Шрифт:
1
Их было трое, вышедших из электрички на закатанную асфальтом серую платформу станции «Моховое» 21 апреля 2012 года.
Остались позади около ста километров отделяющих теперь их от родного города, закончились полтора часа поездки на электричке. И сама поездка, и ожидание предстоящего похода, который так старательно планировали, так ждали, у всех троих вызывали чувство восторга. Отрадно было смотреть на проносящиеся за вагонным окном просторы, залитые утренним весенним солнцем. Казалась забавной суета дачников, заполнивших поначалу все вагоны и выгрузившихся на ближних станциях. Умиляла наивность неторопливых разговоров сельских старушек, подсаживающихся почти на каждой остановке и покидающих электричку проехав лишь пару станций, так и не закончив беседу с попутчиком. А поезд по привычному для него пути мчался вперёд через поля и холмы русской равнины, расцвеченные лёгкой наивно-радостной акварелью весны… Незаметно, в прежде оживлённых вагонах, становилось всё более пусто и тихо. Встречающиеся всё реже и реже станции названий порой не имели и обозначались лишь указанием
Станция «Моховое» встретила путешественников прохладным, бодрящим, задорным ветерком. Яркое весеннее утро радовало, как начало чего-то нового, светлого. Весело переглянувшись, все трое навьючили на себя тяжёлые рюкзаки и двинулись в путь. Оставляя немного в стороне тихий одноэтажный посёлок, притаившийся за садом вблизи железнодорожной станции, вышли на дорогу, выложенную бетонными плитами. Дорога эта, проложенная, вероятно, ещё во времена развитого, но так и недостроенного социализма, была завалена комьями затвердевшей весенней грязи, оставленной колёсами тракторов трудящихся на полях в этот напряженное для села время года. Пройдя по ней чуть более километра, путники остановились на краю берёзовой посадки ещё лишь слегка окрашенной зеленью листвы, скинули рюкзаки и стали всматриваться вдаль. Нет, ни кто из них пока не устал, просто захотелось осмотреться, не спеша обдумать и обсудить предстоящий маршрут, насладиться предвкушением путешествия. Место подходило для этого как нельзя кстати. Видно отсюда было далеко-далеко, насколько хватало глаз. Бетонка, поворачивая направо, терялась в изгибах посадки. Впереди, спускаясь к ложбинке, лежало широкое перепаханное поле. А за ним шёл подъём поросший редкими деревьями и кустарником. Где-то там, за линией горизонта, разделяющей безоблачное светло-голубое небо и чёрную полоску леса на холме, должна была находиться маленькая деревенька Глинки – местечко, куда они направлялись.
– Это наверно и есть «конец географии», – не отрывая взгляда от открывшегося бескрайнего простора, пошутил один из путников.
– Скажи это людям, которые там живут. Для них это скорее «начало», – иронично возразил другой. И помолчав, уточнил более серьёзно с оттенком грусти: – Жили…
Для него эти места были родными. Здесь он провёл своё детство и немалую часть юности. И хотя ещё совсем ребёнком вместе с родителями он переехал жить в город, ему нравилось бывать на своей малой родине. В Глинках ещё до недавнего времени жили его дед и бабушка. К ним спешил он на школьных каникулах, частенько бывал во время учёбы в институте, приезжал и после службы в армии, когда устроился на работу инженером в строительную компанию. Но время не остановить: закончилось и беззаботное детство, ушли в прошлое и юные годы, пришла сознательная, серьёзная зрелость. Не было уже в живых ни деда, ни бабушки. Но в обезлюдивших Глинках остался крепко поставленный деревянный дом, ещё вполне в приличном состоянии и небольшой сад, в котором каждую весну нежным, чистым белым цветом распускались яблони. Теперь Инженер вместе со своим отцом приезжали сюда три – четыре раза в год. Наводили порядок на могилках родни, поздним летом собирали в саду созревшие яблоки, осенью бродили по лесу в поисках грибов под тихий шёпот опадающей листвы. Иногда останавливались переночевать. За состоянием дома они старались следить, по мере возможности чинили. В этом доме и собирались остаться на ночёвку путешественники.
