Инцел на службе демоницы 4: Гарем для чайников
Шрифт:
Отбросив пустую бутылку, он снял с полки новую.
— Мозгами Джи никогда не отличалась. Люди в гневе умом не блещут, а она вообще чистое воплощение гнева. Идеальный вариант! Ее подобрала Ангел Доброты, нашептала ей что-то про правду и добро, так у рая и появился Ангел Возмездия. И ее первым заданием стало уничтожение башни, а вместе с ней и целой цивилизации…
— Разумеется, ради правда и добра, — с сарказмом заметил я.
Пробка со щелчком улетела в бутылку. Несколько красных капель, брызнув в стороны, попали на стойку и его рубашку.
— Джи последняя, — сказал Бахус, наполняя свой бокал
Я молча подтянул к себе хрустальные стенки. Казалось, по моим венам уже бегало вино — так много его было внутри меня.
— Правда, — мой собеседник пьяно хмыкнул, — достала она их уже невероятно! Даже Ангел Раскаяния уже раскаялся, что ее позвали в рай…
— Ну так и вернули бы обратно, — прихлебывая, заметил я.
— О нет, они ее никогда не вернут! Единственное, что они могут противопоставить ему, — он аккуратно показал на мой значок, видимо, памятуя, как в прошлый раз прилетело по лбу.
— А что их шеф? — не понял я.
— Архитектор, — поправил Бахус. — Конечно, он не может рушить! Точнее, может, но не будет. Это одно из его правил. А свои тупые правила он не нарушает сам и не позволяет нарушать другим…
Я снова прижал бокал к губам. Вино обильно полилось внутрь, разнося все сказанное по мозгу. Если подумать, эти бессмертные в своих войнах по-настоящему ничего и не теряли, а потому для них так легко сносить города и рушить цивилизации. Мой взгляд невольно замер на стойке — на красных каплях, так похожих внешне на кровь.
— А как же люди? — спросил я.
— А когда их интересовали люди? — заплетающимся языком отозвался Бахус. — До фейерверка твоей хозяйки у нас чуть ли не каждое десятилетие была мясорубка, где они выясняли, кто главнее. Это только в последнее время относительно тихо… Спасибо ей, конечно. Хотя и не за что ее благодарить. Так что, — его взгляд, до этого плававший в бокале, сфокусировался на мне, — хорошо, что ты ее бросил…
Я даже и не думал, что одной фразы будет достаточно, чтобы мозг протрезвел. Хрустальное донышко со звоном опустилось на стойку.
— Я ее не бросил, — отчеканил я.
— Ну и зря, — Бахус сделал глоток.
Чувствуя, что больше не хочу продолжать разговор, я спрыгнул со стула.
— Всего хорошего.
Он что-то пробулькал в ответ, продолжая пить. Покачиваясь, я направился к выходу — ноги не особо слушались, то и дело норовя подвернуться и оставить меня на ночь в этом баре. Дверь со скрипом распахнулась, и уличный мрак ударил прямо в лицо, то ли бодря, то ли добивая. Выйдя, я прислонился к декоративной бочке и засунул руку в карман. Пальцы мгновенно нащупали потертую золотую пластину и крепко сжали ее. Медальон был на месте. Я бы себе не простил, если бы он где-то потерялся.
Еще немного постояв, я оттолкнулся и медленно, стараясь не растянуться на земле, побрел к своему отелю. Уличные музыканты уже разошлись, кафе закрылись, и в густой темноте лишь изредка попадались загулявшиеся допоздна парочки. Чтобы срезать, я уже привычно свернул в “Парк любви”. Фонтанчик бодро журчал, будто намекая, что это место никогда не спит. Как и прошлым вечером, тут было весьма людно, повсюду раздавались ахи и охи — только не томные, а возмущенные. Парни и девушки с
Морщась, я свернул на тихую уединенную аллею. Однако стоило немного пройти вперед, как за спиной раздались шаги — точь-в-точь как и прошлым вечером. Знакомые шаги, ее шаги — я их точно ни с чьими не спутаю. Я резко развернулся, и порыв холодного ветра неласково шлепнул меня по лбу. Вокруг не было ни души — только моя собственная тень покачивалась под фонарем.
Но ведь я слышал эти чертовы шаги!
Или опять померещилось?..
— Что? — не выдержав, крикнул я. — Хочешь меня отчитать? Ну давай!..
Однако темнота была только темнотой, а пустота всего лишь пустотой, и в этом гребаном парке я никому не был нужен.
Отельный лифт распахнул дверцы, я нажал на кнопку, и кабинка понесла меня вверх — на самый последний этаж в мой пустой номер с разворошенной постелью и каплями крови на полу. Холод внезапно пробежался по коже, словно здесь было еще холоднее, чем на улице. Сменяющиеся цифры этажей резали глаза. Больше чем когда-либо мне вдруг захотелось тепла. Палец, действуя скорее мозга, нажал на кнопку. Дверцы распахнулись, и я вышел на третьем этаже, чьи стены были украшены озорными красотками. Впереди замаячил номер, где жили мои девчонки.
Еще только подходя к их двери, я услышал за ней смех.
— Ну все-таки почему? — следом спросила по ту сторону Майя.
— Потому что, — со смешком начала Саша, — потому что он… — и осеклась. — Ну нет какой-то конкретной причины… Умный, добрый, прикольный…
— Заботливый, — задумчиво добавила Майя.
— И бесит просто нереально, — ворчливо подхватила Саша, — особенно когда шляется непонятно где… Ну не знаю я правда почему! Просто люблю и все!
— И я тоже, — тихо сказала Майя.
Хотелось просто долбануться головой о стену. Я отдернул руку, так и не постучав. Внезапно мелькнула мысль, что дверь сейчас откроется, они увидят меня и передумают… Я не хотел быть сегодня хорошим, но и не хотел их разочаровывать. Эти два нежелания будто тянули и без того растянутые мозги в разные стороны, грозясь окончательно их порвать.
Отвернувшись, я побрел обратно к лифту. Ноги уже еле двигались, опасно подкашиваясь на каждом шаге. Дверцы кабинки распахнулись, и мой этаж встретил меня горячими охами и ахами, словно картинки с оргиями ожили по всему коридору. Стонали в каждом номере, но громче всех, казалось, отрывались в соседнем с моем, чья дверь была беззастенчиво приоткрыта — то ли в спешке забыли захлопнуть, то ли выставляли происходящее на обозрение всем желающим, то ли это вообще было приглашение присоединиться. В распахнутом проеме на смятой постели, сладко жмурясь и широко разведя ноги, раскинулась на спине голая Всезнайка, пока над ней вовсю трудился какой-то пацан. Ее пышная грудь подскакивала от каждого толчка, кровать в такт скрипела. Воздух в комнате уже казался раскаленным, насквозь пропитавшись горячим дыханием и жаркими стонами.