Имя твое – номер
Шрифт:
Три дня прошли впустую. Самый молодой член команды засомневался: развлекаются ли бывшие «тюлени» в привычных для американцев барах. На четвертый день в начале десятого вечера Романов зашел в бар «На дне». Заняв место за стойкой, спросил бармена:
– С кем тут можно перекинуться парой слов на профессиональную тему?
– Ты гомик, что ли? – хрюкнул бармен. – Тогда ступай в бар «Культ голубых устриц», там тебя примут со всеми почестями.
Романов в другой ситуации не стал бы нарываться на скандал, может быть, ответил в своем стиле: «Да. И я знаю, почему только ты признал во мне гомосексуалиста, брат».
Но сейчас Костя перегнулся через стойку и схватил бармена за грудки.
– Ты кого гомиком назвал, урод?
И услышал голос за спиной:
– Остынь.
Костя обернулся. На него смотрел рыжеватый парень лет двадцати семи…
Романов изучил лицо американского адмирала по снимкам, полученным в том числе из Интернета. Самыми ценными в оперативном плане оказались кадры, невольно объединившиеся в фотосессию. Они были сделаны в Нью-Йорке в день приобретения адмиралом картины Гогена. И на каждом снимке рядом с ним оказывался молодой человек с военной выправкой. Ряд снимков – как емкий ролик, сравнил Костя. Этот короткий фильм подсказал ему профессию человека, находящегося рядом с адмиралом: телохранитель. На одном снимке об этом говорила его поза, на другом – поворот головы и то, как он держит руки: его шеф с упакованной картиной, а его рыжеватый спутник… с пустыми руками, как и положено телохранителю.
Косте понадобились секунды, чтобы осознать: перед ним один из охранников адмирала. Он жаждал этой встречи, устав ходить по бесчисленным барам.
Романов отпустил бармена и сосредоточил внимание на реальном противнике. Вариант «Извините, погорячился» не работал – знакомство сорвалось бы, не начавшись. Что сделает американец, прикидывал Костя, если дать ему возможность атаковать, но прежде спровоцировать его на атаку.
Романов не встал, а будто сошел с высокого вертящегося стула и оказался в резко выраженной односторонней стойке, выдвигая вперед ногу, как если бы делал шаг для сближения. Его стойка оказалась противоположной стойке «тюленя», и тот чисто механически принял ее именно в качестве агрессии. И дальше действовал мгновенно и на автомате. Поставив ногу позади ног Романова и захватывая его ноги спереди, «тюлень» провел бросок с обратным захватом ног. Костя прочитал его действия по его глазам, обманным движениям, по его стойке, в которую сам и загнал его, оставляя ему на выбор не больше двух-трех приемов. Может быть, та уверенность, с которой столкнулся американец, заставила его ошибиться, причем дважды. И он просто не мог не упасть вместе с противником. Романов тут же воспользовался его промахами и уже в партере показал американцу, что такое рычаг локтя через предплечье. Он грудью зафиксировал туловище противника, но прежде захватил запястье его руки и подвел предплечье своей руки под локоть. Он намеренно медленно приподнимал локоть вверх по направлению к ногам, выпрямляя руку телохранителя. Тот не выдержал острой боли и подал сигнал «сдаюсь», застучав рукой по полу. Романов отпустил его. Оказавшись на ногах первым, он подал сопернику руку. Одновременно представился и поздоровался, демонстрируя приличный английский.
– Кевин, – с некоторой задержкой назвался американец. – Морская пехота? – попробовал угадать он, начиная с элиты американских вооруженных сил.
– Как угадал? – улыбнулся Романов.
Кевин с честью вышел из положения. Кивнув на малость обалдевшего бармена, объяснил:
– Разве не ты спрашивал у него, с кем тут можно перекинуться на профессиональную тему.
Романов без труда уловил ударение и ответил:
– Вот мы и перекинулись.
Кевин засмеялся. Указав на дальний столик, предложил:
– Уединимся?
И щелкнул пальцами, привлекая внимание бармена:
– Два виски.
