Индиговый ученик
Шрифт:
«У него маска паука», – вспомнились ему слова Сейфуллаха. От противника действительно пахло пауками. Словно он выпотрошил тысячи толстобрюхих, прикрыв их телами большую часть лица. Граница, где заканчивалась ткань маски и начиналась кожа, отчетливо ощущалась. Маска была покрыта ворсом, который слегка шевелился в потоках ветра, а лицо воина было гладким, словно навершие сабли врага, которой тот ловко вертел в разные стороны, подогревая интерес зрителей. Толпа щедро одаривала своей любовью всех, даже недостойных.
Регарди с трудом подавил непривычное чувство ревности и тоже извлек клинок. Однако тревожить его не стал, а лишь
У ученика Сохо было хорошее оружие. Легкая и удобная сабля описывала широкие кривые, изображая будущую смерть Арлинга. Раны, нанесенные таким клинком, заживают долго, оставляя длинные, рваные шрамы. Но чаще всего они смертельны. Регарди представил, как сабля Аль Рата рассекает его тело наискосок, разделяя на две ровные половинки. Или удар с выпадом на колено пронзает его насквозь, нанизывая на клинок, словно кусок мяса на вертел. А еще можно провести боковую атаку и отсечь ему голову. Он почти услышал, как она падает на песок арены. Правильно, лучше бить в голову, ведь, как говорят мудрые предки: если не разбить голову змее, нет пользы от того, что отрубишь ей хвост.
– Нарисуй у себя на шее маленькое пятнышко, и я покажу тебе, как нанести удар, не отклонившись ни на волосок, – прошептал ему ученик Сохо, и, подбросив в воздух кусок шелка, разрубил его пополам. В следующий миг он медленно провел саблей у себя по груди, с силой нажимая на клинок. Арлинг слышал, как кромка лезвия шелестит по коже, которая осталась невредимой. На ней не появилось ни царапины, что было правильно: ведь Аль Рат неслучайно носил имя Железной Кожи.
Демонстрация зрителям понравилась, потому что они начали выкрикивать его имя, а некоторые ряды даже затянули песню о непобедимом воине по имени Железная Кожа. Из чего Регарди сделал вывод, что парня знают и любят. Сильнее, чем драгана с Севера в нелепой маске жука, который должен был стать противником народного любимца.
– Заканчивай представление, паучок, – недовольно пробурчал Регарди. – Кажется, тебе сегодня не повезет.
Аль Рат дрался почти совершенно. Прыжки, нырки, уклоны, повороты, сложные комбинации из ударов, обманные выпады и резкие смены позиций выдавали в нем мастера. Но он не умел летать, а его тело не было покрыто смертоносными шипами. И он не знал солукрая, иначе не умер бы через минуту после начала боя.
«Поражение противника в один миг» – так называл это иман. Неожиданно приблизиться и нанести удар телом, духом и клинком из пустоты. Ученик Сохо оказался нанизанным на саблю Арлинга, словно паук, проткнутый булавкой на листе коллекционера. У него оказалась обыкновенная кожа, а из раны, оставленной клинком Регарди, полилась кровь – густая, теплая, пахнущая быстрой смертью.
Тишина, воцарившаяся над руинами Рархгула, была тяжелой. Зрители молчали, не веря, что поединок закончился так скоро. Арлинг и сам в это не верил, с трудом сдерживая разочарование. Но ошибок быть не могло – сабля выскользнула из умирающего тела Аль Рата.
Вопросительно склонив голову, Регарди ждал, но со стороны
«Что не так? – хотелось крикнуть ему. – Где ваш восторг, люди? Где лепестки цветов и шелковые ленты? Мы здесь умираем и убиваем для вас! Почему молчите?».
Порыв ветра принес муху, которая с громким жужжанием приземлилась на лицо мертвого ученика Сохо и, спасаясь от непогоды, заползла под маску. Аль Рат по прозвищу Железная Кожа умер. Только сейчас Арлинг заметил, как усилился ветер. По арене ползли уже не буруны песка, а песчаные вихри, достигающие до колен. Один из них накрыл тело соперника, насыпав сверху песка, словно торопился скорее похоронить человека. Только это было неправильно, потому что кучеяры не хоронили своих мертвецов. Они оставляли их сушиться на высоких башнях под палящим солнцем, где тем суждено было со временем превратиться в воздух и стать частью мира.
Когда с неба раздался гром, гулко прокатившийся по низким тучам, Регарди едва не втянул голову в шею. Казалось, что прямо над ним образовалась дыра, в которую заглянули все боги Сикелии разом. Еще миг, и они обрушат свой гнев на человека, осмелившегося оскорбить их слепотой. Если и вправду взгляд слепого обрекал зрячего на несчастье, скольких людей проклял сегодня Арлинг?
Тебя убьют молнией, сказал он себе, принюхиваясь к запаху дыма, который появился в воздухе. Но молния не пахла дымом, а странный звук, который раздался вместе с запахом, стал повторяться снова и снова, то приближаясь, то удаляясь. Факелы! Он должен был догадаться раньше. Солнечный свет больше не пробивался сквозь тучи, песок не обжигал ступни, а воздух остывал, принимая привычную для сикелийских ночей температуру. Солнце село, а значит, Рархгул закончился.
Арлинг покинул арену в полном смятении. Он согласился бы скорее на оскорбления, чем на то мертвое молчание, которое сопровождало его до самых ворот. Что не так было в его победе? Он дрался честно, но проклятые кучеяры не принимали игру по правилам.
Когда раздался голос Азатхана, Арлинг понял, что сидел на полу подземной комнаты, крепко стиснув голову руками, словно проверяя ее на прочность. События дня помнились смутно. Разве что муха, заползающая под паучью маску. Он уже знал, что этот образ будет сниться ему по ночам, являясь в худших кошмарах.
– Что ты сказал? – переспросил он полукровку, пытаясь собраться с мыслями.
– Он сказал, что ты молодец! – прокричал Сейфуллах, подбегая к решетке. – Пятьсот тысяч султанов! Ты не представляешь, как это много! Пусть отнимется моя правая нога, если это не чудо. Хоть ты и драган, но пройти второй круг… Я не хочу знать, как ты это сделал. Пусть это будет божья воля, удача, твоя чертова школа или что другое – неважно. Я люблю тебя, Гракх Флерийский! Ты уже чувствуешь себя богачем? Ты уже думаешь над тем, что будешь делать со своей долей? Сто тысяч – это немало! Черт возьми, я все еще не могу поверить! Ты герой! Герой, повтори это! Аллюрда Сарадха! Эй, а почему ты за решеткой? Почему он в клетке?