Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
Более ничего не происходило. Сургучев лег, чтоб лучше думалось, прикрыл глаза…
И заснул.
Ночью умер купец Иностранцев. Поскольку желающие с ним уже попрощались и к похоронам всё было подготовлено, похоронили купца еще до полудня по утренней прохладе. И, хоть ветер трепал траурные полотна и ленты, забыли о покойном тут же, благо для бесед имелись другие, более веселые поводы.
Коллежский секретарь дремал за чашкой кофе в буфете гостиницы, ожидая, когда спустится постоялец Сургучев. Портье,
– Господин… – попытался окликнуть коллежский секретарь гостя города, но вдруг оказалось, что забыл фамилию, значащуюся в документе.
Потому Окаянчик окликнул садящегося в повозку человека его настоящим именем:
– Константин Георгиевич! Подождите!
Великий князь посмотрел на Окаянчика печально и устало, а после глазами показал на место рядом с собой.
– На набережную, – распорядился он извозчику, после повернулся к Окаянчику. – Всё же догадались…
– А я ведь голову ломал: откуда мне лицо ваше знакомо, ваше императорское высочество. А я же на лицо вашего батюшки каждый день смотрю.
– Я хотел бы попросить вас об услуге. Для всех вокруг и для вас я должен остаться журналистом Сургучевым.
– Отнюдь, – возразил Окаянчик. – Вы в самом деле думаете, что будете ходить по моему городу, в котором зреет нечто неспокойное, без охраны?
– Хотите стать наследственным дворянином? Я попрошу отца, сегодня же оформят…
– Пытаетесь меня купить? К тому же не я один об этом знаю.
– Кто еще?
– Телеграфист, который был приставлен к сбитому вчера офицеру.
– Это немного.
– Но он уже донес телеграфом в Москву.
– Кому?
– Говорит – в МВД.
Собеседник кивнул, чувствуя зыбкость этого «говорит».
– Может, я лишь человек, похожий на великого князя?..
– Тогда я вас, пожалуй, арестую до выяснения обстоятельств.
Прибыли на набережную. Белоснежная яхта всё так же стояла на рейде. Вокруг скользили яхты поменьше – тех, кто готовился к регате. Гидросамолета, впрочем, уже не было. Интерес к яхте спал, и обыватели занимались своими привычными делами. Узкий городской пляж был усеян телами отдыхающих.
Вдоль линии прибоя шел шарманщик рядом с фотографом, который зазывал господ отдыхающих сфотографироваться с обезьянкой. Сама обезьянка семенила за самодвижущейся шарманкой, которая то и дело вязла в песке.
На помосте с иконоскопной установкой возились техники. Их камера, поверх голов еще несуществующей толпы, была направлена на трибуну, за которой ветер трепал флаги держав, заявивших о своем участии в регате.
Сходя с пролетки, Сургучев отправился ко второму помосту, вокруг которого кружили мальчишки. Полицейский, охраняющий место, попытался возразить, но, узнав коллежского секретаря, отступил.
– Где-то здесь буду стоять я. А мой брат станет вот там, – Сургучев указал на микрофоны. – А убийца… Как вы думаете, откуда мог бы стрелять убийца?
Лет пять назад, когда город был под большевиками, сквер у набережной изрядно проредила шрапнелью артиллерия кораблей союзной эскадры, расчищая путь десанту. Но с той поры выросли новые деревья, прикрыв нижние этажи домов.
Над крышами дрожал раскаленный воздух.
Гильзу нашли на третьей крыше. До помоста было саженей сто: для хорошего стрелка – не расстояние. Сургучев ее обнюхал – она пахла свежим порохом.
– Вы не желаете мне что-то пояснить? – спросил Окаянчик.
– Если бы я всё понимал…
– Ну, так скажите, что понимаете.
– Вы про карманы времени слыхали?
– Безусловно.
– Ежели существуют непрямые пути из вторника в четверг, то, вероятно, есть иной, короткий путь, который позволит из понедельника попасть, скажем, в четверг. Мы не способны увидеть этот лаз в надлежащий прибор, поскольку времени меж этими днями нет или же его очень мало.
– Не пойму я вас никак. А свой прибор для чтения мыслей снес в починку. Вы прямо мне сказать можете?
– Сегодня ночью кто-то вытолкнул пулю в межвременье. Она, видимо, вернется в наше время дня через два, когда площадь эта будет полна народа.
– Но это невозможно…
– Возможно, – покачал головой Сургучев. – Это секретная разработка. Пробный прибор уже испытывают в военном ведомстве.
– Так это были военные? Это они сбили того офицера?
– Наверняка нет. В то время, из которого явился автомобиль, военный прибор был только в чертежах. Кто-то другой сумел его построить и раньше и лучше.
– Лучше?..
– Военный прибор только зашвыривает что-то из настоящего в будущее. «Протос», как вы помните, был возвращен назад.
Делать было нечего, и по скрипучей пожарной лестнице спустились на землю.
– Так, выходит, вы – будущий царь?..
– Возможно.
– А монета?
– Я сам не знаю, откуда она…
– А как же Павел?
– Ай… – отмахнулся Сургучев. – Узнаете в свое время…
Они ступили на мостовую и тут же едва не попали под колеса лихача, обдавшего пешеходов густым бензиновым запахом.
– Нет уж, я сейчас же звоню городничему. Вам небезопасно ходить так по городу.
– Прошу вас, дайте время хоть до утра. Утром прибудет мой брат. Я откроюсь сам.
– Да вы подумайте! Где мы, а где завтра! – вскипел Окаянчик. – Да вас тут до утра убьют три раза! Слушайте, я знаю, что запрещено через прибор Лессингера вникать в жизнь августейшего семейства. Но обстоятельства особые! Чего проще: взять прибор и посмотреть сквозь него – в кого и откуда стреляли. После попросить будущую жертву стать на сажень влево или вправо. Вытащить убийцу.