Империи Средневековья. От Каролингов до Чингизидов
Шрифт:
«Империи-миры» и «Империи-универсумы»
1
Империя Каролингов: возрождение Рима?
Мари-Селин Исайя
Каролингская империя появилась в 800 г., когда папа Лев III короновал Карла Великого в Риме. Ее возникновение стало логичным продолжением политики его деда Карла Мартелла и отца Пипина, пришедших к власти на закате меровингской эпохи. Пипин получал королевский венец дважды – в 751 и 754 гг.; в 768 г. ему наследовал Карл. Он укрепил власть, полученную в наследство от отца, и начал проводить активную захватническую политику, вскоре подчинив Баварию и Саксонию. На севере Италии он увенчал себя «железной короной» лангобардских королей, тем не менее не присоединяя их земли к территориям франков, захватил герцогство Сполето, а на юге полуострова обложил данью княжество Беневенто. По сути Карл управлял империей еще до того, как получил соответствующий титул. В 814 г. он скончался, а власть перешла к его сыну Людовику Благочестивому. Людовик столкнулся с враждебностью собственных сыновей: после череды восстаний и войн в 843 г. по Верденскому договору империя была поделена между ними на три части (Карл Лысый получил Западно-Франкское королевство, Людовик Немецкий – Восточно-Франкское, а Лотарь – Лотарингию). Раздел не означал распада империи: императорский титул перешел к Лотарю, контролировавшему две столицы – Ахен и Рим. Однако новые кризисы и междоусобицы вскоре уничтожили империю. После смерти Карла Толстого в 888 г. каждое королевство пошло по своему собственному пути.
Существовала ли когда-нибудь Каролингская империя? «Да», – скажут школьники, знающие, что Карл Великий стал императором в 800 г. «Нет», – отвечают медиевисты со времен Генриха фон Фихтенау. Со свойственным для австрийских
15
Fichtenau von H. Das karolingische Imperium. Soziale und geistige Problematik eines Grossreiches. Zurich, 1949. 336 s.
16
Mabillon J. Vetera analecta, nova editio cum itinere Germanico. Paris, 1723, pp. 413–414.
Горы и холмы… плачьте о франкском народе, вознесенном Христовой милостью до имперских высот, а ныне падшем в прах… В одно время он потерял и титул императора, и его достоинство, а некогда единое королевство пошло тремя путями. Впредь уже нельзя говорить об императоре, королек сменил короля, частица заменила целое [17] .
Картина оказывается неверной, если воспринимать этот текст буквально. Лотарь, сын Людовика Благочестивого, носил императорский титул до своей смерти в 855 г., затем титул перешел к его старшему сыну Людовику II Итальянскому (ум. 875) и т. д. Флор на самом деле клеймит разрыв между идеей об избранном народе, призванном ко всеобщему господству и ведущем мир к согласию с Господом, и властью людей, впавших в мелочные усобицы. После 843 г. существовали как империя, так и император, но настоящего imperium уже не было.
17
Florus Lugdunensis. Carmina // MGH. Poetae Aevi Carolini. Bd. 2, Hannover, 1884, pp. 560–561.