– Да, заброшенных деревень достаточно, – вступил в разговор третий участник похода. Немного поразмыслив, заметил: – Лет так через десяток оставшиеся дома или разберут на брёвна или они сами развалятся. Потом всё зарастёт бурьяном и забудется, что вообще что-то было на этом месте. Вот на картах Шуберта, сколько деревень, на месте которых теперь чистое поле.
Высказавший свои предположения относительно дальнейшей судьбы деревни Глинки, был учителем истории. Учителями были и его родители. Именно это обстоятельство и определило выбор профессии. Специальность же была избранна соответственно увлечению. История, как приключение древности, увлекала его ещё с детства. Она была для него той загадкой, до истин которой так интересно докопаться, найти ответы, понять. Изучение истории вызывало в нём чувство сопереживания событиям прошлого, давало ему ощущение какой-то причастности к ним. Достойным занятием считал он и преподавание – было желание донести до других значимость своего предмета. А с недавних пор у Историка появилось ещё и хобби, созвучно его интересам – поиск с металлодетектором. Содействовал этому его двоюродный брат. С ним Историк выбрал себе прибор Minelab «X-Terra 505», с ним несколько раз ездил на раскопки вместе с поисковым отрядом, в котором тот состоял. И хотя это хобби было лишь одной, но не как не основной частью жизни Учителя – подход у него к поиску был основательным, как в принципе и ко всему, чем он занимался. Перед каждой поездкой он кропотливо изучал карты, планировал маршрут. С интересом учёного идентифицировал свои, пусть и не значительные, находки: в основном монеты, нательные крестики и разные предметы быта. Сам же поиск возбуждал в нём азарт археолога, давал ему ощущение реальности прошлого, которое было так увлекательно для него. И конечно сейчас с Историком был металлодетектор, в разобранном виде заботливо уложенный в специальный чехол.
Познакомились Историк с Инженером относительно недавно и как-то сразу сдружились, просто и легко. Рассудительному Учителю импонировали спокойная уверенность и надёжность нового друга. Но в большей степени сближала их общность интересов. Ещё с юности зачитывающийся произведениями
Постояв ещё немного, путешественники снова взгрузили себе на плечи рюкзаки, поправили ремни и двинулись дальше в путь. Через жманый ковёр пашни в ложбинку спускалась дорога – две колеи, выбитые в земле колёсами машин. Легко было топать вниз под горку. Отрадно было глядеть по сторонам, рассматривая далёкие поля, холмы, посадки. Солнце поднялось уже высоко и казалось, что весь обозримый простор светился в его весёлых весенних лучах. Досаждала лишь дорожная пыль клубами поднимающаяся при каждом шаге, оседающая плотным серым налётом на ботинках путников. Перейдя поле, и с трудом продравшись через низкий, густо растущий в ложбинке кустарник, остановились передохнуть. Предстоял долгий, утомительный подъём к лесу на вершине холма по едва приметной тропинке, петляющей среди молодой ярко-зелёной поросли травы, пробивающейся через грязно-серое покрывало из прошлогодней листвы.
– Ну, что привал!? – не столько спросил, сколько констатировал факт необходимости отдыха Строитель, хорошо знающий весь этот путь.
– Да, – согласился Учитель, – в горку карабкаться труднее будет, чем вниз спускаться. Да к тому же, считай полпути уже прошли.
