Империализм как высшая стадия «восточного деспотизма»
Шрифт:
Аграрное государство развивается в двух формах: в форме монархии централизованной и «феодальной» [41] . Централизованные часто являются полиэтническими державами, «феодальные» – «вассальными» землями централизованных империй или их бывшими частями. Преобладание той или иной государственной структуры зависит от характера доминирующей угрозы: при децентрализованной, нерегулярной угрозе – при морских набегах викингов или нашествиях кочевников – торжествует «феодальная» форма. В её основа крайне устойчивая модель взаимоотношений «лорд-слуга». Она возникает как реакция на ослабление центральной власти, влекущей распад централизованной империи – как в Японии в эпоху Фудзивара или в Китае времён «Троецарствия». Европейский феодализм – отдельный феномен, порождённый римским наследием [42] . Местным феодалам со своими армиями и крепостями легче справиться с мобильными разбойниками, чем многочисленному, но далёкому столичному войску. В то же время они бессильны перед полномасштабным вторжением централизованного государства, воины которого вырезают всю феодальную династию и уничтожают память о прежних традициях налогообложения, устраивавших и крестьян, и господ. Феодалы также часто ведут разорительные для крестьян войны с друг другом, что провоцирует бегство земледельцев с земли. Раннесредневековые европейские государства – «гептархия» в Британии или вестготские королевства в Пиренеях были адекватным ответом вызову эпохи норманнов, арабских завоевателей и венгерских кочевников.
41
Ф. Бродель: «Могу ли я сразу же и до того, как двигаться далее, сказать, что я испытываю к столь часто употребляемому слову феодализм
42
«Что…действительно выделяет Европу, так это многовековая стабильность феодальной системы, а также многовековая «слабость» (гибкость) государственной власти».(Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. СПб.: Норма, 2011. С. 6)
Но при постоянной масштабной угрозе – со стороны иностранного государства или союза варварских племён, с каковой столкнулся Китай во эпоху династии Хань, воевавший с кочевниками хунну, или в Танский период, когда Китай сдерживал Тюркский каганат, – побеждает форма централизованной монархии, способной дать консолидированный отпор внешнему врагу. Централизованная монархия в результате «династического цикла» может распасться на несколько частей: в соответствии с культурно-историческим делением (как держава Александра Македонского после битвы при Ипсе) или административным межеванием. Величайшая централизованная империя Хань в результате «восстания жёлтых повязок» распалась на три царства: У, Вэй и Шу. После многолетних войн государству Вэй во главе с династией Цзинь удаётся вновь объединить Китай. Распад империи Маурьев во II в. до н. э. начался с династического кризиса – убийства Брихадратхи, последнего императора из династии Маурьев, и захвата власти полководцем Пушьямитрой Шунга. Земли Индии были поделены между Греко-Бактрийским царством, империей Шунга и державой Сатавахана. Земли Индостана пребывали в раздробленности до возвышения империи Гуптов.
Ключевая черта централизованной империи – разделение военного и налогового аппаратов. Вооружённые силы финансируются централизованно, а не на основе местных финансовых ресурсов. Собирает средства многочисленная гражданская бюрократия, охватывающую всю страну. Сращённость этих аппаратов создаёт постоянную угрозу восстания местных военачальников, начала междоусобиц между наследниками престола, распада многонациональной империи. Показательно, что Дарий I, подавивший восстание лжецаря Гауматы, в начале своего правления вывел из-под контроля сатрапов финансовый фонд, оставив в каждой из пяти столиц подчиняющийся шахиншаху гарнизон. Это обеспечило Персидской империи многолетнюю стабильность, резко увеличив мобилизационный потенциал, который ко временам Ксеркса достиг невероятных масштабов.