Развенчание идеи империи, предпринятое Фихтенау, не было единодушно воспринято во Франции, где иной имперский опыт – наполеоновский и колониальный – наряду с традиционной снисходительностью к великим личностям и дальновидным правителям не позволил запятнать репутацию Карла Великого. В то время когда Фихтенау разъяснял, почему имперская идея по сути своей была ошибочна, Альфан доказывал читателям Флора, что речь идет лишь об одной-единственной неудаче и наследников Карла Великого и Людовика Благочестивого можно обвинять только в том, что им не удалось достичь идеала христианского правления, а не в самом стремлении к нему [18] . Преимущество версии Фихтенау состоит в том, что она позволяет прояснить ряд хронологических проблем: Каролингская империя появилась в церковном дискурсе задолго до коронации Карла Великого и продолжала существовать даже после смерти Карла III Толстого (888), потому как жизнь идей длиннее их преходящих воплощений. По версии же Альфана, империя Каролингов пришла в упадок уже в 828–835 гг. Кризис правления Людовика Благочестивого вышел за рамки сугубо политического и экономического противостояния отца со своими сыновьями – Лотарем, Пипином и Людовиком, но в 820-е гг. проявился также во все более частой критике со стороны епископов, не принимавших возможность соединения Церкви и светской власти. В частности, изобличение «секуляризаций» церковных земель, проводимых Карлом Мартеллом, строилось на стремлении к размежеванию, при котором правитель обеспечивал бы безопасность Земного Царства, а Церкви оставлял заботу о его спасении. По меньшей мере нужно признать провал Respublica Christiana, а может, даже подвергнуть сомнению само понятие «империи», как это делал Фихтенау. Таким образом, Майке де Йонг права, когда с юмором говорит о Каролингской империи, предстающей в описаниях медиевистов в вечном упадке, причем пришедшей в него задолго до своего появления [19] . Эту историю неотвратимого заката рассказали уже тысячу раз. К власти приходило все больше и больше слабых, а порой даже больных правителей, пока, наконец, Карл Толстый, слабый и, возможно, склонный к припадкам, не умер в результате неудачной трепанации черепа [20] .
18
Halphen L. Charlemagne et l’Empire carolingien, Paris, 1947. 532 p.
19
Jong de M. The Empire that was Always Decaying: The Carolingians (800–888) // Empires. Elements of Cohesion and Signs of Decay. Vienne, 2015, pp. 6–25.
20
Саймон МакЛин проблематизировал историографию этого вопроса в работе: MacLean S. Kingship and Politics in the Late Ninth Century. Charles the Fat and the End of the Carolingian Empire. Cambridge, 2003, pp. 1–22. О болезни и одержимости Карла см. также: MacLean S. Ritual, Misunderstanding and the Contest for Meaning. Representations of the Disrupted Royal Assembly at Frankfurt (873) // Representations of Power in Medieval Germany, 800–1500. Turnhout, 2006, pp. 97–118.
Мы привыкли описывать империю Каролингов в философских, теологических, моральных и даже медицинских терминах, в результате чего создается картина неизбежного упадка. Для того чтобы сменить ракурс, попробуем обратиться к интереснейшей модели Ибн Халдуна. В 2014 г. Габриель Мартинес-Гро показал, что этот историк и философ XIV–XV вв. предложил метод исторического анализа империй, который целесообразно использовать не только в отношении исламского мира. Как утверждает автор, применяя объяснительную модель Ибн Халдуна к государству Каролингов, мы можем лучше понять не только реальное устройство империи, но и ее своеобразие, потому что «история Европы по сути своей не укладывается в его теорию» [21] , утверждает автор. Остается понять, в чем состоят эти различия! Теория Ибн Халдуна в своей основной логике не так уж плохо описывает Каролингскую империю. Предполагается, что империю создают военные элиты захватчиков. Таковыми и были франки, отправившееся с Карлом Мартеллом завоевывать Фризию, что ярко описано в «Книге истории франков» (Liber historiae Francorum) начала VIII в. Опираясь на военную мощь, они обложили налогом подчиненные народы, но если Меровинги предпочитали дань, получая коров из Саксонии, свиней из Тюрингии и золото от лангобардов [22] , то империя Каролингов пошла путем налогового планирования, учета земель и переписи людей на службе у графов [23] . Несмотря на то что большинство фискальных документов Каролингской империи было утеряно, не следует считать, что система налогообложения была произвольной. Надо всего лишь поискать в других источниках, например в протоколах конфликтов, чтобы понять, что за завоеванием земель сразу следовало строгое распределение налоговых поступлений [24] .
21
Martinez-Gros G. Br`eve histoire des empires. Comment ils surgissent, comment ils s’effondrent. Paris, 2014, p. 23.
22
Reuter T. Plunder and tribute in the Carolingian Empire // Transactions of the Royal Historical Society. Vol. 35. 1985, pp. 75–94.
23
'Elisabeth Magnou-Nortier, Aux origines de la scalit'e moderne. Le syst`eme scal et sa gestion dans le royaume des Francs `a l’'epreuve des sources, Ve—XIe s., Gen`eve, Droz, 2012. Некоторые переводы в этой публикации вызывают вопросы.
