Шрифт:
Вначале был Хаос, и властвовал он над миром, порождая и вновь уничтожая. И не было ему конца, и времени не было, пока Вселенная не обратила к Хаосу взор Абсолюта. И сошлись в поединке свет и тьма, конец и бесконечность, начало и безначалие. И пространство утвердилось, и зародилось время, и длилось это пятьсот тысяч лет. И встали горы, и реки потекли, и океаны омыли землю. И населили мир звери лесные, птицы небесные, рыбы морские, и прочие твари. И возобладал Абсолют над Хаосом, и породил первую расу – эльфов, ликом светлых и прекрасных, и наградил их великим волшебством и бессмертием. И возобладал Хаос над Абсолютом, и выплюнул свои порождения – орков, злокозненных, алчных и уродливых, и троллей, бессмысленных исполинов. И вновь тянулся поединок, и силы были равны, и еще пятьсот тысяч лет минуло. И появились одна за другой еще три расы: гномы – жители гор, гоблины – жители лесов и болот, и саймары– жители морей. И жили все шесть рас, и плодились, и размножались, и истребляли друг друга в войнах. А над ними витали Хаос и Абсолют. И была порождена последняя, седьмая раса – люди. И иссякли силы Хаоса, и канул он
Такова легенда о сотворении мира. Имя этому юному миру – Амата.
Как все—таки хорошо быть красавцем! Идти по улице, гордо расправив плечи, высоко подняв голову, давая возможность прохожим любоваться тобой, и ловить восхищенные взгляды женщин и завистливые – мужчин. Знать, что каждая девушка только и мечтает, чтобы ты обратил на нее внимание. А еще красивому человеку хочется доверять, слова, сказанные им, звучат убедительно и весомо. Красота открывает любые двери, проникает в сердца и, если умело ею распорядиться, приносит своему обладателю счастье. Но главное – главное, конечно, успех у женщин! Красавчик не станет их завоевывать, он улыбнется и отойдет в сторону, наблюдая, как милые дамы сами борются за его благосклонность. Да, демонски хорошо быть красавцем!
Но это не обо мне. Грустно признавать, но природа не одарила меня особой привлекательностью. Так, ничего особенного. Я уныло изучал свою физиономию в круглом зеркале, которое нашел на столе дядюшки Ге, прикидывая, есть ли у меня шансы добиться расположения Мельды. Слегка перезрелые, но замечательно пышные прелести этой вдовицы уже который месяц занимали мое воображение. Главным же достоинством Мельды была ее бездетность вкупе с добротным домом и хорошим трактиром, доставшимися в наследство от покойного мужа. Жениться бы, прикрыть добрым именем вдовы свою безродность, да жить тихо, сытно, спокойно, торговать вином, по вечерам подсчитывать выручку и обнимать драгоценную супругу. Сначала вдовушка вроде бы принимала мои ухаживания и даже позволяла пару раз похлопать ее по толстенькому задку, но потом в ее сердце прочно обосновался пожилой краснолицый мясник с соседней улицы. Конечно, у него большая лавка и, наверное, изрядные накопления в кубышке. А у меня что? Только я сам, да молодость, да пара штанов. Если бы хоть красавчиком был – так и этого нет. Из зеркала на меня смотрело обрамленное соломенной шевелюрой круглое лицо простолюдина – широкие скулы, крупноватый нос, румянец во всю щеку. Глаза какие—то невыразительные, непонятного серого цвета, а уши и вовсе оттопыренные. Лицо как лицо, таких на улице – пруд пруди, пройдешь и не заметишь. Тело? Ну, с этим—то как раз все в порядке. Жилистое, сильное, поджарое, плечи широкие. Ничего удивительного, сами попробуйте целый день бегать по городу, выполняя поручения хозяина, а по ночам выгружать в порту тюки с контрабандой, которой частенько приторговывает дядя Ге. Но в деле покорения своенравной Мельды одного сильного тела мало. М—да, по всему выходило, что никаких шансов у меня нет.
– Вот ты где!