Разветвлённый бюрократический аппарат позволяет аккумулировать финансовые возможности многих регионов, сохранять между ними мир и, самое главное, содержать многочисленную боеспособную армию. Периоды централизации – время внутреннего и внешнего мира, стабильности, обеспечивающей медленный рост благосостояния подданных. Поэтому политическим идеалом для Конфуция, живущего в период «Воюющих царств» (V–III вв. до н. э.), становится централизованное государство с сильной властью правителя, которое он подразумевал под «родовым строем». Именно к нему он призывал вернуться [43] . Современные исследователи выделяют три государства, на протяжении аномально длительного для аграрного мира времени сохранявшие высокие темпы роста подушевых доходов, – Аббасидский халифат, Сунский Китай и Япония эпохи Эдо. Все они были могущественными централизованными образованиями. Для прочих стран аграрного общества характерен многовековой застой в динамике увеличения доходов населения [44] . Неслучайно в памяти современников расцвет централизованной империи – «золотой век», во время которого пика развития достигает литература, поэзия, наука, появляются благоприятные условия для торговли. Династическая линия стабилизируется: общество вырабатывает образ «добродетельного государя», которому правители стараются соответствовать. Государь заботится о стране, понимая, что она перейдёт по наследству его сыну. В истории величайших аграрных цивилизаций Азии – Индии и Китая – «золотые века» приходятся на период расцвета централизованных империй: империи Маурьев (IV–II вв. до н. э.) и государства Гуптов (III–VI вв.) в Индии и империй Хань (III в. до н. э. – III в.) и Тан (VII–X вв.) – в Китае, когда эти государства достигают пика территориальной экспансии.
43
«Конфуций мечтал не о родовом строе, а о централизованном государстве с твердой верховной властью». (Конрад Н. И. Избр. труды. История. М.: Наука, 1974. С. 65)
44
Уровень благосостояния итальянского крестьянина в III в. при Диоклетиане («Эдикт о ценах») и в XVII веке практически идентичен. (Аджемоглу Д., Робинсон Д. А. Почему одни страны богатые, а другие – бедные: происхождение власти, богатства и нищеты. М.: АСТ, 2024. С. 124)
Недостаток централизованной структуры в её хрупкости: при феодализме все функции – военные, судебные, полицейские, фискальные – исполняет господин и его войско, замок которого в непосредственной близости от сервов. Феодальная система проста и надёжна, именно поэтому к такой форме переходят сложно устроенные централизованные государства в эпоху кризиса. Однако феодальная монархия, в отличие от централизованной, не способна построить крупное государство с сетью оросительных каналов, таможенной службой, почтой, системой образования, полицией, и, наконец, с хорошо организованной армией, которую обслуживают все вышеперечисленные организации деспотии. Все сухопутные империи – централизованные аграрные государства, сумевшие мобилизовать максимальный человеческий и технологический потенциал благодаря слаженному действию институтов управления. Их скрепой является общенациональная бюрократия, многочисленная и оттого неустойчивая. Достаточно сбоя одного элемента в разветвлённой административной иерархии, чтобы централизованное государство перестало функционировать.
Слом в результате революции военного аппарата, ключевого в управленческой цепи, автоматически парализует опирающуюся на принуждение налоговую бюрократию – лишённое регулярных доходов государство перестаёт выполнять свои обязательства [45] . Оно больше не платит жалованье военным, не финансирует строительство общественных сооружений, перестаёт содержать провинциальное чиновничество. Фактически легитимная власть сохраняет контроль лишь над столицей, сообщение которой с производящими хлеб провинциями прерывается. Накопившуюся за годы угнетения злобу малодоходные группы вымещают на богатых жителях столицы – купцах, ремесленниках, чиновниках [46] . В стране начинается гражданская война и крестьянские восстания. Слом одного эшелона общенациональной бюрократии приводит к кризису всех институтов и вакууму власти. По подобному сценарию развивались события в высокоразвитых аграрных цивилизациях – в Древнем и Новом царствах, в Китае во время восстания «жёлтых повязок», в индуистской Индии, в России в Смутное время.
45
«.весь Юг не платит подати из-за гражданской смуты…». (Речения Ипувера. Акимов В. В. Древнеегипетские «Речения Ипувера» и библейская Книга Екклесиаста/СКРИЖАЛИ. – N°-3–2012. С. 72)
46
«…благородные в горе, простолюдины же в радости. Каждый город говорит: «Да будем бить мы сильных (имущих) среди нас». Там же. С. 66
«Династический цикл»
Территория государства все урезается, а частные дома все богатеют; государь падает все ниже, а крупные чиновники становятся все могущественнее. Таким образом, государь теряет силу, а чиновники завладевают государством.
