Империя Наполеона III
Шрифт:
После «победоносной» экспедиции против кабилов Сент-Арно был повышен в чине и назначен командиром одной из дивизий парижского гарнизона. Генерал Маньян, усмиритель лионского восстания 15 июня 1849 года, был назначен командующим войсками столицы. Он давно был связан с бонапартистами и замешан еще в булонском заговоре 1840 года. В Париж был переведен и ряд других высших офицеров, либо близких к бонапартистам, либо внушавших им доверие, в частности генерал Маньян, который накануне переворота занял должность командующего войсками столицы.
В это время ключевой фигурой в армии, оплотом и надеждой людей с улицы Пуатье, центром притяжения оппозиции являлся генерал Шангарнье. Он пользовался в армейской среде огромным авторитетом и, вопреки закону, совмещал посты начальника Национальной гвардии и 1-й парижской дивизии. 9 января, не посоветовавшись ни с кем, принц-президент простым росчерком пера отменяет двойное совмещение должностей. Отставка
После отставки Шангарнье борьба между президентом и парламентом вступила в новую фазу: она приняла совершенно открытый характер. 12 января 1851 года Луи-Наполеон составил новое министерство, в котором из прежних министров остались только Барош и Фульд. «У Законодательного собрания уходит почва из-под ног», — констатировал в своем дневнике 20 января 1851 года австрийский посланник{169}. Однако Законодательное собрание, почувствовав, что инициатива уходит из рук, выразило недоверие этому министерству. Тогда Луи-Наполеон заменил его другим, составленным из совершенно бесцветных и никому не известных чиновников. Но уже 11 апреля оно было заменено новым министерством с участием бонапартистов Бароша, Фульда, Руэра и бывшего орлеаниста Леона Фоше.
Принц-президент перед лицом разделенного спорами монархического Законодательного собрания начинает кампанию по отмене 45-й статьи конституции, запрещающей избрание президента страны на второй срок. По закону в 1851 году ревизия была возможной, если бы Собрание проголосовало за отмену статьи большинством в три четверти голосов. Отныне президент хотел только одного — конституции, которая позволила бы ему быть переизбранным на второй срок. Весной 1851 года кампания с требованиями пересмотра конституции вновь набрала обороты, и теперь префекты организовывали общественные петиции в пользу пересмотра. Из провинции тысячами стали прибывать петиции с требованием пересмотра конституции. Провинция с ужасом ожидала выборов 1852 года, поскольку повсюду боялись победы социалистов. Так, на юге страны бонапартистская пропаганда привела к требованию отмены закона от 31 мая 1850 года, в то время как в других районах страны мнения разделились: одни требовали отмены статьи о непереизбрании, другие говорили о том, чтобы в качестве исключения разрешить Луи-Наполеону баллотироваться на второй срок. В результате было собрано около полутора миллионов подписей в пользу ревизии, главным образом в Шампани, Лоррене, Нормандии и Аквитании{170}.
Невозможно было представить, что монархисты собственными руками уничтожат все шансы на избрание своих кандидатов в 1852 году. Новым явлением в политической жизни страны явилось оживление орлеанистов, которые надеялись выдвинуть кандидатуру принца Жуанвиля на предстоящих в 1852 году президентских выборах. В свою очередь, легитимисты заняли сдержанную позицию в отношении орлеанистов, открыто высказывавших свои претензии на власть. Так, газета «Ордр» протестовала против молчаливого согласия легитимистов и людей из Елисейского дворца против Орлеанского семейства. В ней в номере от 12 августа 1851 года была опубликована статья графа Шамбора, в которой утверждалось, что «принц (Жуанвиль. — Прим. авт.) никогда не забывал Францию»{171}. Что касается республиканцев, то умеренные склонялись к ревизии, тогда как левые ее отвергали.
Сам президент, разъезжавший в это время по стране с предвыборной агитацией, в речи от 1 июня 1851 года в Дижоне прямо указывал на политические маневры враждебных ему групп. Он сказал: «Франция не хочет ни возврата к «старому порядку», какова бы ни была форма режима, его скрывающего, ни воплощения гибельных и ужасных утопий. Я противник и тех и других. Поэтому Франция оказала мне поддержку». Далее он говорил о враждебной позиции Законодательного собрания, которая связывает ему руки и не дает «творить добро». В то время, как вся страна требует пересмотра конституции, чтобы предоставить возможность Луи-Наполеону быть избранным на второй срок, Законодательное собрание остается глухо к требованиям страны и плетет свои интриги. Заканчивает он свою речь эффектным обращением: «Каковы бы ни были задачи, поставленные передо мной страной, я выполню ее волю; и поверьте мне, господа, страна не пропадет в моих руках»{172}.
