Императрица
Шрифт:
Никого? Но разве Жун Лу не ее родич? Он ее кузен, а узы крови нельзя разорвать. Ехонала села на кровати, вытерла глаза и хлопнула в ладоши.
— Что прикажете? — спросила служанка от двери.
— Пришли ко мне евнуха Ли Ляньиня, — приказала Ехонала. Служанка колебалась. Сомнение ясно выражалось на ее круглом лице.
— Славная госпожа, — посоветовала она, — не слишком доверяйте этому евнуху. Зачем он вам теперь?
Но Ехонала заупрямилась:, — Затем, что может сделать только он. Служанка ушла,
— Что, что надо, моя госпожа Феникс? — спросил он из-за двери.
Ехонала отвела занавеску. Темный, почти черный, халат подчеркивал ее бледное серьезное лицо, черные круги под глазами. Она говорила с большим достоинством.
— Приведи сюда моего родича, — приказала она, — моего кузена Жун Лу.
— Капитана императорских стражников? — спросил удивленный Ли Ляньинь.
— Да, — подтвердила она надменно.
Он ушел, рукавом стирая с лица улыбку.
Услышав удаляющиеся шаги евнуха, Ехонала опустила занавеску. Когда она получит власть, то возвысит Жун Лу так, чтобы никто, даже евнух, не мог назвать его стражником. Он будет по крайней мере министром, а возможно, и Верховным советником. Девушка наслаждалась своими мечтами, пока вдруг не почувствовала, как в груди растет неистовое желание. Она испугалась. Чего она хочет от своего родича? Только увидеть его честное лицо, услышать его уверенный голос, которым он разъяснит ей ее теперешние обязанности? О, она напрасно послала за Жун Лу! Не могла же она ему поведать, что произошло в эти дни и ночи и как она изменилась? Разве скажешь ему, что не надо было ей никогда входить в ворота Запретного города, разве попросишь теперь помочь убежать отсюда?
Ехонала опустилась на пол, прислонила голову к стене и закрыла глаза. Странная боль росла и ширилась где-то глубоко в груди. Она надеялась, что он не придет.
Но надежда была напрасна, — она уже слышала его шаги. Он пришел сразу, он ждал у двери, а Ли Ляньинь звал ее из-за занавесей.
— Госпожа, ваш родич пришел!
Ехонала поднялась, ей даже не пришло в голову посмотреться в зеркало. Жун Лу знал ее такой, как есть. Для него не надо было прихорашиваться. Она подошла к занавеске и отодвинула ее в сторону. И он был там.
— Войди, кузен, — произнесла она.
— Выйди ты, — ответил Жун Лу. — Мы не должны встречаться в твоей комнате.
— И все-таки я должна поговорить с тобой наедине, — сказала Ехонала, видя, что Ли Ляньинь прислушивается с жадным вниманием.
Но Жун Лу так и не захотел войти, и ей пришлось самой выйти к нему. Он увидел бледное лицо, белые губы и темные круги под глазами. Они вышли во двор. Ехонала запретила евнуху идти за ними, только служанка стояла неподалеку, чтобы никто не мог заподозрить, что она находилась наедине с мужчиной, пусть даже со своим кузеном.
Она не могла ни дотронуться до его руки, ни позволить ему тронуть ее руку, как бы ей этого ни хотелось. Она прошла в глубь двора и опустилась на фарфоровую садовую скамейку, стоявшую под хурмой.
— Садись, — сказала она.
Но Жун Лу не сел. Он вытянулся перед ней, прямой и суровый, как будто на посту у императорских ворот.
— Не хочешь ли присесть? — спросила она снова и подняла на него умоляющие глаза.
— Нет, — ответил он. — Я здесь лишь потому, что ты послала за мной.
Она смирилась.
— Ты уже знаешь? — спросила она едва слышно, так, что даже птичка, севшая на ветку над ее головой, не смогла бы расслышать.
— Знаю, — ответил Жун Лу, не глядя на нее.
— Я — новая фаворитка.
— Это я тоже знаю.
Все было сказано, да и что можно было сказать еще, если он не хотел разговаривать? Ехонала, не отрываясь, смотрела на его лицо, такое знакомое, и сравнивала с тем болезненным лицом на императорской подушке. Молодое и красивое, лицо Жун Лу выказывало силу духа, которая проявлялась и в прямом взгляде больших темных глаз, и в твердой линии рта над волевым подбородком. Это было лицо настоящего мужчины.
— Я была дурой, — прошептала она.
Он не ответил. Да и что он мог сказать?
— Я хочу домой, — продолжала она.
Он сложил руки и старательно смотрел поверх ее головы на деревья.
— Это твой дом, — наконец произнес он. Она закусила нижнюю губу.
— Хочу, чтобы ты спас меня.
Он не пошевелился. Со стороны можно было подумать, будто стражник просто охраняет женщину, сидящую под хурмой. Но вот он опустил взгляд на ее прекрасное лицо, и в этом взгляде она прочитала ответ.
— О, сердце мое, если бы я мог спасти тебя, то я бы сделал это. Но я не могу.
Боль, снедающая ее изнутри, внезапно ослабла.
— Но ведь ты меня не забудешь?!
— Днем и ночью я вспоминаю тебя, — промолвил он.
— Что же мне делать? — растерялась она.
— Ты знаешь свою судьбу, — ответил Жун Лу, — ты сама ее выбрала.
Нижняя губа у нее задрожала, а слезы серебром засверкали в темных глазах.
— Я ведь не знала, как это будет, — пробормотала она.
— Сделанного не изменишь, — вздохнул он. — Невозможно вернуть прошлое.
Она больше не могла говорить, только наклонила голову, чтобы слезы не бежали по щекам. Вытирать их девушка не осмеливалась, ведь евнух мог прятаться где-нибудь поблизости.
— Ты выбрала величие, — продолжал Жун Лу в ответ на ее молчание. — И ты должна быть великой.
Она проглотила слезы, но все еще не осмеливалась поднять голову.
— Только при одном условии, — произнесла она слабым дрожащим голосом.