Бюрократия имеет в своем обладании государство… Это есть ее частная собственность.
Таким образом, бюрократия становится главным палладиумом централизованной монархии. Однако она становится и её проклятием. В государствах «восточного деспотизма» отношения власти возникли раньше отношений собственности – и классообразование происходило на основе принадлежности к управлению. В результате общество разделилось на два неравнозначных полюса: тонкую прослойку «правящих» и необъятную целину «управляемых». «Управляемые» благодаря внешней и внутренней стабильности, которую им обеспечивают «правящие», постепенно накапливают богатство, осуществляя внешнеторговые операции, продавая ремесленные изделия, реализуя на рынке прибавочный продукт. Но созданное ими богатство не защищено никакой гарантией. Наибольшую безопасность для «управляемых» может обеспечить минимальное взаимодействие с властями [47] , при любой возможности желающими извлечь дополнительную выгоду, – обложить налогом незафиксированную собственность или засудить её обладателя и конфисковать её [48] Единственный надёжный способ защитить накопленную собственность – занять прочное место в матрице власти [49] . Богатство становится неотъемлемым атрибутом высокого социального статуса – в этом суть феномена сращения власти и собственности.
47
«Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». Бродский И. А. Письма римскому другу. М.: Акварель, 2018. С. 20
48
Виттфогель К. А. Восточный деспотизм: сравнительное исследование тотальной власти/пер. с англ. А.Страхова
(Электронный ресурс). URL:(Дата обращения:,13.04.2024)
49
«…собственность в определенном смысле есть лишь атрибут власти. Получив власть, спешат захватить эквивалентную чину собственность. Если значительной собственностью нельзя завладеть, не занимая сильных властных позиций, то именно запах собственности стимулирует политические катаклизмы».(Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. СПб.: Норма, 2011).
Однако технологические возможности аграрного общества ограничивают возможность эффективного контроля над разветвлённой бюрократией, и «чиновничья приватизация» становится необратимой. Бюрократы на всех уровнях, несмотря на царящие между ними антагонизмы, добиваются извлечения дохода из государственного имущества и используют финансовый фонд государства в своих целях. Ранжированные бюрократы присваивают себе земельные наделы, фальсифицируют информацию о доходах своей провинции или министерства, присваивая её часть, берут взятки, занимаются вымогательством. Налоговые агенты собирают подати «в свой карман», вступают в соглашение с крупными землевладельцами, скрывая за взятку часть их собственности. Таможенники, обуреваемые мамоной, покрывают контрабандистов Чиновники стремятся конвертировать власть в богатство, роль которого в обществе, как и неравенство в доходах, возрастает по мере ослабления авторитета правительства. Богатство становится важнее должности [50] . Достигая пика накопления капитала, бюрократы, объятые родительским инстинктом, стремятся закрепить управленческий пост и связанные с ней привилегии и богатства пожизненно, а затем и передать их по наследству [51] .
50
Twitchett D., Loewe М. (eds) The Cambridge History of China. Vol. 1: The China and Han Empires, 221 В. C. – A. D. 220.