Спаси меня, Луг милосердный! За размышлениями и не заметил, как на пороге воздвигся дядюшка Ге собственной персоной. А ведь он поручил сделать уборку в кабинете! За метлу хвататься уже поздно – милейший дядя успел во всех подробностях разглядеть своего воспитанника, застывшего перед зеркалом с глупейшим выражением на лице. Ну, все: сейчас начнется! И работать—то мне лень, и учиться—то я не хочу, зря ем свой хлеб. А ведь сколько было говорено: овладевай мастерством, сынок, перенимай опыт! Но нет, неблагодарный мальчишка только и может, что витать в облаках. Все, что может сказать мне старый пройдоха, я знаю заранее. Только ерунда это! Охота была день и ночь корпеть над книгами, чтобы сдать экзамен и получить гордое звание: «маг первой степени». Потом придется потратить еще лет этак пяток, чтобы подготовиться к экзамену на вторую степень. Это – предел, за который магу—самоучке не перейти. Для третьей степени нужно заканчивать бакалавриат. Четвертая и пятая присваиваются выпускникам университета, а уж шестая, до которой добираются считанные единицы – это магистратура. Магам шестой степени прямая дорога в Совет – управлять страной. Скажете, неплохая карьера? Возможно, да вот незадача: в университет принимают только отпрысков благородных фамилий. Выходцы из купеческих, мещанских семей, и прочая мелочь имеют право учиться в бакалавриате. Ну, а бастарду, коим является ваш покорный слуга, путь туда заказан. Так что, по—моему, нет смысла ломаться из—за первой степени, чтобы потом всю жизнь заниматься дешевым гаданием на картах, или составлять микстуры от кашля для свиней где—нибудь в деревне. Нет уж, покорнейше благодарю! Азы магического ремесла я с грехом пополам освоил под руководством дядюшки, а для торговли контрабандным табаком так и вовсе степень не требуется. А вот дядя Ге вполне мог бы добраться до третьей степени, благо он из почтенной купеческой семьи. Так нет же, не захотел тратить свою жизнь на книжную премудрость! Первая степень у него – обхохочешься просто! На самом—то деле, дядя – очень сильный волшебник, такие штуки, как он откалывает, еще не каждому магистру под силу. Просто у него врожденная тяга к незаконной деятельности. Повезло его покойному папаше, что не дожил до наших дней. Впрочем, может, он сейчас в гробу переворачивается, зная, что его сынок что ни день, то нарушает все мыслимые законы о магии, да и не о магии тоже. Вот, кстати, зеркало, которое я держу в руках. Что, интересно, старик с ним сотворил? Заговорил на вызов покойников, или просто зарядил мощной порчей?
Заметив мой подозрительный взгляд, дядюшка добродушно прогудел:
– Да нет, здесь все чисто. Заклинание вечной красы. Трувисил, купец, для своей дочки заказал. Больно уж она у него страшна! Носатая, волосы жидкие, лицо в прыщах, на губе усы, как у имперского гвардейца. Вот отец и решил: пусть хоть в зеркале хорошенькой побудет.
Заклинание вечной красы? Что—то я, глядя на себя, никакой такой красы не заметил!
– Учиться тебе надо прилежней, сынок, – вздохнул дядя, словно прочитав мои мысли. – Это чары персональные, действуют только на одного человека. Остальные видят свое обычное отражение.
– Охота была, – привычно отмахнулся я. – Все равно толку никакого не будет.
– Не скажи, Рик. Если ты насчет своего происхождения переживаешь, так твоей вины в том нет. А судьба иной раз такие повороты делает… сам знаешь, что про Верховного говорят.
О Верховном маге – главе Совета – и вправду ходило множество слухов. Одни говорили, что он эльф—полукровка, другие судачили о его бессмертии, находились и те, кто прозрачно намекал на его демоническое происхождение. Но дядя сейчас, видимо, имеет в виду, что Вериллий – волшебник—самоучка, единственный за всю историю страны член Совета магов, который не имеет за плечами не только магистратуры, а даже университета. Ну, так на то он и гений. Интересно, Верховный действительно такой, каким изображают его на портретах? Больно уж лицо простонародное – нос картошкой, скулы широкие.
– Ступай—ка ты, Рик, отнеси Трувисилу заказ, – бесцеремонно вторгся в мои размышления дядюшка Ге. – Полы потом дометешь. Да не пропадай надолго, сегодня ночью должна прийти «Люсинда», нужно будет забрать кое—что для меня.
С этими словами он взмахнул рукой, и что—то блестящее поплыло ко мне прямо по воздуху. Мастак дядюшка на эффектные фокусы! Я поймал сверкающую вещицу, оказавшуюся серебряной монеткой.
– На обратном пути можешь зайти к Мельде, выпить пивка, – милостиво добавил старикан.