В этот вечер они говорили о многом, но главной темой была служба в армии. Костя задавал наводящие вопросы и получал необходимые ему ответы.
– Лично я скучаю по службе.
– Я тоже, – ответил американец. – Но если ты спросишь, жалею ли я…
– Считай, я спросил, – улыбнулся Романов.
– Нет, не жалею. У адмирала я получаю приличные деньги. Причем график просто смешной – сто пятьдесят часов в месяц, представляешь?
– Постой, ты же оставил службу, при чем тут адмирал? Ты что, устроился при нем гражданским адъютантом?
Костя задал выверенный вопрос и не дал заподозрить себя в излишней настойчивости; немного пожалел, что американец мало пил: всего два виски за час.
– Я возглавляю службу охраны адмирала, часто, но не всегда с ним. Есть такие мероприятия, причем затяжные, дня на три или четыре, куда телохранителей не приглашают. – Кевин сделал недвусмысленный жест руками и заговорщически подмигнул. – Шеф на пенсии, у него свой бизнес. Здесь у него вилла – на самом высоком утесе. Выше этого здания здесь ничего не строят.
– Стало быть, адмирал в этих краях, – Костя пощелкал пальцами, подбирая определение, – вроде главы местного парламента?
– Что-то вроде этого, – улыбнулся в свою очередь Кевин. – Знаешь, чтобы стать гражданином Монако, нужно шесть месяцев в году находиться в этом карликовом государстве. Для моего шефа это место – тоже что-то вроде княжества.
– Охранникам лафа в этом плане, – заметил Романов.
– Не скажи. Работа у нас сложная. Устаешь следить за всеми подступами к зданию. Даже грань утеса днем и ночью попадает в кадр. В самом здании установлены детекторы движения.
– Как же вы передвигаетесь по дому?
– Отключаем датчики во время короткого обхода.
– Хочешь виски, пива?
– Нет. – Кевин с сожалением посмотрел на часы. – Через двадцать минут мне нужно быть на объекте. Таковы условия: начальник службы охраны обязан находиться на объекте во время вечернего обхода. Исключение – когда адмирал дома. Этот режим мне придется поддерживать еще два дня.
– Жаль, мало посидели, выпили.
– Ты надолго в наши края? – поинтересовался американец.
– Через два дня мой отпуск заканчивается.
– Кстати, – направившийся было к двери Кевин вернулся, – как называется контрприем, который ты провел?
– Рычаг локтя через предплечье, – назвал Романов. – Самбо. Ты совершил две ошибки, выполняя бросок с обратным захватом ног. Во-первых, ты перенес вес тела на «переднюю» ногу и с большим трудом оторвал меня от пола. А когда все же оторвал, не отставил свою ногу. Жаль, у нас нет времени, я бы показал тебе несколько приемов.
Романов проводил Кевина глазами до двери. И в любое мгновение ждал его возвращения – под любым предлогом. Может быть, он вернется не сейчас, но позже, посовещавшись со своими подчиненными, рассказав им про странное знакомство, передав им содержание беседы – от первого слова до последнего, настораживаясь все больше и больше.
Романов чувствовал, что он будто перезагружается. Его система не дала сбой, но внутренний диспетчер задач требовал освободить память во время перезагрузки.
Он усмехнулся: где остальные пользователи? Где члены команды? Где эти чертовы сетевые адаптеры?
Он тут же вернулся к прежней теме. Словно влез в голову Кевина. Он спешит на работу, полный впечатлений от неожиданной встречи. Какие у него сомнения относительно разговора с 23-летним русским парнем? Романов помнил слова Алексея Гриневича, который часто выступал перед бойцами в качестве командира роты: «Когда ты на задании, твой мозг и организм работают в непривычном режиме. Тебя гложут сомнения, но ты обязан освободиться хотя бы от половины: отсеивая не разумом, а чувствами. Ты труп без этой науки. Но нет этой науки без практики. Твоя работа постепенно превратит тебя в сильно сомневающегося человека, в человека уникального: сомневаясь, ты не потеряешь уверенности в себе. У тебя не возникнет затруднений при разрешении любого – пустячного или жизненно важного вопроса».