Империя Оствер. Пенталогия
Шрифт:
Втретьих, королевские воины проявляли неслыханную жестокость и не брали пленных. Мирные жители и попавшие в полон раненые имперские солдаты уничтожались без всякой жалости. Деревни и храмы подвергались разграблению и сжигались. Детей топтали конями, женщин насиловали и распинали на стенах домов, а не успевшим уйти в горы и леса мужчинам отрезали гениталии и сажали их на кол. Много мерзких и подлых поступков, список которых был огромен, совершалось в самом начале новой войны. И по факту выходило так, что первопричина всему – психологическая накачка ассиров. Десятки лет королевских воинов и рядовых граждан воспитывали в духе того, что империя Оствер есть зло, которое необходимо искоренить, и результат сказался. Солдаты, наёмники и
Обо всём этом я узнал в горном убежище окрестных жителей, которое находилось в районе холодного и неприветливого Серного ущелья. Про это место мне рассказал Бор Богуч. И после того как я покинул источник, в котором принял единение с кмитами, мне предстояло определиться с тем, каким образом лучше и проще всего добраться до имперских войск и «Рейдеров Плетта». Вариантов было всего два. Первый – спуститься на равнину и самостоятельно пробираться на юг. И наверное, именно так я и поступил бы, если бы знал обстановку в графстве Кемет и имел карты местности. Но поскольку я человек не здешний и, что вокруг меня происходит, представлял смутно, то пришлось думать о варианте номер два – выйти к прячущимся в горах крестьянам, которые от Бора наверняка уже знали обо мне, собрать в их временном поселении сведения о том, что творится внизу, и только тогда всерьёз подумать, как выбраться из этих мест.
Решение было принято, и, спускаясь с хребта на восток или северовосток, я направился к спасительному для крестьян месту. Шёл не очень долго, около пятнадцати часов с одним хорошим привалом, и вскоре оказался перед глубоким ущельем, в котором пахло тухлыми яйцами. Это явный признак того, что воздух насыщен сероводородом, и, хотя мне было неприятно вдыхать эти ароматы, я знал, что идти надо, за ущельем начнётся подъём, который выведет меня на перевал, и там я смогу найти помощь у местных партизан. Поэтому, зажав нос, по склону ущелья, а не по тропинке я начал движение, обошёл все ловушки, затем горячие сероводородные родники и вышел на небольшую полянку перед вполне приличной широкой тропой, которая петляла по горе и выходила к убежищу.
Здесь меня уже встречали – три мужика в лёгких пехотных доспехах с дротиками и щитами в руках и ещё, как мне показалось при беглом осмотре зарослей справа и слева, не менее пяти арбалетчиков и лучников. Понятно, что дергаться смысла не было, и, назвав себя, я отдал бойцам графа Кемета своё оружие. После чего под их приглядом направился на вершину хребта, где оказалось около пятисот беженцев.
Меня провели в небольшую рукотворную пещерку, выдолбленную в скале, в которой находилось четыре человека – двое скорчились на полу, по виду ассирские кавалеристы, а двое других, суровые бородатые дядьки лет под пятьдесят, нависали над пленниками и, время от времени избивая их, вели допрос королевских солдат. Пока меня не трогали, не связывали и с кулаками не бросались, так что имелось время посидеть на бревне у стены и послушать разговор местных командиров и пленников, а полученную информацию, как водится, отложить на подкорку и раскидать на составляющие фрагменты.
– Повтори! Повтори, что ты сказал, тля! – выкрикнул один из партизанских вожаков и ногой, обутой в сапог с жёстким носком, ударил ассира, лежащего на холодном каменном полу.
Удар, пришедшийся в бок, был сильным. Королевский кавалерист, молодой мужчина, лицо которого было покрыто гематомами, вскрикнув от боли, сплюнул на камень сгусток из слюны и крови и сипло выдохнул:
– Вы все сдохнете, имперские свиньи! Вам конец! Это Последняя война! Так сказал король!
– Ах ты, мразь! – Новый удар сапогом, на этот раз в живот.
