Империя. Дилогия
Шрифт:
— И сколько он провалялся, прежде чем до него добрались через браслет?
Ким вздохнул:
— Почти двенадцать часов. Куратор спохватился не сразу, а затем пришлось еще резать двери. Тот придурок влез в нижнюю гитару холодильных камер продовольственного склада и намертво заклинил все семь дверей.
Мишка кивнул:
— Понятно, а почему собирают нас?
Ким усмехнулся:
— Он из Вольска. Хотя урну с прахом повезет куратор, а кроме того, туда едет и вся его группа, решено, что мы тоже будем на подхвате и, если понадобится, выступим для антуража.
Все были с этим согласны. Лучше всего, если эта трагическая случайность пройдет как бы незамеченной.
Поздним вечером, когда Ташка и Филипп уже лежали в постели (им, как устойчивой паре, на этом курсе выделили отдельную секцию, состоявшую из душевой, комнаты с выдвижной кроватью и небольшой кухоньки, где Ташка иногда блистала своими кулинарными талантами), Ташка тихо спросила:
— Слушай, Филашка (наедине она частенько называла его милыми забавными прозвищами), а как ты себе представляешь, какими мы будем через сто лет?
Филип пожал плечами:
— Я не знаю, какими мы будем через десять лет, а ты говоришь о целом веке. Спроси лучше, будем ли мы вообще?
Ташка повернулась на живот и положила голову ему на грудь. Ее глаза оказались прямо напротив его глаз:
— Представляешь, если мы будем достаточно осторожными, то сможем прожить чертову прорву времени, увидеть вблизи Марс, Венеру, Плутон, первыми добраться до звезд…
Филипп усмехнулся:
— Если ты собираешься быть осторожной, тебе надо забыть о Марсе, Венере и уж тем, более о том, чтобы первой добраться до звезд. Знаешь, я воспринимаю все то, чему мы научились и чем мы стали, скорее как аванс, чем как подарок судьбы. К тому же, что ты понимаешь под осторожностью? Ведь у нас будет достаточно времени и для того, чтобы пожалеть о том, что мы могли бы сделать, но не решились, не рискнули, испугались. А как ты думаешь, после того, через что мы прошли и чему мы здесь научились, насколько тяжким будет это сожаление?
Ташка улыбнулась и, потянувшись губами, чмокнула его в лоб:
— Ты прав, о мой падишах. После всего, что с нами произошло, нам будет очень трудно вести осторожную жизнь. Для нас это будет не жизнь, а так, существование лопуха. И все же очень обидно будет потерять не сорок или, в лучшем случае, семьдесят лет жизни, существенная часть которой будет всего лишь борьбой со старческими болячками, а сотни или, при удаче, тысячи лет.
Филипп рассмеялся и, обхватив Ташку за плечи, прижал ее к себе:
— Это точно, моя Шахерезада, но я пока не собираюсь ничего терять. К тому же у нас впереди еще целый курс.
Ташка безмятежно улыбнулась:
— Один курс? Фи! Что такое один курс по сравнению с тысячелетием.
Она оказалась права. Последний курс пролетел очень быстро.
— Товарищ
Полковник Полубояринов посмотрел прищурясь на вошедшего и уважительно покачал головой. Да уж, ТАКОГО он не ожидал. Стоявший перед ним громила, затянутый в обычное армейское хэбэ, скорее напоминал увеличенный вариант Рэмбо, чем выпускника какого-то полугражданского университета, неизвестно по какой причине согласившегося пойти служить в армию в чине сержанта. Полубояринов хмыкнул: что ж, если остальные хоть немного будут напоминать этого, то, возможно, чертов эксперимент, навязанный его полку умниками из Главного управления кадров, не такая уж бредовая затея.
— Вот и хорошо, сынок, — Командир полка кивнул на кресло, стоявшее рядом с левой ногой сержанта, но на его фоне казавшееся детским стульчиком. — Садись.
Тот сделал приставной шаг и мягко опустился в скрипнувшее под его весом кресло.
— Ну расскажи, чему тебя учили в твоем университете?
В глазах сержанта промелькнула тень удивления. Ну еще бы, его личное дело сейчас как раз лежало перед Полубояриновым и Казаков не мог этого не заметить. С высоты такого росточка-то. Но, как видно, у них в университете им крепко вбили в голову, что со старшими спорить себе дороже. Поэтому сержант разомкнул свои массивные челюсти и четко доложил:
— Полный курс общевойскового военного института и факультативно — танки и боевые машины, а также средства армейского ПВО в масштабе курса среднего военного училища соответствующего профиля. Допущен к управлению грузовым и вездеходным транспортом, боевыми машинами типа БРДМ-2, БТР-70, 80, 90, БМП-1, 2, 3, танками типа ПТ-76, Т-55, Т-64, Т-72, Т-80, прошел курс летной подготовки и имею допуск к управлению вертолетом «Ми-8» и его модификациями. — Он перевел дыхание и продолжал: — Имею первый разряд по пулевой стрельбе, по самбо, боксу и спортивному ориентированию, второй по плаванию, парашютному спорту, гимнастике и бегу.
Полубояринов хмыкнул:
— И когда ж ты успел всему этому научиться?
Сержант коротко пожал плечами:
— У нас в университете поощряется дополнительное образование и занятия спортом.
— А чего ж тогда мастера не сделал? Вон сколько разных разрядов нахватал, а если б занялся чем-нибудь одним, то, глядишь, вполне бы и до мастера поднялся, а то и в сборную какую-нибудь попал. И служить бы не пришлось.
Казаков ответил после короткой паузы:
— Я поступил на военный факультет университета именно для того, чтобы пойти служить. А что касается мастера… в этом не было необходимости. Освоение технических навыков в данных видах спорта на уровне первого-второго разряда дает достаточную базу для специальных видов боевой подготовки, а дальнейшее совершенствование требует гораздо больших затрат времени, отрыва от учебы и, следовательно, уже идет в ущерб делу.
Полубояринов задумчиво кивнул: «Ну-ну» и принялся молча листать личное дело. Покончив с этим, он отложил папку в сторону, зачем-то посмотрел в окно, потом вонзил острый взгляд в сержанта Казакова:
— Значит, говоришь, будешь служить?
Казаков вылетел из кресла, будто подброшенный пружиной:
— Так точно.
— Вот так, сержантом, спать в казарме, водить отделение на зарядку?
— Так точно.
Командир полка недоверчиво хмыкнул:
— Ну что ж, студент, посмотрим. Может, и не все так уж плохо у нас в стране, если такие ребятки хотят в армию. Но имей в виду, я с вас глаз не спущу. Увижу, что халтурите, — и часа в полку не задержитесь. Мне и без вас тут забот по горло. Понятно?