Империя ангелов
Шрифт:
Я постоянно делаю маленькие рисунки. На них всегда два держащихся за руки человечка. Не знаю, почему я все время рисую одно и то же. Возможно, это способ прогнать из головы мою мечту об идеальной паре?
Я разглядываю себя в зеркало. У меня есть все, чего я желала. Я счастлива, но почему я этого не чувствую?
Меня мучает мигрень. Она меня не покидала с самого детства. Это постоянная колющая боль. Это мешает моей частной жизни, работе, лишает радости жизни. Как будто я никогда не могу быть по-настоящему одна. В голове у меня всегда сидит маленький зверек,
Теперь я молюсь о том, чтобы у меня не было мигрени.
160. Жак. 23 года
Наконец звонит издатель. Книга продается плохо. «Крысы» не продались даже на половину того, что он ожидал. Каждый год во Франции публикуется столько романов, больше сорока тысяч, что трудно привлечь внимание к какому-то отдельному произведению. Чтобы моя книга пользовалась успехом, нужно нашествие крыс на Париж или чтобы наступил китайский год Крысы. К тому же у меня нет покровителя, ни одна знаменитость не влюбилась в мою книгу.
— Твоя штука с сотрудничеством-взаимоуважением-прощением, как ты ее придумал?
— Во сне.
— Да-а, так вот, по-моему, это была не очень хорошая идея. Я говорил с одним приятелем, критиком, и он считает, что это слишком назидательно и нервирует. Крыса, которая просит прощения, вызывает недоверие ко всей твоей работе по изучению их поведения. Крыса никогда не прощает.
— Я пытался представить, как крысы могли бы развиваться, будь они более сознательны. Ну, короче, это полный провал?
— Ммм… Ну, в общем, во Франции — да, — признается Шарбонье. — Правда, против всяких ожиданий, в России у «Крыс» большой успех. Там продано триста тысяч экземпляров за один месяц.
Вот это новость.
— И как вы это объясняете?
— В России телевидение очень посредственное, и население читает в сравнении с Францией гораздо больше.
Я хотел известности, и я ее получил… но не на своем языке. Конечно, нет пророка в своем отечестве, но в следующий раз, когда я буду молиться, я сделаю уточнение: «Лишь бы все получилось… во Франции».
Благодаря моему русскому успеху Шарбонье готов напечатать новую книгу. Есть ли у меня какой-нибудь проект?
— Э-э… да… Открытие Рая.
Не знаю, почему я это сказал. Слова сами вырвались.
— А почему именно это?
— Тоже из-за сна. Там были люди, которые летали по небу в поисках Рая в космосе. Мне кажется, это хорошая история.
Издатель с этим не согласен. Люди не готовы к тому, чтобы слушать о проблемах Рая со светской точки зрения. Все книги, в которых упоминается Рай, написаны для «укрепления веры». Это священный сюжет.
Я отвечаю, что как раз и хочу десакрализировать все это, поскольку не нужно отдавать религиям и сектам исключительное право говорить о Смерти и Рае.
Минутное раздумье на другом конце, и Шарбонье решает мне поверить. Через несколько дней я захожу в книжный магазин, где мой взгляд утыкается в стоящую на пыльной полке уцененную книгу: «Танатонавты». На обложке голубая спираль на черном фоне и имя: Мишель Пэнсон. Он тоже говорит о Рае, но заголовок, чересчур притянутый за уши, сыграл ему плохую службу. К тому же даже для тех, кто понимает смысл этого неологизма, «танатонавты», идея смерти недоступна. Кому охота покупать книгу о смерти?
Мне. Я ее покупаю и читаю. Я развлекаюсь тем, что пытаюсь найти решение загадки, проходящей через все произведение: «Как нарисовать круг и его центральную точку, не отрывая ручки от листа?» Решение состоит в том, что нужно загнуть угол листа (то есть изменить измерение) и нарисовать спираль на обеих сторонах. Я себе все мозги сломал, пока не обнаружил, что это и есть рисунок на обложке.
Я берусь за работу. Отключаю телефон. Выбираю как самую подходящую музыку «Симфонию нового мира» Дворжака. И пускаю мысли на самотек.
Придумать Рай. Это нелегко. Даже если о нем говорит много мифологий, место остается неясным. Как придать Раю достоверный вид? Планета? Слишком просто. Куб? Слишком геометрично. Группа астероидов? Слишком расплывчато. И снова решение мне указывает кошка. Мона Лиза II играет с водопроводным краном. Вода течет. Зная мои привычки, Мона Лиза опрокидывает флакон с пеной для ванны. Но поскольку сливное отверстие не закрыто, пена постепенно исчезает в нем.
Я думаю, что души, возможно, похожи на эти пузырьки. Я представляю, как они всасываются воронкой Рая. Пузырьки уносятся потоком в канализацию, и выйдут из нее в другом месте, в мире настолько сложном, что они не способны его понять. Как может пузырек определить, откуда он появился и куда направляется? Как может пузырек представить себе ванну, людей, канализацию, город, страну, Землю? В лучшем случае он может ощущать воду и теплую массу ванны… К тому же он должен бояться этой дыры, которая уносит его в неизвестность…
Так вот что мне предлагает Мона Лиза: перевернутый конус, воронка, спираль, всасывающая все до конца.
161. Наконец
Мне кажется, что мы летим прямо и прямо уже месяцы. Впечатление, что я плыву в океане. К счастью, мы не испытываем ни голода, ни жажды. И спать не хочется. По дороге Фредди развлекает нас анекдотами. Он уже все их рассказал по много раз. Мы делаем вид, что не замечаем.
Мы долго летим сквозь вселенную. И вот однажды…
— Галактика на горизонте! — орет Рауль, как в былые времена впередсмотрящий на мачте.
Вдали видно свечение, но не как от звезды. Наконец-то Андромеда! Она не в форме спирали, а чечевицеобразная. Мы несомненно первые земляне, а скорее первые «млечно-путяне», кто видит ее так близко.
Андромеда более молодая галактика, чем наша, и ее звезды более желтые, чем у Млечного Пути.
— На этот раз мы добрались.
Мэрилин Монро указывает на центр галактики. Она что-то заметила. Там тоже находится черная дыра. Возможно, это общее правило для всех галактик: черная дыра является стержнем, вокруг которого вращается душащая его масса звезд?