Cambridge; London; New York: Cambridge University Press, 1986. P. 625
51
«Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право завещания неотделимо от права собственности». (Троцкий Л. Д. Преданная революция. М.: АСТ, 2023. С. 51)
Задачей чиновников становится создание условий для безопасной «приватизации» государственного имущества. Могущественные главы провинций и воеводы провозглашают независимость от Центра [52] , министры пытаются свергнуть государя или создать постоянно действующий совет, принимающий решения вместо правителя [53] . Средние и мелкие чиновники, пользуясь наступившей смутой в верхних эшелонах власти, безнаказанно эксплуатирует государственное имущество. Доходы центрального правительства снижаются, из-под его контроля уходят отдалённые регионы. Государство вынуждено повышать подати в областях, на которые ещё распространяется его власть, – это оборачивается уходом переобложенных крестьян под покровительство «сильных людей», их бегством с земли, подкупом налоговых агентов, начинающих собирать подати в свою пользу – в итоге податная база сокращается и доходы правительства продолжают падать. Боеспособность армии снижается, что повышает риск иностранного завоевания. Стихийное бедствие влечёт неурожай, хлебные амбары, при помощи которых ранее ликвидировались последствия подобных «внешних шоков», из-за разложившегося чиновничества, поддавшегося мздоимству и коррупции, пустуют. Народ видит в природных катастрофах признак утраты правителем «мандата Небес» – «право восстания», сформулированное ещё Конфуцием, получает теологическое обоснование. Происходит смена династии. Сильная государственная власть, возглавленная могущественным чиновником, подобно Лю Бану, предводителем крестьянского восстания – таким, как Чжу Юаньчжан, иностранным завоевателем, каковым был Хубилай, проводит реформы, усиливая контроль над земельной собственностью, повышая эффективность бюрократической машины осуществляя репрессии против знати и частных собственников. «Реформы в неевропейской древности воспринимаются лишь как очередное возрождение одряхлевшего государства, но на старых основаниях», – констатирует Е. Гайдар. Поэтому крестьянские восстания, сходные с выступлениями Степана Разина и Емельяна Пугачёва, были пропитаны глубокой верой в монархию, нося характер борьбы за «доброго царя», а не за перестройку аграрного строя. Преодолевая накопившиеся социально-экономические антагонизмы и устраняя отставание путём возрождения и всемерного усиления традиционных государственных структур, проводя популярные у народа репрессии против «старорежимных» феодалов, восточные деспоты программировали завоёванное государство на неумолимое отставание в недалёком будущем. Постепенно пришедшие на смену прежним бюрократам новые чиновники, первоначально дисциплинированные мощной энергетикой власти, лично преданные государю, также начинают присваивать государственный доход, стремятся закрепить должность и связанное с ней богатство за потомками. Запускается новый цикл – такие эквифинальные циклы многовековые централизованные империи Китая, Индии, Персии и Египта проходили много раз.
52
Так, «сатрап сатрапов» Готарз поднял восстание против парфянского царя Митридата II и провозгласил отделение от Ирана западных провинций в III в. Абд эр-Рахман захватил власть в Кордовском эмирате и провозгласил независимость от государства Аббасидов в VIII в. Мухаммед Али несколько раз (в 1831 и 1840 гг.) поднимал восстание против Османской Порты, стремясь добиться независимости Египта
53
Так действовали приближённые Петра I в 1725–1730 гг. – в период существования Верховного Тайного совета
Стоит разграничить сущность смуты и революции. Резкий слом государственного аппарата и острая социальная конфронтация в «восточных» обществах наступают для современников неожиданно, не имея основательной идеологической базы по примеру европейской философии Просвещения, и – после нескольких лет мучительного безвластия – завершаются приходом «сильного лидера», по твёрдой руке которого соскучились земледельцы, разорённые параллельным грабежом со стороны многочисленных, претендующих на верховную власть режимов. Смута завершается восстановлением прежнего деспотического строя, который лишь ужесточает репрессии против подданных для предотвращения последующих выступлений. От «бессмысленных и беспощадных» смут в аграрных обществах коренным образом отличаются европейские революции. Но на первый взгляд это не так. Революции, как и смута, имеют восходящую стадию (созыв Генеральных штатов и «ночь чудес» 1789 года в случае Французской революции), пик (казнь Людовика XVI), и нисходящий этап (термидорианский переворот и 18 брюмера Бонапарта). Они также завершаются реакцией – «термидором». Но революции, проходя цикл, никогда не возвращаются в исходную точку, приближая идущее нерешительной поступью человечество, потрясённое ужасами быстрых перемен, к столь лелеемому прогрессу. Карл II после Английской революции и Гражданской войны не смог восстановить «корабельный налог» и вынужден был отказаться от притязаний на абсолютизм, характерных для ранних Стюартов. Людовик XVIII не смог даже реабилитировать бело-золотое знамя Бурбонов в качестве государственного флага – неудивительно, что он согласился даровать либеральную «Хартию». «Революция, – как горько признаёт философ Жан Жорес, – варварский способ прогресса». И в этом её отличие от смут, знаменующих конец одного «династического цикла» и начало другого.
Конец ознакомительного фрагмента.