Индиговый ученик
Шрифт:
– Что там выступают самые сильные бойцы, приезжающие со всех сторон света – даже из Шибана и Арвакского царства. Что размер приза, который платят золотом, настолько велик, что победитель может позволить себе безбедно жить до конца жизни. Что устраивают эти бои крупные дельцы из жреческих кругов, которые делают на бойцах хорошие деньги. О том, что они вне закона, ты знаешь. Согдарийский канцлер запретил их лет пять назад. Рассказывают, будто один из его лучших генералов принял участие в последних соревнованиях, где нашел свою смерть. Мол, поэтому бои и запретили. Но я думаю, причина проста. Империи стало обидно, что столько денег утекает мимо ее казны, а урвать кусок не получается. Поэтому соревнования
– Зачем тогда Сохо хочет, чтобы участвовала наша школа? Разве ему нужны конкуренты?
– Тут все еще проще, – усмехнулся Шолох, отрывая подгнившие дольки. – Дело в том, что Сохо стал победителем последних боев. Но, видимо, награда показалась ему недостаточно весомой, а может, ему хочется больше славы. Говорят, отведав ее хоть раз, можно не насытиться никогда. Однако правила боев запрещают победителям участвовать повторно. Они остаются вне игры на всю жизнь. Поэтому на этот раз Сохо привез бойцов своей школы, которых, по слухам, обучил солукраю. Ты ведь слышал что это такое, верно? Не знаю, куда смотрят серкеты, но рассказывают, будто один его ученик – Аль Рат по прозвищу «Железная Кожа» – достиг в Солукрае немалых успехов. По слухам, он даже научился летать. Занимательно, правда?
– И причем здесь школа имана? – спросил Арлинг, не сумев уловить связи слов Шолоха со своим вопросом.
– Не хочешь ты сегодня думать, – укоризненно покачал головой Беркут, выкидывая недоеденный огрызок. – Каким бы победителем не стал Сохо, над ним всегда будет висеть тень отца – знаменитого мистика, покинувшего Пустошь ради мирской жизни. Пока жив иман и пока процветает его дело, он будет всего лишь сыном, то есть вторым. Поэтому Сохо так сильно хочет, чтобы Школа Белого Петуха приняла участие в боях Салаграна. Ведь если его ученики одолеют учеников имана, это будет еще одна ступенька к первенству, к званию лучшего воина. Вот к чему стремится Сохо.
– Не понимаю я имана, – пробурчал про себя Регарди, но Беркут его услышал.
– Учитель правильно делает, что не слушает Сохо, – сказал он, заглядывая Арлингу в лицо. Так смотрят в глаза собеседнику, желая привлечь его внимание, но в случае с Регарди этот трюк не работал. Однако взгляд Шолоха Арлинг различил хорошо. Он был жгучим, возмущенным и каким-то странным.
– Бои запрещены, – терпеливо пояснил Беркут. – Любая школа, которая нарушит это правило, будет немедленно закрыта. Как только иман согласится, Сохо сделает все, чтобы об этом узнали Аджухамы или Канцлер. И школу немедленно закроют. Так случилось с Хорасонскими Ящерами на прошлой неделе. Проигнорировав запрет властей, они отправились всей школой в Балидет на соревнования – так, как делали это много лет. Но кто-то донес Канцлеру, и теперь их разыскивает отряд регулярной армии. Школе Белого Петуха такое будущее не нужно. Ну что? Удовлетворил я твое любопытство?
Арлинг не нашелся с ответом и обескуражено промолчал. Он и не догадывался, что ненависть Сохо к отцу зашла столь далеко. Задумавшись, Регарди не сразу услышал далекий, едва слышный голос, который ехидно зашептал где-то глубоко в сознании: «А не ты ли сам точно так же поступил со своим отцом, когда украл у него карты Гургарана? Что ты испытывал к нему тогда? Нет, лучше ответь – что ты испытываешь к нему сейчас?».
