Имя России. Сталин
Шрифт:
Высылали тысячу человек. Кого — в Казахстан, кого — всего лишь в Саратов и Самару.
Жестоко?
Что ж — по отношению к этим «тысячникам» и тем трём тысячам членов их семей, что уезжали вместе с ними, действительно не очень-то милосердно. Но ведь правомерен и такой вопрос: «А как насчёт тех десятков миллионов, с которыми эти тысячи не ощущали себя в национальном и духовном родстве?» Ведь из этих четырёх тысяч вряд ли кто-то искренне считал себя гражданином Советского Союза.
Как и конногвардеец Осоргин, эти тысячи бывших русских
Высылаемые, их «безупречно честные» родственники и приятели всегда считали само собой разумеющимся наследственный блеск меньшинства и наследственное же прозябание остальных. А ведь на достойную жизнь имели право и эти «остальные», то есть то большинство, которому царская Россия отказывала в таком праве из поколения в поколение.
Но, может, на восемнадцатом году Советской власти «бывшие» тысячи уже не представляли опасности для «остальных» ста семидесяти с лишком миллионов граждан СССР?
Увы, очень многие из этих «бывших» имущих таили глухую злобу и думали о будущем с надеждой на возврат прошлого. А если они даже не стремились к возврату, то всё равно были вредны для страны своими претензиями на избранность, на особое понимание жизни. Хотя они так ничего и не поняли — по обе стороны границы России. Родственника конногвардейца Осоргина — писателя Михаила Осоргина выслали из России весной 1922 года с советским паспортом. С ним он и жил, писал книги, переписывался с Горьким, просился обратно.
А зачем?
В 1936 году, через год после ленинградского «исхода бывших», Горький пишет старому (с 1897 года) другу в Париж:
«Время сейчас боевое, а на войне как на войне надо занимать место по ту или иную сторону баррикады».
Осоргин отвечал:
«Против фашизма, положительно захватывающего прямо или косвенно всю Европу, можно бороться только проповедью настоящего гуманизма… Моё место неизменно по ту сторону баррикады, где личная и свободная общественность борется против насилия над ними, чем бы это насилие ни прикрывалось, какими бы хорошими словами ни оправдывало себя. Мой гуманизм готов драться за человека. Собой я готов пожертвовать, но жертвовать человеком не хочу. Лучше пускай идет к чёрту будущее».
Однако ни Сталин, ни Россия посылать своё будущее к чёрту не собирались и не были намерены кому-либо это позволить.
Осоргин упрямо не хотел видеть, что его «баррикада» стоит поперёк жизни и борьбы за человека. Но было ли это так уж безобидно? Если бы он вернулся в СССР, то вначале путался бы под ногами. А потом?
А потом…
Нет, не стоило испытывать ещё одного
«Вы нашли истину. Ту самую, которую ищут тысячи лет мыслители. Вы её нашли, записали, выучили наизусть, возвели в догму и воспретили кому-либо в ней сомневаться.
Она удобная, тёпленькая, годная для мещанского благополучия. Рай с оговорочками, на воротах икона чудотворца с усами».
Писал Осоргин и так:
«Поражает ваша научная отсталость. Русские учёные — типичные гимназисты. Я просматриваю академические издания и поражаюсь их малости и наивности».
Во-первых, уж не знаю, что мог понять литератор Осоргин, листая «Успехи физических наук» или иной специализированный научный журнал? Во-вторых же…
Во-вторых, нужен ли был новой России этот «кадровый» литературный «борец за человека», уверявший Горького, что не менее его «верует в советскую молодёжь и многого от нее ждёт»?
Парижанин-эмигрант Осоргин строил свою баррикаду поперёк жизни… А молодой москвич, авиаконструктор Саша Яковлев, взволнованный одобрением своего первого «настоящего» самолета «УТ-2», в это время улыбался и смотрел в объектив фотографа, уткнувшего треногу аппарата в дёрн Тушинского аэродрома.
А на плече Яковлева лежала рука стоящего сзади…
Кого?
По мнению Осоргина — «чудотворца с усами».
А по мнению Саши — товарища Сталина.
Старшего его товарища…
И этот товарищ не просто ждал многого от советской молодёжи. Он её растил, воспитывал и поддерживал её державные начинания.
Поэтому товарищем Сталина считал не один Яковлев и не только те, кто — полные молодого задора — окружали Сталина в тот немного пасмурный, но всё равно радостный и весёлый день. Своим товарищем Сталина называли и искренне считали его таковым миллионы людей в России.
При этом из года в год число этих миллионов не уменьшалось, а росло и росло.
А СЕЙЧАС я коснусь совсем другой стороны жизни СССР Сталина. Как много было сказано позже о якобы искоренении Сталиным духа свободы в России. Попробуем посмотреть на этот устоявшийся миф с непривычного ракурса. Любой специалист по детской психологии знает, что основы личности закладываются к пяти-шести годам. Не расходится с наукой и народная мудрость: «Воспитывай, пока лежит поперёк кровати. Лёг вдоль — уже не выправишь».
Выправить-то можно и позже, но с каким трудом! И уж, во всяком случае, к двадцати-то годам человек в основном «отформован».
Не так ли?
И если так, возьмёмся за тезис номер два… Символом пытливой ершистости, не приемлющей соглашательство, символом отношения к миру, как к дому, где главное — чувство хозяина жизни, стали знаменитые «шестидесятники», которые сами называли себя «детьми хрущёвской «оттепели»…
«Накройте стол на площади Восстанья», — это ведь масштабный стихотворный «заказ» для конкретного состава «сотрапезников»: Вознесенский, Рождественский, Евтушенко, Ахмадулина.