При обсуждении проекта пересмотра конституции в Законодательном собрании рубеж в две трети голосов не был преодолен, что означало отказ от пересмотра конституции в пользу принца. С этого момента начинается фаза подготовки государственного переворота, так как путей для легального решения конфликта между Собранием и президентом больше не было. Теперь конфликт между двумя ветвями власти можно было решить только силой. Морни, Персиньи, да и все остальное окружение принца подталкивали его к этому в течение долгого времени{173}. В августе 1851 года во время прений в Законодательном собрании по поводу изменения конституции принц-президент признался Морни, что переворот является единственным средством выхода из политического и законодательного тупика: «Я полностью присоединяюсь к вашему мнению, — говорил он Морни. — Я думаю об этом серьезно». Но Карлье, префект полиции, был неуверен; Маньян, командующий Национальной гвардией, не хотел брать на себя ответственность. К тому же генерал Сент-Арно, который недавно стал командующим парижским гарнизоном, считал, что в то время, когда депутаты будут находиться в своих избирательных округах, подобная операция означает «подвергнуть себя риску получить очаги сопротивления во всех департаментах»{174}.
Важную роль в развитии политической ситуации в стране в период с 1848-го по 1851 год сыграл экономический кризис. На общем неблагополучном экономическом фоне в стране вспыхнула эпидемия холеры, которая внушала страх скоростью своего распространения и количеством жертв. Картину всеобщей нестабильности дополняла борьба между депутатами Законодательного собрания и президентом, которая могла привести страну к хаосу и гражданской войне. Для нотаблей главными оставались проблема поддержания порядка и личное спокойствие. Застой в индустриальной сфере привел к банкротству ряда промышленников и накалил обстановку на бирже. В то же время экономическая депрессия 1851 года еще больше усилила недовольство крестьянства Республикой. Из сельскохозяйственных департаментов шли вести о бедственном положении населения из-за падения цен на сельскохозяйственные продукты. Бонапартистские агитаторы распространяли по деревням легенду о Наполеоне как о «крестьянском императоре», и эта легенда овладевала умами миллионов крестьян, искавших выхода из нужды и разорения. Как отмечал позднее Ф. Энгельс, в крестьянстве обозначился явный раскол: «…часть этого класса перешла в ряды красной партии; но масса этого класса упорно держалась своих традиций и утверждала, что если Луи-Наполеон еще не показал себя тем мессией, которого надеялись обрести в его лице, то в этом повинно Национальное собрание, которое связывало ему руки»{175}.
Готовую почву для этих бонапартистских настроений в крестьянстве создавало давнишнее недовольство деревни пренебрежением к нуждам сельского хозяйства, которым отличалась политика и Июльской монархии, и буржуазной республики. Земельных собственников раздражало привилегированное положение в налоговой, кредитной и торговой политике городской буржуазии. Именно по этим причинам Луи-Наполеон постоянно подчеркивал в своих выступлениях желание заняться экономическими проблемами и готовность реализовать свою экономическую программу. Он предлагал развивать промышленность и сельское хозяйство — две отрасли, которые обеспечивают процветание нации. Так, в своей речи на открытии сессии Генерального совета по сельскому хозяйству и торговле от 7 апреля 1850 года он настаивал на необходимости серьезных изменений в сельском хозяйстве, которые бы позволили выйти из кризиса и увеличить производство зерна, необходимого для пропитания страны. Луи-Наполеон подчеркивал, что время больше не терпит, поскольку сильна угроза «скверных страстей», которые могут привести к уничтожению цивилизации{176}.
При любой возможности принц акцентировал внимание аудитории на том, что все его прогрессивные планы встречают сопротивление со стороны реакционеров, депутатов, занятых борьбой в парламенте, и сковывающей ему руки борьбы партий{177}. В своем выступлении от 1 июля 1851 года по случаю торжественного открытия очередной ветки железной дороги Луи-Наполеон с грустью констатировал: «Если бы она (Франция. — Прим. авт.) жила в мире все это время, каких бы огромных успехов она могла бы добиться! В ней не было бы нищеты и голода. Если бы продолжительное спокойствие позволило ее жителям спокойно работать, то какого бы уровня процветания она могла бы достигнуть!»{178} Так, постепенно принц завоевывал репутацию человека прогрессивных взглядов, одержимого идеей общественного блага, но связанного в реализации своих планов реакционерами, которые чинили ему препятствия на пути к процветанию Франции{179}.