Имя убийцы
Шрифт:
Он взял телефон, отыскал нужный номер, вызвал абонента.
— Вы далеко? Прекрасно. Такое ощущение, чТо можно приступать…
Убеждая себя из последних сил, что никакой опасности он не подвергается, Турецкий подошел к окну, отдернул штору. Полюбовался на полную луну — желтая, отчетливая, насыщенная ядом. Как видите, ничего ужасного, господин Турецкий, продолжайте в том же духе. Он вышел из номера, заперев его на ключ, снова промаршировал мимо столика администратора (добрейшая Антонина Андреевна уже куда-то смылась), вышел на улицу.
Прогулялся мимо кустов, демонстративно на них не глядя, попинал колеса
Двое ввалились без стука! Распахнулась дверь, и Эльвира, одетая в облегающий джинсовый костюм, надувая от важности щеки и готовая вот-вот расхохотаться, втолкнула в номер тщедушного мужичонку в обмызганной ветровке. Мужичонка был бледен, бормотал что-то нескладное, неумело отбивался, за спиной у него болтался фотоаппарат — устаревшая профессиональная камера.
— Активный, гад, — прокомментировала Эльвира, швыряя мужичонку в кресло.
— Особенно в полнолуние, — ухмыльнулся Турецкий.
Попадание было точным — мужичонка влетел в кресло, как шар в бильярдную лузу, ахнул, там и остался. Стрелял испуганными глазами во все стороны, схватился за камеру, обнял ее — хотя никто пока не отнимал. На вид ему было немногим меньше сорока, взъерошенный, нервный, с неустанно моргающими глазами.
— В кустах сидел, скотина, — сообщила Эльвира, падая на кушетку. — Пытался удрать, да разве от меня удерешь? Вот вы, Александр Борисович, разве удрали от меня в прошлый раз? Ошибка вышла, не спорю, но как красиво провели захват, согласитесь?
— Вы просто гений внезапного задержания, Эльвира, — похвалил Турецкий. — Обязательно похлопочу перед вашим руководством о присуждении внеочередного воинского звания. Теперь давайте расколем этого доброго молодца — кто такой, чего хотел…
— Послушайте, я же… это самое… — «задержанный» начал судорожно выбираться из кресла, но Эльвира показала ему кулак, и тот утихомирился, скорбно уставился в стену. Но рта закрывать не собирался.
— Вы просто ставите меня в идиотское положение…
— Раз попали в это положение, то ведите себя просто и естественно, — строго сказал Турецкий.
— Как настоящий идиот, — добавила Эльвира и звонко рассмеялась. — Облегчу ваши страдания, Александр Борисович, и сэкономлю ваше бесценное время. Данного господина зовут Мышкевич Эдуард… как там тебя, Эдик, по батюшке?
— Егорович, — буркнул плененный.
— Личность не сказать, что легендарная, но весьма известная в нашем райцентре.
— Возглавляет частное сыскное бюро, в котором сам себе директор, сотрудник и бухгалтер? — предположил Турецкий.
— Да нет никакого бюро, — отмахнулась Эльвира. — Просто крыша у него немного того…
— Это у тебя, Эльвира, крыша того! — вякнул Мышкевич, но быстро притух — Эльвира встала, подошла и остановилась у него за спиной. Пойманный втянул голову в плечи. Турецкий насторожился — что она будет делать?
Эльвира не стала распускать руки. Напротив, с какой-то издевательской лаской погладила задержанного по мятой бейсболке.
— Итак, Мышкевич Эдуард Егорович. Просто псих.
— Сама ты псих… — вякнул Мышкевич и с надеждой посмотрел на Турецкого. Турецкий пожал плечами, дескать, сами разбирайтесь, кто из вас псих.
— Когда-то был выпускающим редактором нашей районной газеты «Красный путь», но занимался чем угодно, кроме того, чем должен был. Постоянно влипал в какие-то скандалы, мечтал добиться правды, выступал против добропорядочных граждан…
Эльвира тюкнула Эдика ребром ладони по макушке, Мышкевич вздрогнул. Создалось впечатление, что, не являйся Турецкий свидетелем этого маразма, удар бы вышел душевнее.
— В общем, был непревзойденным нарушителем спокойствия нашего сонного городка. Одержимый бесом, клеймил позором заворовавшуюся городскую администрацию, милицию — ее верных служителей, санэпидемнадзор, налоговую службу, инспекцию по маломерным судам, медицинские учреждения, лесную охрану, спасателей, торговцев, нечистых на руку коммерсантов, прочих мздоимцев, находил какие-то якобы порочащие их факты, бегал по кабинетам, писал в Москву, в Страсбургский суд, в Гаагский трибунал. Занимался какими-то смешными расследованиями, вернее, производил самостоятельные неквалифицированные попытки, обещая вывести злодеев на чистую воду, наказать. Допрыгался до того, что однажды ему надавали по дыне в темной подворотне, после чего он надолго слег…
— Это лишний раз доказывает, что я прав! — взвился Мышкевич. — Восемь вагонов с лесом ушли в обход ДОКа!
— Это лишний раз доказывает, что ты всех достал, Эдик, — Эльвира шлепнула его по макушке, — своим неугомонным правдоискательством. От Мышкевича ушла жена — не ушла, а убежала в ужасе, отвернулись друзья, знакомые, соседи, внимательно стал к нему присматриваться участковый психотерапевт…
— Ну, вот и ты туда же, Эльвира… — сникли плечи правдолюбца. Он тяжело вздохнул, тоскливо уставился на торчащий из щели в DVD-проигрывателе диск. Турецкий насторожился, если тот к нему бросится, он может не успеть перехватить. Но Мышкевич решил не рисковать, хотя глаза алчно и блеснули. Все-таки есть у парня нюх, отметил Турецкий.
— Ты же когда-то неплохо ко мне относилась, Эльвира…
— Тебе показалось. Выйдя из больницы, господин Мышкевич обнаружил, что его уволили из редакторов, сделали банальным журналистом. Отчаявшись найти правду в этом жестоком мире, онпревратился в обыкновенного алкоголика. Пил по-черному, уходил в продолжительные запои, был замечен в неадекватном поведении, ввязывался в драки, попадал в милицию. Ты так часто в нее попадал, Эдик, что я удивляюсь, почему ты не остался в ней работать.
— Потому что там все продажные, — храбро огрызнулся Мышкевич. — Даже ты, Эльвира.
— Спасибо. В последнее время ты вроде бы перестал пить, иногда показываешься на работе…
— Его не уволили? — удивился Турецкий.
— Пожалели. Только из жалости держат на ставке. Но, думаю, что скоро его все же попрут. Впрочем, в последнее время тебя почему-то не видно, не слышно, Эдик. Неужели опять мышкуешь? Сменил тактику? Из правдоруба превратился в частную ищейку?
— Зачем вам это? — кивнул Турецкий на фотоаппарат.
Тот покрепче прижал штуковину к груди.
— Кадры решают все, — засмеялась Эльвира, — особенно если сделаны скрытой камерой. Вам уже не скучно у нас, Александр Борисович?