Империй
Шрифт:
– Какой омерзительный спектакль! – прокричал Цицерон. Из-за царившего вокруг шума он был вынужден вопить мне в ухо. – Пост консула истребован и получен с помощью лезвий мечей, и сейчас мы с тобой наблюдаем конец Республики. Это так, Тирон, запомни мои слова!
Выслушивая эти горькие сетования, я тем не менее не мог не думать о том, что, если бы моему хозяину удалось принять участие в разделе власти, он бы назвал это «шедевром политического искусства».
Помпей воздел руку, призывая толпу к молчанию, и, когда воцарилась тишина, заговорил грохочущим голосом опытного полководца:
– Народ
Помпей закончил свою речь обещанием того, что на следующий год он устроит грандиозный праздник с играми, посвященный Геркулесу и его, Помпея, победам в Испании.
Говорил он, спору нет, красиво, но больно уж быстро, забывая делать необходимые паузы после каждого предложения. Это означало одно: те, кто слышит Помпея, не успевают запомнить его слова с тем, чтобы потом передать их другим. Вряд ли более нескольких сотен человек сумели услышать в тот день, что говорил Помпей, но тем не менее бесновалась вся толпа, и проявления восторга стали еще неистовее после того, как место Помпея на трибуне занял Красс.
– Клянусь, – заговорил он, не уступая громкостью голоса Помпею, – что во время, когда будут проводиться праздник и игры Помпея, я пожертвую десятую часть своего состояния – целую десятину всего моего богатства! – на бесплатную еду для жителей Рима! Для каждого из вас! Целых три месяца, – гремел он, – все вы сможете совершенно бесплатно пить и гулять на улицах Рима! За мой счет! Столы буду расставлены по всем улицам! Это будет праздник, которого поистине заслуживает Геркулес!
Услышав это, толпа пришла в исступление.
– Сволочь! – выругался Цицерон. – Десятая часть его состояния – это взятка в два миллиона! Для него это гроши. Видишь, как он превращает поражение в победу? Уверен, ты не ожидал ничего подобного! – последнюю фразу он прокричал Паликану, который пробирался к нам через толпу со стороны трибунала. – Он выставил себя равным Помпею. Ты не должен был ему помогать!
– Пойдем, я провожу тебя к императору, – сказал Паликан. – Он хочет поблагодарить тебя лично.
Я видел, что Цицерон колеблется, но Паликан настойчиво тащил его за рукав, и наконец Цицерон двинулся следом за ним. По всей видимости, он решил попробовать вытребовать для себя хоть что-нибудь.
– Он собирается произносить речь? – спросил Цицерон, пока мы шли за Паликаном по направлению к трибуналу.
– Он не произносит речей, – бросил тот через плечо. – По крайней мере, до сих пор не произносил.
– Это ошибка с его стороны. Народ ожидает от него речи.
– Значит, народ будет разочарован.
– Какая жалость! – пробормотал Цицерон, обращаясь ко мне. – Я отдал бы полжизни, чтобы выступить перед такой аудиторией! Только подумать, столько избирателей собрались в одном месте!
Но у Помпея не было опыта публичных выступлений, и кроме того, он привык командовать
– Какая жалость! – повторил Цицерон. – Если бы я мог, я устроил бы им такое представление, какого они не забыли бы до конца жизни!
Позади трибунала находилось небольшое огороженное пространство, где в дни выборов магистраты обычно дожидались часа, когда было пора приступать к исполнению своих обязанностей. Именно туда, миновав охрану, провел нас Паликан, и буквально через мгновение появился Помпей. Молодой чернокожий раб протянул ему полотенце, и он вытер потный лоб и шею. Возможности поприветствовать его ожидало примерно с дюжину сенаторов, выстроившихся цепочкой, и Паликан заставил Цицерона втиснуться в середину этого строя. Сам он отошел назад – туда, где, наблюдая за происходящим, уже стояли Квинт, Луций и я.
Помпей шел вдоль строя сенаторов и пожимал каждому из них руку. Позади него двигался Афраний и шептал ему на ухо, кто есть кто.
– Рад встрече, – повторял Помпей. – Рад встрече. Рад встрече.
Когда он подошел ближе, у меня появилась возможность более пристально рассмотреть его. Несомненно, у него было благородное лицо, однако на его мясистых чертах лежала неприятная печать тщеславия, а величественная, отстраненная манера поведения еще больше подчеркивала откровенную скуку от происходящего, которую он даже не пытался скрывать. Вскоре Помпей дошел до Цицерона.
– Это Марк Цицерон, император, – подсказал ему Афраний.
– Рад встрече.
Он уже хотел двинуться дальше, но Афраний взял его за локоть и зашептал:
– Цицерон считается одним из самых выдающихся адвокатов города и оказал нам очень большую помощь в Сенате.
– Вот как? Гм, что ж, продолжайте и впредь трудиться так же хорошо.
– Непременно, – торопливо заговорил Цицерон, – тем более что я надеюсь в следующем году стать эдилом.
– Эдилом? – Это заявление, казалось, позабавило Помпея. – Нет, нет, едва ли. У меня на этот счет другие планы. Но хороший адвокат всегда может понадобиться.
И с этими словами он двинулся дальше.
– Рад встрече. Рад встрече…
Цицерон невидящим взглядом смотрел перед собой и с усилием сглатывал.
V
В ту ночь – в первый и в последний раз за все годы, которые я прослужил у Цицерона, – он вдребезги напился. Я слышал, как за ужином он поссорился с Теренцией. Это не было их обычной остроумной и холодной пикировкой. Нет, это была настоящая перебранка, разносившаяся на весь дом. Теренция упрекала мужа в глупости, вопрошала, как мог он поверить этой банде, получившей печальную известность благодаря своей бесчестности. Ведь они даже не настоящие римляне, а пиценцы! [9]
9
Пицен – область Средней Италии на берегу Адриатического моря