Индия в зеркале веков
Шрифт:
Судя по всем этим предостережениям, у врачей древней Индии существовало представление — вероятно, чисто эмпирическое — о бактериях и других болезнетворных микроорганизмах.
Техника и приемы проведения операции описываются в этих трактатах со всей возможной полнотой. Не вдаваясь-во многие подробности, упомянем только, что врач должен был все время уделять большое внимание состоянию пациента и делать все возможное, чтобы ювелирно точно провести операцию, начиная от разреза (который рекомендовалось делать твердой рукой, единым быстрым движением и так, чтобы форма его строго соответствовала не только цели операции, но и форме оперируемого места на теле, а также приводила бы к минимальной потере крови) и кончая приведением в чувство пациента,
В послеоперационный период пациента надлежало поместить в чистое помещение и окружить расположенными к нему людьми, «умеющими вести с ним занимательный разговор», но так, чтобы он не волноваться и не кричал. Назначалась высокопитательная, но легкая диета и предписывалась особая осмотрительность по отношению к сильнодействующим лекарствам.
Была разработана и этика по отношению к умирающим. Врачам предписывается неустанно бороться за жизнь больного до его последнего вздоха, так как «человек иногда возвращается вспять от самых ворот царства Ямы» (то есть бога смерти).
Врач, который ясно видел, что больной не выживет, должен был до самого конца уверять его в том, что он поправится, а также стараться не причинять боли его родным каким-нибудь неосторожным признанием.
Труды древнеиндийских врачей и теоретиков медицины пользуются большой популярностью и в современной Индии. Они переиздаются как на санскрите, так и в переводах на новоиндийские языки. В Индии существует большое количество медицинских институтов, в которых производится подготовка врачей на базе Аюрведы (они так и известны под названием аюрведических), и специалисты, подготовленные в этих учебных заведениях, имеют дипломы врачей системы Аюрведы и право практиковать на равных основаниях с врачами, изучавшими европейскую медицину. Все фармакологические средства, используемые ими, добываются из трав, минералов и живых организмов, а поэтому в большинстве своем не имеют тяжелого побочного действия и охотно используются больными. Во многих городах Индии существуют аюрведические больницы, где проводится главным образом фармакологическое, психотерапевтическое и самое разнообразное физиотерапевтическое лечение.
И, возвращаясь к змеям, с которых началась эта глава, я хочу упомянуть о том, что их яд издавна примешивают ко многим аюрведическим лекарствам и считают, что он приносит большую пользу. Так что отношения индийцев со змеями сложны и многоплановы.
33. ИСКУССТВО СОЗДАВАТЬ ИЗОБРАЖЕНИЯ
За открытыми окнами ровно шумит муссон. Теплый и влажный воздух втекает в комнату. Аравийское море набегает на камни и отступает в темноту. Все в ночи полно плеска и бульканья, и мне кажется странным, что в комнате на полу нет воды и дом не погружен в морскую пучину. Дождь льет весь день и уже не первый. Льет днем, вечером, все ночи напролет. Спать трудно, влажные простыни прилипают к коже, подушка пахнет сыростью, а стены — клеевой краской. Душ не облегчает, влажным полотенцем невозможно вытереться досуха. Остается одно — лежать, слушать шум воды, засыпая и поминутно просыпаясь. Я и лежу. И слушаю.
У моря мокнут жесткие ветви пальм, и в их листьях шелест воды как бы сгущается, доходя до громкого ворчанья или жужжания. Лежу и угадываю по этому звуку, где стоят пальмы. Две почти под окном, а еще две ближе к морю… Да, муссон нужен земле Индии, нужен, необходим, но как же все-таки заснуть?!
Встаю, пью холодную воду, решаю зажечь свет и почитать. Сонно шарю рукой по стене — выключатель должен быть где-то здесь — и… задеваю рамку самой любимой картинки моей хозяйки. Стук, звон стекла.