Ассир согнулся и издал какоето бульканье, которое вскоре превратилось в смех, и продолжил:
– Вы сидите в горах и думаете, что вас не достать? Нет, вы ошибаетесь. На этот раз вы здесь не отсидитесь. Наши генералы знают каждый ваш
Партизан побагровел, не сдержался и, сверху вниз, резко и сильно ударил пленника кулаком в висок. Голова кавалериста ударилась о камень, и явственно слышный хруст костей мог сказать о том, что на одного языка у кеметских крестьян стало меньше. Пленник несколько раз дёрнулся всем телом, выгнулся дугой и застыл, а озлобленный вожак кинулся на второго пленника. Однако другой командир, видимо в местной иерархии более старший по должности и званию человек, перехватил его руки, удержал разъярённого мужика и сказал:
– Флинн, успокойся. Я знаю, как тебе тяжело. Но держи себя в руках. Этот пленник нам ещё нужен. Выйди и остуди голову.
Тот, кого назвали Флинном, резко встряхнул косматой головой, вырвал из захвата свои руки, развернулся на пятках и, чтото бормоча себе под нос, покинул пещеру. Второй командир проводил его взглядом, посмотрел на меня, молча кивнул, словно поприветствовал, и вновь сосредоточился на допросе.
Вопросы следовали один за другим, и пленный ассир, оказавшийся капралом из разведывательной конной группы, которую всего несколько часов назад разгромили партизаны, отвечал без всякой запинки. Я всё это время находился рядом, узнал для себя коечто интересное и понял, что, придя к крестьянам, поступил очень верно. Сейчас на равнинах было такое количество вражеских войск, которые, выискивая партизан, методично прочёсывали каждый квадратный километр, что я бы там, не зная ассирского языка, который сильно отличался от остверского, скорее всего, долго не пробегал бы. Меня бы обнаружили, локализовали и затравили, словно дикого зверя. Поэтому скорое соединение с регулярными имперскими частями было невозможно, и оставалось надеяться только на помощь кеметцев, а за это, глядишь, и я им чемто смогу помочь.
Допрос окончился. Охранники выволокли пленника из пещеры, и мы с командиром партизан остались вдвоём. Он приблизился ко мне, и мы присмотрелись один к другому. Передо мной стоял крепкий широкоплечий брюнет с окладистой бородой, в добротной одежде, лёгком полушубке, который с левого бока был аккуратно заштопан, и с кортом на ремне под ним. По виду справный хозяин, возможно, бывший солдат имперской линейной пехоты или дружинник графа Кемета. А что видел он? Русоволосого статного юношу лет девятнадцати с правильными чертами лица и голубыми глазами в брезентовой горке, костяшки пальцев набиты, на ладонях характерные для мечника мозоли, взгляд уверенный, а на левой руке редкий в этих местах старый охранный серебряный браслет. Похож на имперского дворянина.
– Меня зовут Шин Калаган, – присаживаясь рядом со мной и вытягивая ноги, устало произнёс партизанский командир. – Я у местных жителей за главного.
Понимая, что от меня ждут ответного представления себя, я сказал:
– Лейтенант наёмного отряда «Рейдеры Плетта» граф Уркварт Ройхо.
Мужик кивнул:
– Бор, племяш мой, про тебя говорил. Сказал, что ты сам попытаешься на соединение со своими выйти. Что, не получилось?
Отметив, что парень, которого я при нашем знакомстве пощадил, оказался нормальным человеком и мои слова о сохранении тайны понял верно, я согласился с Калаганом:
– Да, не получилось.
– И ты решил к нам прибиться?
– До той поры, пока не разберусь, как мне снова свою попытку повторить.
– Это правильно. – Калаган сделал паузу и добавил: – Я видел, как ваш отряд к храму подходил, и тебя запомнил, лошадка под тобой была хорошая, а потом наблюдал, как наёмники от развалин после боя уходили. Ваших тогда только тринадцать всадников уцелело, а за ними полсотни ассиров с двумя магами гнались. Так что очень может быть, что от твоего отряда никто не уцелел.