Я завернул магическое зеркало в холщовую тряпку, дабы не привлекать его видом внимания зевак, и поспешил прочь, споткнувшись по дороге об дядиного любимца – черного кота по кличке Бродяга. Имя свое он получил из—за характера, благодаря которому кот частенько пускался в путешествия. Бывало, он отсутствовал по месяцу, затем, когда я уже думал, что зверь бесславно погиб где—нибудь на большой дороге под колесами экипажа, или лошадиными копытами, Бродяга как ни в чем не бывало появлялся на пороге дома. Вид у кота был соответствующий: крупный, поджарый, чтобы не сказать тощий, он был покрыт клочкастой, стоящей дыбом черной шерстью, которую никогда и никому не позволял расчесывать. Одно ухо Бродяги было разорвано, морду пересекали боевые шрамы. Глаза были замечательно желтыми, и горели в темноте как два Ведьминых огня. Кот имел малоприятную привычку посреди ночи пробираться в мою комнату и устраиваться на ночлег у меня на груди, заставляя просыпаться от удушья. Еще он любил вскочить на стол во время обеда и сунуть нос в мою тарелку. Никакие наказания и угрозы на него не действовали – Бродяга продолжал жить по своим собственным правилам. В общем, он был котом во всех отношениях малопочтенным, но дядюшка почему—то в нем души не чаял. Украдкой погрозив зверюге кулаком, я вышел из дома и отправился в Торговый квартал. Путь предстоял неблизкий, мне следовало пересечь улицу старьевщиков, на которой находится дом дядюшки Ге, выйти на Кольцевую дорогу, а там дождаться наемную карету, следующую в Восточный луч. Приходилось поторапливаться, время близилось к полудню, а мне еще нужно было успеть вернуться и сделать кое—что по дому. Ночью же кровь из носу надо быть в порту, капитан «Люсинды» не любит, когда задерживают отгрузку контрабандного товара. Боится, что городская стража пронюхает о его неблаговидных делишках. За контрабанду в Галатоне без долгих проволочек отправляют в тюрьму. Но это бы еще полбеды – живут люди и там, правда, выживают не все. А вот за одну штучку, которая прячется среди табака, тканей и специй, полагается четвертование. Это если повезет. А если судья будет не в духе, то и колесование.
Итак, я бодро шагал по улице Старьевщиков, радуясь солнечному летнему деньку, и предвкушал, как весело пропью серебряный филлинг в трактире милейшей Мельды. Идти по дороге не хотелось – пыльно, да и долго это. Я решил срезать путь и запетлял между домами. Вообще—то, любому человеку, оказавшемуся в Портовом квартале на улице Старьевщиков, я бы так поступать не советовал. Неразумно это – можно нарваться на развеселых моряков, которых у нас имеется в избытке. А уж если вы этим ребятам не понравитесь, то я за вашу жизнь не дам и медного гента. Впрочем, помимо матросов, пропивающих в местных трактирах просоленные от пота и морской воды паунсы и филлинги, в Портовом квартале имеются и другие лихие люди. Коренные жители, например. Этим тоже палец в рот не клади. Если моряки дерутся просто так, из любви к искусству и от широты души, то местные норовят пощипать прохожего за содержимое его кошелька. Не все, конечно. Я, например, никогда себе такого не позволяю. Но все же, повторюсь, если вы человек приличный и небедный, вам не стоит ходить по улицам Торгового квартала без надежной охраны или хотя бы доброго оружия. На помощь городской стражи можете не рассчитывать: синие мундиры и сами побаиваются сюда заходить. Конечно, если вы могущественный маг и уверены в своих волшебных силах, то добро пожаловать на наши живописные улицы, вдыхать аромат рыбной требухи и немытых тел! Но помните: на каждого мага довольно простоты. Впрочем, я хожу по родному кварталу безо всякого страха: я вырос здесь, и меня знает каждый босяк. Отношения с лиходеями у меня дружеские. Конечно, несколько раз случались неприятные стычки, но, отведав моего кулака и пару—тройку простеньких заклятий, местные решили оставить меня в покое.
Нет, конечно, живут в Портовом квартале и люди вполне порядочные – дядюшка Ге, например, или та же трактирщица Мельда. Но богатыми их никак не назовешь. К тому же улица Старьевщиков, на которой стоят дома этих самых благонравных горожан, находится в самом начале квартала, почти на выезде из него. А вот заходить вглубь, на ту же улицу Блудниц, или в тупик Голодных псов, никому не советую. Разденут, разуют, отберут все, что при вас имеется, а потом будете благословлять всех богов Аматы за то, что сохранили вам жизнь.