Атака прошлого была неожиданной, и Регарди яростно стиснул зубы, потому что был уверен, что в его отношениях с отцом загадок не было. Канцлер хотел построить за него его собственную жизнь, навязывая свои идеалы и ценности, а он сопротивлялся. Их конфликт
По-своему истолковав молчание Регарди, Беркут философски произнес:
– Люди должны быть подобно лотосу, мой друг. Он произрастает из грязи, но всю жизнь остается незапятнанным. Даже если его будут окунать в слухи и заблуждения. А ведь их – великое множество. Как говорят старики, на одного человека рождается десять демонов. Мы должны быть к этому готовы. Выбрось из головы эти бои. Лучше позволь обнять тебя.
– Что? – переспросил Арлинг, решив, что ослышался.
– Не бойся, – прошептал Беркут. – Кроме нас тут никого нет.
Не дождавшись ответа, кучеяр притянул его к себе, крепко обняв за плечи. От неожиданности Регарди растерялся. Кучеяры никогда не прощались подобным образом. Рукопожатие, кивок или доброе слово были куда привычнее. И хотя он допускал, что его познания местных обычаев могли быть несовершенны, объятия Беркута показались странными. Пожалуй, слишком крепкими и слишком долгими.
Поняв, что Шолох не собирается его отпускать первым, Арлинг отстранился сам.
– Ты прощаешься так, словно … – смущенно выдавил он, но мысль получилась незаконченной.
Беркут, как всегда, все понял. Он был догадливый, этот проклятый кучеяр, который вдруг решил оставить его после того, как Регарди подумал, что нашел друга.
– Испытание Смертью не всегда заканчивается успешно, – горько усмехнулся Шолох. – Скорее наоборот. Оно очень редко кому дается. Я тут все думал… Наверное, у меня больше не будет шанса сказать, что ты… – мальчишка запнулся, но глубоко вздохнув, продолжил, – что ты самый лучший, Лин. Самый лучший из всех, кого я знал. Звучит вычурно, но это правда. Может, и не встретимся больше. Честно говоря, я уже не уверен, что у меня получится. Но я буду стараться. Обещаю.
– И это правильно, Беркут, правильно! – подхватил Арлинг, понимая, что слова кучеяра взволновали его сильнее, чем он мог предположить. А еще ему очень хотелось сказать, что в мире было много людей, которые имели право называться «лучшими», но Арлинга Регарди среди них не было. Однако мальчишка говорил с таким жаром в голосе, что он не посмел с ним спорить. В мире песков и горячего солнца иллюзии и миражи были привычным делом.
– Кстати, забыл сказать, – спохватился вдруг Беркут. – Ол уезжает вместе со мной. Он тоже будет проходить Испытание. Понимаю, звучит странно, но иман считает, что это его последний шанс. Болезнь зашла слишком далеко. «Ол умрет через месяц, самое больше, через два», – сказал он мне. Если Испытание не убьет его, то он поправится. Мне запрещено говорить об этом, но я не хочу, чтобы между нами были тайны. Его родителям и всем остальным скажут, что он умер. Вряд ли для кого-то это станет сюрпризом.
Еще с утра было понятно, что день не мог закончиться хорошо. И хотя Арлинг понимал, что в случае с Олом все обстояло иначе, чем с Беркутом, дикая, неуправляемая зависть пробудилась мгновенно, словно и не было тех дней, когда он работал над собой, пытаясь смириться с выбором имана. Сначала Шолох, потом Ол… «Смертельно больной Ол», – поправил он себя, но кровь все равно жарко стучала в висках, заглушая голос разума.
На землю его вернул Беркут.
– Оставайся таким всегда, хорошо? – горячо прошептал он ему на ухо и зачем-то взъерошил ему волосы. – Тебе не нужно Испытание Смертью, потому что это не то, что ты ищешь. Мне трудно выразить словами все, что чувствую. Просто знаю, что так будет правильно. Верь мне, Лин. И еще. Не провожай нас, ладно? Останься в городе до вечера. Очень прошу. Иначе, если ты будешь рядом, я не смогу уехать.