Империя бурь
Шрифт:
Сегодня в отряде Тринадцати станет одной ведьмой меньше.
Соррель смотрела не столько на Манону, сколько на Рассекатель Ветра.
– Ты намерена произнести Прошение?
Манона попыталась ответить, но рот не открывался. Она кивнула.
Соррель перевела взгляд на арку, через которую драконы вылетали из гнезда:
– Жаль, что она не увидит Западный край. Хотя бы разочек…
Манона с усилием подняла голову.
– Мы не сожалеем и не надеемся, – сказала она своей будущей первой заместительнице.
В
– Мы будем сражаться дальше. Мы приспособимся.
– Она пойдет на смерть, чтобы сохранить твои тайны, – тихо, но с неожиданной силой сказала Соррель.
Никогда еще вторая заместительница не осмеливалась бросать ей вызов. И не только вызов. В словах Соррели улавливалось негодование.
Манона вернула меч в ножны и направилась к лестнице, избегая настороженного взгляда Аброхаса.
– В таком случае она сослужит мне хорошую и верную службу, и я всегда буду это помнить.
Соррель ничего не ответила.
Манона направилась вниз, в сумрак моратских подземелий, чтобы своей рукой оборвать жизнь двоюродной сестры.
Но казни не суждено было совершиться в подземелье.
Местом ее проведения бабушка Маноны избрала широкую площадку возле одного из многочисленных обрывов. Внизу темнело ущелье, окаймлявшее скалу, на которой стояла крепость. Ведьмы столпились на балконе. Чувствовалось, им не терпится увидеть кровавое зрелище.
Впереди стояли предводительницы. Но наследниц было только две. Манона и отряд Тринадцати должны были выйти из крепостных ворот. Сейчас все смотрели в ту сторону.
Манона не слышала ни перешептываний ведьм, ни завываний ветра между высокими башнями, ни даже неумолчного стука кузнечных молотов снизу.
Все внимание Маноны было устремлено на Астерину. Приговоренная стояла на коленях. Ей даже не дали переодеться. Астерина по-прежнему была в пыльных доспехах. Растрепавшиеся золотистые волосы висели слипшимися клочьями. В них мелькала засохшая кровь. Потом Астерина подняла голову.
– Отмщение должно быть полным, – растягивая слова, произнесла бабушка. – Как известно, по твоему недосмотру, Манона, были убиты четыре ведьмы из другого шабаша Желтоногих. И потому накануне казни Искаре Желтоногой было позволено нанести приговоренной по три удара за каждую.
Всего двенадцать ударов. Но царапины и ссадины на лице Астерины, рассеченная губа и то, как сейчас она придерживала ладонями голову… Нет, Искара не ограничилась двенадцатью ударами.
Манона перевела взгляд на Искару. У той были в кровь содраны костяшки пальцев. Наглядное доказательство усердия, проявленного наследницей Желтоногих в подземелье.
А Манона в это время находилась в гнезде, предаваясь мрачным раздумьям. Ее захлестнула ярость, воспламенившая кровь. Она уже была готова выразить свое негодование вслух, но Астерина заговорила первой.
– Манона, думаю, тебя обрадует, что я не принимала удары покорно и безропотно, – хрипло проговорила Астерина, улыбаясь одними губами. – Ей вначале пришлось меня приковать.
Глаза Искары вспыхнули.
– Зато как ты кричала, сука, когда я хлестала тебя плетью.
– Молчать! – сердито взмахнула рукой бабушка.
Манона едва слышала бабушкин приказ. Ее непосредственную заместительницу, которая сама ни в чем не провинилась, отхлестали плетью как самую последнюю, никчемную ведьму. Как смертную скотину.
Справа кто-то тихо и злобно зарычал. Повернувшись, Манона увидела Соррель. Соррель, неподвижная и бесчувственная, как скала. Сейчас она стояла, будто зверь, с оскаленными зубами, глядя на Искару и на ведьм, жаждавших крови.
Бабушка шагнула вперед. Лицо предводительницы Черноклювых было полно недовольства. За спиной Маноны безмолвной стеной замерли ведьмы ее отряда.
Астерина вглядывалась в лица боевых подруг. В последний раз. От этой мысли Маноне стало больно.
– Кровь взывает к крови, – нараспев затянули предводительницы трех кланов.
Это были слова одного из древнейших ритуалов. Манона внутренне сжалась, ожидая его окончания.
– Пусть каждая ведьма, желающая пролить кровь ради отмщения Зелты Желтоногой, выйдет вперед.
Желали все Желтоногие. Их железные ногти зловеще блестели, готовые впиться в Астерину. Астерина смотрела только на отряд Тринадцати. Ее окровавленное лицо оставалось неподвижным, а глаза – ясными.
– Встаньте в очередь, – потребовала предводительница Желтоногих.
Пора!
– Я заявляю о праве на казнь, – выкрикнула Манона.
Собравшиеся замерли.
Лицо бабушки побелело от гнева. Остальные предводительницы ждали дальнейшего развития событий.
– Я заявляю о своем праве на голову моей первой заместительницы, – продолжала Манона. – Пролитая кровь может быть оплачена только другой кровью, но от моего меча. Астерина – моя, а потому и смерть должна принять от моей руки.
Первой из трех предводительниц заговорила Крессэда:
– За спасение жизни моей дочери твое право, главнокомандующая, должно быть удовлетворено.
Предводительница Желтоногих резко повернулась к Крессэде, собираясь возразить, но было слишком поздно. Слова прозвучали, и попытка что-то изменить означала бы неслыханное нарушение древнего обычая.
Ветер развевал полы красного крошанского плаща. Манона смотрела на бабушку: глаза той были полны ненависти. Чувствовалось, предводительница Черноклювых довольна, что жизнь Астерины наконец-то оборвется. Не один десяток лет она корила Манону за негодный выбор первой заместительницы.
Главное, ей не отказали в праве самой убить Астерину.