24
Francesco Borri, «“Neighbors and Relatives.” The Plea of Rizana as a Source for Northern Adriatic Elites», Mediterranean Studies, 17, 2008, pp. 1–26.
После завоеваний наступает фаза восстановления порядка, ее характеризует появление единой судебной системы вместо местных судов, гарантом которой выступает государство. Оно воплощает идею абсолютной справедливости и обладает монополией на законное насилие. Именно это и происходило при Карле Великом между всеобщим собранием 802 г. и созванными для реформ соборами 813 г. В каждом новом капитулярии император говорил о правосудии для всех, гарантированном, с одной стороны, всеведущим государем, а с другой – письменными нормами.
С меровингских времен епископы и графы во франкских королевствах были проводниками общественного правосудия. Вместе с посланниками императора (missi), его представителями в конкретных судебных округах, они ведали судом совершенно иной природы. Имперское правосудие позаимствовало у Церкви территориально-административное деление, исполнителей и легитимность для того, чтобы противопоставить себя судам местных властей и приравнять к суду Божьему, доступному каждому и по определению справедливому (ведь Бог ни для кого не делает исключений!). Именно в это время в Каролингской империи исчезает воинская повинность для всякого свободного человека, что Ибн Халдун назвал бы демилитаризацией. В германских обществах личная свобода выражалась в праве на участие в политических собраниях, где на основе обычаев выносились приговоры и принимались общественно полезные решения. Кроме того, свободный человек участвовал в военных походах данного сообщества и получал прибыль от трофеев и пленников, за которых он мог потребовать выкуп или перепродать их в качестве рабов. К 808 г. эта система была отменена: закон отныне выделял среди франков земледельческое большинство, которое могло не воевать, но обязано было вносить свой вклад в вооружение и снабжение сражающегося меньшинства, предопределенного к этой роли владением богатыми наделами [25] . То есть, согласно Ибн Халдуну, мы имеем основание говорить о разоружении населения. Основное различие с исламским подходом было в том, что защита империи не препоручалась наемникам, обособленным от основного политического сообщества. Профессиональные воины, награждаемые земельными наделами с налоговыми льготами или церковными бенефициями, являлись в то же время социальными и политическими элитами империи Каролингов, а не маргиналами. Передача военных функций сторонним лицам началась в 850-е гг., когда Каролинги обратились за помощью к скандинавским воинам. Но если в исламском мире подобная практика была повсеместной, то франки, смотревшие с подозрением на наемников, обращались к ним лишь в редких случаях.
25
Marie-C'eline Isa"ia, Histoire des Carolingiens (VIIIe—Xe si`ecle), Paris, Seuil, coll. «Points Histoire», 2014, pp. 194–196. Иную интерпретацию см. в: Jean Durliat, Les Finances publiques de Diocl'etien aux Carolingiens, 284–889, Sigmaringen, Thorbecke, 1990 (Beihefte der Francia, 21), p. 327. Для Дюрлиа «мужчина» (“homme”) обозначает «императорского вассала» и «свободного человека», не занятого иными делами по поручению своего сеньора, так как манс был базовой фискальной единицей, а не наделом, который мог полностью удовлетворить потребности той или иной семьи.
Третья и последняя фаза истории империй, согласно Ибн Халдуну, наступает, когда население настолько разоружается, что отдаленные регионы остаются беззащитными перед лицом военной угрозы, исходящей, прежде всего, от самих наемников, а потом уже от внешних захватчиков. Не нужно далеко ходить за примером: вспомним историю нормандских вторжений, ослабивших Карла Лысого и подорвавших доверие к Карлу III Толстому. Тем не менее, в отличие от исламских империй, государство Каролингов не пало под военным натиском вследствие жесткого кризиса или узурпации власти: скандинавы интегрировались в имперскую, а затем в королевскую систему, приняв их социальные нормы и политические практики. Нормандия, появившаяся при Карле Простоватом, не претендовала на то, чтобы быть независимым королевством, и не оспаривала каролингскую власть [26] . Императорский титул перестал использоваться после 888 г., однако управление по имперскому образцу сохранялось в землях Западно-Франкского королевства.
