Индейская комната

Брюссоло Серж

Джон Латимер Девон лежал в общей палате, отгороженный от соседей ширмой, и смотрел в потолок. Когда жена и дочь попытались привлечь его внимание, он отвернул голову, как животное, испугавшееся ветеринара. После двух таких попыток отец спрятался под простыней.

— Не переживай, — вздохнула Сесилия. — Ничего не поделаешь. Если бы были деньги положить его в приличную больницу… Там бы за ним лучше ухаживали, а здесь… оставляют лежать в экскрементах по нескольку часов. Он не жалуется, он даже этого не замечает. Он уже не здесь.

В общей палате воняло мочой и дезинфекцией. Курить было запрещено, и Сесилия теребила пачку с сигаретами на коленях. Саре хотелось найти теплые, добрые слова… Она стала для матери врагом, началом всех их бед, и теперь враг вернулся. Презрительный взгляд Сесилии Девон как будто бы говорил: «Между нами все кончено! Можешь делать все, что хочешь, но уже ничего не исправишь».

Вернувшись в Лос-Анджелес, Сара вдруг поняла, что за четыре года совершенно выбросила родителей из своего сознания. Все ее мысли занял Тимми. Тимми, и только он. Она почувствовала себя виноватой.

Медсестра объявила, что посещение закончено. Мать и дочь поднялись. Сара попыталась пожать руку отцу. Тот съежился и закрыл глаза.

Женщины медленно вышли из больницы.

— Это место для бедных, — вздохнула Сесилия. — Негры, латиносы. Я никогда не могла даже предположить, что твой отец так кончит жизнь. А он — тем более. Полагаю, что, если кто-нибудь сказал бы ему о такой возможности, он бы расхохотался. Все равно как если бы объявить, что его похоронят на Луне!

Женщины сели в машину, поехали. По дороге остановились, чтобы зайти в магазин. Сара заметила, что ее мать не предложила ей жить в родном доме. Казалось, она дорожит своим одиночеством, как старики, которых раздражают собственные дети, когда те их навещают и наивно полагают, что таким образом развлекают родителей.

Трапеза прошла в гробовом молчании. Когда Сара встала, чтобы приготовить кофе, Сесилия обратилась к ней тоном, полным горечи:

— Значит, ты больше не вернешься в Хевен-Ридж? Эта ненормальная… Этой Мегги, не помню, как ее там, удалось то, в чем я потерпела поражение.

Сара вскинула голову и сдвинула брови.

— Что ты хочешь сказать? — прошептала она.

Сесилия безнадежно махнула рукой и направилась к облезлому буфету, где у нее хранилась выпивка. Налила себе виски и выпила одним глотком.

— Господи! — вздохнула она. — Ты не подозревала? Никогда даже не подозревала? До чего же ты глупая!

— Да о чем ты, ради Бога?

Сесилия издала сухой короткий смешок.

— Полагаю, что надо тебе это сказать, — продолжала старая женщина, уставившись на грязный, мощенный плитками пол. — Во всяком случае, мне это необходимо — все и так слишком затянулось. Потом делай все, что хочешь. Думаю, мы больше никогда не увидимся. Это нормально. Я тебя больше видеть не захочу.

— Мама, — закричала Сара, — во что ты играешь? Что ты пытаешься мне объяснить?

— Тимми, — вздохнула Сесилия Девон, — это я его похитила… И убила. Он мертв уже четыре года. Я сделала это ради тебя. Чтобы тебя освободить. Ты слишком мягкая, слишком слабая, чтобы освободиться самой. Надо было, чтобы кто-то тебе помог. Я это сделала, потому что ты моя дочь и я тебя люблю. А еще потому, что не могла видеть, как ты губишь свою жизнь.

Глава 40

Блокнот Сары Девон.

Попытка реконструкции событий.

Сесилия думала, что еще можно все исправить. Ничего не потеряно, нужна только решимость. Она наблюдала за Сарой с первого дня материнства и поняла, что ее дочь не испытывает к новорожденному никакой любви. Между ними не существовало никакой связи. Месяцы беременности проходили в таких тяжелых испытаниях, что только разделили мать и ребенка.

А этот мужчина, этот Джейми, наводил на нее ужас. Сесилия догадалась, что он изнасиловал Сару, воспользовался наивностью девчонки, в которой играли гормоны. Девушки ее возраста становятся легкой добычей. Любопытство толкает их пробовать разные вещи, о которых они не имеют ни малейшего понятия. Секс, например.

Ошибка, ее главная ошибка, была в том, что девочка не пошла добровольно на прерывание беременности. Сесилия проклинала своего мужа за глупый либерализм. Но ее дочь всегда водила Джона Латимера за нос. Мужчины иногда бывают такими глупыми и трусливыми, что Сесилия просто поражалась.

Надо было освободиться от ребенка сразу. Совершенно очевидно, что Сара из-за этой истории потеряла бы все. Умная, способная девушка не должна начинать жизнь в таких условиях! Это абсурдно, преступно…

Сесилии не сиделось на месте, но она этого не показывала. Она научилась сдерживать свои чувства, держаться ровно, почти безмятежно. В ее кругу не принято открывать душу, но сейчас она — комок ярости и горя. Если бы она могла, то убила бы Джейми Морисетта за все, что он сделал, но Джейми попал в тюрьму и скорее всего никогда оттуда не выйдет. Нет, проблема теперь заключалась в ребенке. Он погубит жизнь Сары, не позволит ей сделать карьеру. Сара станет обыкновенной матерью семейства, особенно теперь, когда ее родители лишились капиталов, которые могли бы облегчить ей старт в жизни. Ребенок станет обузой, отвадит всех претендентов на руку Сары. Кому придет в голову жениться на девушке — такой юной, и уже с малышом на руках? Сразу же подумают: «Эта дура позволила сделать себе невзначай ребенка, даже не узнав толком, кто его отец. Да у нее стряпня на уме, а мечтает она только о подгузниках, сосках, ка-ка, пи-пи… обо всем том, чего боятся мужчины».

Плюс к тому ребенок с такой генетикой. Сын преступника с тяжелой наследственностью. Саре надо ждать от него самого худшего, разумеется. Сесилия целыми днями наблюдала за малышом. Он был груб, капризен и воображал, что может мучить людей, приятно улыбаясь. Между малышом и Сесилией Девон сразу же началась маленькая война. Тимми провоцировал бабушку, делая все ей назло. Как только у нее начиналась мигрень, он заходил в комнату и шумел как можно громче. Орал, бегал и время от времени бросал в ее сторону насмешливые взгляды, чтобы определить производимый эффект.

Сесилия приговорила его не сразу. Она позволила этому преступному отродью множить свои ошибки. Постепенно «дело по обвинению» разрасталось. Будущее ребенка виделось ясно, как в хрустальном шаре: дурные наклонности, мелкие кражи, вандализм…

Пролетело три года, прежде чем Сара решилась на абсурдный поступок — уехать в Хевен-Ридж. Три года, в течение которых Сесилия обстоятельно обдумала свое решение. Она возненавидела мальчишку. Кроме всего прочего, она ненавидела то, что Сара медленно сползала по наклонной плоскости. Ее дочь, чтобы выжить, соглашалась на жалкую работу в издательствах. Эти идиотские книжонки ради пропитания губили ее талант.