Я мгновенно осознаю, что картинка разбилась вдребезги. Разбитое стекло могло бы и не сказаться на судьбе любой другой картинки, но не этой. Потому
Зажженный свет осветил множество осколков. Мои попытки соединить самые крупные из них и воскресить хоть часть картинки не привели ни к чему. А ведь на ней было изображено семейство бога Шивы. Пока я жила в этой комнате, то изучала каждую фигурку на ней, каждый штрих. Яркая была картинка. Выразительная.
Белый круторогий бычок Нанди гордо попирал тонкими ногами острые пики Гималаев, имевшие форму крутых равнобедренных треугольников, одетых снегом. На его спине, покрытой как чепраком шкурой тигра, сидел, поджав под себя одну ногу, великий Шива. Высоко на его голове были закручены жгутом черные волосы, сдерживаемые узлом из кобры и украшенные сияющим полумесяцем, а в руках он держал трезубец и барабанчик. Он был горд, величав и спокоен — владыка гор, владыка мира, владыка времени. Его глаза прикрыты, взор устремлен в себя: он — владыка йоги. Непонятную угрозу таит в себе третий глаз в его лбу: он — владыка смертоносного луча. Полосами пепла украшены его руки, его лоб, его грудь: он — владыка всепожирающего огня, после вспышки которого от мира остается лишь пепел.
С обожанием смотрит на него сидящая рядом с ним Парвати, дочь Гор, его божественная подруга. Она держит на коленях их сына, толстого мальчика с головой слоненка. В гневе Шива отсек голову своему маленькому сыну, и только, слезы Парвати заставили воскресить мальчика, одарив его головой проходившего мимо слоненка. Так он превратился в слоноголового бога Ганешу, покровителя наук, искусств и жизненной активности.
И вот от всего этого сплетения древних легенд, порожденных богатой и красочной фантазией народа и нанесенного рукой народного мастера на стекло, остались лишь осколки. Что я завтра скажу Гите, хозяйке этой картины?
Проснувшись утром под влажной простыней и на влажной подушке, я прежде всего вспомнила об этих осколках. Надо было идти извиняться.
— Ну что вы, право, какие пустяки, — с улыбкой отклонила мои извинения Гита. — Давайте лучше пить чай. Обещаю вам, что в завтраке красного перца не будет. То есть почти не будет.
— Спасибо. Но все же я очень расстроена. А может быть, я найду в лавках такую же картинку?
— Не думайте об этом, пожалуйста. Да и нельзя ее найти. Их сейчас уже не делают.
— Как? Почему?
— Это старое искусство. Сейчас уже нет этих мастеров.
— И на базаре не найду?
— Нет. Да и не надо затруднять себя. Пойдемте лучше после завтрака покупать вам сари.
— Хорошо. Только все же съездим на базар. Видите, и дождь кончился на наше счастье. А вдруг найдем.
И оказалось, что я не зря настаивала. Пройдя мастерские ювелиров, откуда доносился тонкий перестук маленьких молоточков, лавки с тканями, где по полкам была «разложена радуга», длинные столы, где эту радугу наносили на расстеленную ткань деревянными штампами, гранильные мастерские, в глубине которых жужжали шлифовальные станки и яркими бликами вспыхивали самоцветы, — словом, пройдя мимо всего манящего, радующего глаз и душу красочного многообразия индий ского базара, мы все же увидали то, к чему я стремилась: что-то похожее на две деревянные полки, и на них, одна к одной, картинки на стекле. Стекла блестели, картинки пылали яркими красками, их рамочки были украшены узорами из блесток и бисера.
— Видите, Гита, все-таки нашли. А вы не хотели идти со мной. Я же знала, что найдем.
— Да, хорошо, что пришли сюда. А я как-то никогда не заходила в этот угол базара.
Возле полок на циновке сидел мальчик лет десяти-двенадцати. Он широко улыбался, глаза его так и сияли.
— Пожалуйста, мэм са’б, покупайте. Только у нас есть все. Не ходите больше никуда.
Вскочив, он стал показывать свой яркий товар. Картинки так и замелькали в его тонких руках.
— Что желаете — героев или богов? Вот великая мать Кали, у нее, видите, язык красный, она любит кровь. А вот ангрези, англичанин, он бьет слугу, вот это слуга, на коленях. А тут…