к челноку, и мы улетим.
Руиз задумался над планом. Если Публий говорил правду, план казался вполне осуществимым, хотя, правда, не очень удобным. Перспектива морского путешествия на много миль в дырявом протекающем корыте, да еще в тесном соседстве с несколькими сотнями религиозных фанатиков, это было малопривлекательно. Но в сравнении с теми трудностями, которые они уже пережили, это казалось совсем не таким страшным. Я вел весьма оригинальную жизнь слишком долго, подумал Руиз про себя.
Он позволил себе подумать о Низе и об их близящемся воссоединении. Невольная улыбка озарила его лицо.
Публий улыбнулся в ответ, видимо, ошибочно приняв выражение лица Руиза за одобрение.
– Тебе нравится, а? Я так и думал.
Руиз нахмурился.
В каком же странном мире, должно быть, живет Публий. По внешнему виду казалось, что изобретатель чудовищ успел забыть, на что он готов был пойти, чтобы только окончательно убедиться, что ему никогда не придется говорить Руизу относительно этого плана. Неужели теперь он ждал, что Руиз забудет его предательство и будет общаться с Публием так, словно они были союзниками? Может быть, Публий надеялся, что необыкновенная сила его личности, как следует направленная на Руиза, заставит того забыть о каких-нибудь существенных предосторожностях? Но если так, то изобретатель чудовищ будет жестоко разочарован. Руиз никогда не мог бы забыть, что у Публия был необыкновенно гибкий ум, даже если этот ум был до непристойности ненормален.
– По крайней мере, он кажется выполнимым, – сказал неопределенно Руиз. – Очень многое зависит от того, сколько правды ты говоришь в деталях – а мы оба знаем, как маловероятен факт, что ты говоришь правду.
Публий принял обиженный вид, провоцируя у Руиза приступ почти истерического хохота, который он старательно подавил. Не следует проявлять перед создателем чудовищ никаких слабостей. Пока что Руиз чувствовал свой перевес перед Публием, и он больше, чем Публий, презирал смерть. Как только Публий почувствует его преданность Низе, равновесие опять переместится в сторону Публия.
Но он не мог удержаться от предвкушения, что снова увидит ее, и чувство это было таким насущным.
19
Кореана шагала по своему номеру в гостинице, словно только что посаженный в клетку хищник, тот, который еще не привык к регулярным кормлениям и отвратительному ограничению пространства в клетке. Мармо плавал в воздухе в темном углу, играя в свою вечную игру против своих же сопроцессоров. Огоньки его видеоэкрана поблескивали на его металлическом лице, и единственными звуками, слышными в темноте, были шаги Кореаны из угла в угол и постукивание пальцев Мармо по клавиатуре компьютера.