– За полпути можно и по пятьдесят капель грохнуть! – скидывая рюкзак, предложил тот путник, который назвал эту местность «концом географии». Был он давнишним другом Историка, ещё с детства. Сложилось так, что волей судьбы вначале, а затем по причине привязанности друг к другу, по жизни шли они вместе, не смотря на разность характеров. Росли в одном дворе, озорничали в одном детском саду, в школе учились в одном классе. Даже поступили в один университет, только на разные специальности. Художественно-графический факультет педагогического университета друг Историка выбрал не потому, что собирался стать учителем и обучать детей правильности чётких линий в черчении или прививать им понимание красоты мира на уроках по искусству. Просто это было то учебное заведение, в которое поступал его друг и где был факультет, подходивший его творческой натуре. Поэтому после окончания вуза учительствовать он не стал, да и не собирался. А устроился работать художником-гравёром в контору по изготовлению пятников. И хотя таланта с умением у него было вполне достаточно, что бы клиенты оставались довольны портретами своих родственников, проработал он там недолго – не пришлась по душе траурная специфика профессии. Занимался он теперь ювелирным делом, открыв вместе со знакомым специалистом мастерскую в небольшом арендуемом помещении. Новая деятельность была не сложной: в основном вязали цепочки, раскатывали кольца, делали мелкий ремонт – интересные эксклюзивные заказы были редки. Но даже с учетом того, что нынешнее его занятие можно было назвать скорее ремеслом, чем творчеством, Ювелиру всё равно оно нравилось. Он со свойственной ему лёгкостью суждений верил, что его изделия приносят людям радость и делают мир красивее.
Предложение «обмыть» пройденный отрезок пути друзья поддержали. Да и от последующей закуски никто бы не отказался – путники уже изрядно проголодались. С утра никто из них ничего не ел, да и отмахали они уже более пяти километров.
Расположившись поудобнее парни достали вилки, нарезали ломтиками хлеб, открыли банку тушёнки. Строитель извлёк из своего рюкзака одну из двух армейских фляжек, туго обтянутых брезентовой тканью, в которые была перелита водка – больше для антуража, чем для удобства. Наполнил на треть пластиковые стаканчики.
– Ну! За поход! – произнёс Художник.
Стукнулись, выпили и сразу набросились на тушёнку, показавшуюся неожиданно чрезвычайно вкусной.
– Прям, как в армии, – со знанием предмета, о котором и идёт речь, заявил Инженер. – Даже лист лавровый присутствует.
И хотя одна на троих банка тушёнки только раззадорила у путников аппетит, ни продолжать перекус, ни тем более засиживаться они не стали – время шло, ещё предстояло пройти оставшуюся часть пути, а всё самое интересное, то, в чём собственно и заключался основной замысел похода, было впереди. Поэтому, договорившись нормально пообедать в деревне, друзья продолжили свой путь.
Одолев подъём, вышли к небольшому просвечивающемуся почти со всех сторон лесочку. И напрямую, не ища тропинок, двинулись через редкую поросль деревьев, по мягкому ковру из опавших минувшей осенью листьев. По учащённому прерывистому дыханию, по движениям плеч под лямками рюкзаков, по напряжённым выражениям лиц путников чувствовалось, что устали они изрядно. Но останавливаться не стали – знали, что за лесочком должна быть деревня – конечная точка пути, уже прилично измотавшего их. И действительно, выйдя из леса, сразу увидели чернеющие над зарослями кустарника крыши крайних домов.
– Сначала на кладбище зайдём, – предложил Инженер. Друзья, с пониманием, молча, согласились, хотя знали, что теперь придётся делать крюк и с совсем уже близким отдыхом и обедом придётся немного повременить.
Небольшое кладбище общей ограды или забора не имело. Не было оградок и у некоторых могил, представляющих собой просто холмики поросшие травой – деревянные кресты видно давно уже сгнили. Впрочем, заметно было, что кладбище хоть изредка, но посещали – бурьян был убран, могилки и участки в основном были ухожены, на некоторых даже стояли вполне современные памятники. Обходя просторно расположенные участки захоронений, парни, подошли к могилкам бабушки и дедушки Строителя. Выложенный тротуарной плиткой участок обрамляла невысокая металлическая ограда, внутри которой были установлены два памятника из чёрного гранита.