26
Пересмотр историографии нормандского завоевания см.: Pierre Bauduin, Le Monde franc et les Vikings, VIIIe—Xe si`ecle, Paris, Albin Michel, 2009. А также работу того же автора: «Chefs normands et 'elites franques, fin IXe – d'ebut Xe si`ecle», dans Pierre Bauduin (dir.), Les Fondations scandinaves en Occident et les d'ebuts du duch'e de Normandie, Caen, Publications du CRAHM, 2005, pp. 181–194.
Таким образом, модель Ибн Халдуна вполне убедительна для того, чтобы проследить основные ритмы империи: завоевание элитами и обложение налогом; разоружение, проведенное за счет передачи государству монополии на отправление правосудия и применение силы; новая волна насилия и появление центробежных сил. В то же время эта модель заставляет нас обратить внимание на то, что в корне отличало империю Каролингов от исламского мира. Недостаточная урбанизация препятствовала развитию поляризованного социально-экономического пространства, которое способствовало бы концентрации богатств империи в одной или нескольких столицах. Конечно, императоры знали, как организовать поставки в свои дворцы [27] . Торговцы, привозившие ко двору ценные вещи, меха и одежды, необходимые для того, чтобы обеспечивать верность крупных чиновников и вассалов, съезжавшихся на всеобщие собрания, наделялись привилегиями. Известно, что Аахен должен был стать северной Равенной, но город сжался до размеров церкви и дворца [28] , его едва ли можно было назвать крупным поселком, – экономическая жизнь не вращалась вокруг огромных городов-рынков. Сбор налогов, существовавший в Каролингской империи в форме поземельной ренты, приближал крупных собственников к центральной власти за счет ежегодных даров, но при этом отсутствовала эксплуатация сельских окраин городскими центрами. Поэтому империю Каролингов сложно описывать в терминах центра и периферии или говорить о том, что окраины скорее, чем центр, склонялись к автономии. Речь идет исключительно о замысле властей: империю придумали, воплотили в жизнь и подвергали критике элиты, происходившие из ядра этого государства. Развитие этого замысла в какой-то степени зависело от изменений, происходящих в рядах элит со времен Карла Великого до правления Людовика Благочестивого (816–840) [29] .
27
Darryl Campbell, «The Capitulare de Villis, the Brevium exempla and the Carolingian Court at Aachen», Early Medieval Europe, 18–3, 2010, pp. 243–264.
28
Michel Sot, «Le palais d’Aix, lieu de pouvoir et de culture», dans Wojciech Falkowski et Yves Sassier ('ed.), Le Monde carolingien, Turnhout, Brepols, 2010, pp. 243–261.
29
Nelson J., «Why are there so Many Different Accounts of Charlemagne’s Imperial Coronation?» // Ead. Courts, Elites and Gendered Power in the Early Middle Ages: Charlemagne and Others. Aldershot, 2007.
Эпоха Карла Великого оставила ряд самых невероятных определений того, что такое «империя», некоторые из них мы находим в письмах Алкуина. Ученый рассказывал, как по просьбе Карла во время публичной дискуссии отвечал на еретические высказывания Феликса Уржельского. Закончив перебирать свои аргументы, он предоставил императору решать, насколько они правильны с точки зрения веры и следует ли их распространять. Вот что он пишет в заключении:
Пусть Ваша священная воля и могущество, что Вы держите от Бога, защищает всюду апостольскую католическую веру; подобно тому как Вы храбро расширяете границы христианской империи силой оружия, посвятите себя защите и распространению апостольской веры с помощью Того, кто повелевает всеми царствами на земле… Пусть Всемогущий Господь в Своей бесконечной милости, дабы прославить и защитить Свою Святую Церковь и установить мир и процветание в христианской империи, преумножит, защитит и сохранит Ваше царственное могущество и славу! [30]
30
Alcuin, Epist. 202, 'ed. Ernst D"ummler, MGH, Epp., IV: Epist. Karolini aevi, 2, Berlin, 1895, pp. 335–336. Письмо написано во второй половине 800 г. Здесь и далее переводы сделаны с французского языка, если не указано иное. – Прим. пер.