Индия в зеркале веков

Гусева Наталья Романовна

К сожалению, не всем выпадает радость видеть Тадж под луной, к большому моему сожалению, — далеко не всем. Но мне она выпала, как счастливый лотерейный билет, как крупный выигрыш в жизни.

Под луной над шпилем Тадж-Махала издали сверкает Полярная звезда, и весь он приподнят над темным садом, над собственным белым отражением в черной воде бассейна, над всей страной, над всей землей.

И вы медленно идете вдоль бассейна по плитам цветного мрамора, и Тадж так же медленно надвигается на вас, растет перед вашим взором, уходит все выше и выше, в звездное небо. Четыре белых минарета вознесены по четырем углам его высокого пьедестала,

как четыре свечи, и он между ними такой, как будто изваян весь целиком из самого вещества этой белой сверкающей луны. Высоки и прямы его линии, тонка резьба на мраморе стен, а купол, венчающий чело, так совершенен, что неотделим от воздуха, залитого лунным светом, исполнен самой стихии этой звездной лунной ночи.

Можете стоять, запрокинув голову, и видеть только Тадж на фоне звезд и не видеть земли, и тогда кажется, что он медленно плывет по небу в сиянии луны, подобный белому надмирному кораблю.

И теряешь чувство Времени, отдаляется куда-то вся жизнь, растворяются мысли — ничего не остается в мире, кроме этого небесного чертога, сияющего в ночи перед вашим взором…

Видела я его и днем. Светило жаркое солнце, над плоскими плитами садовых дорожек дрожат горячий воздух, толпа туристов щелкала затворами фото- и кинокамер, под высокими сводами мавзолея гулко отдавались громкие и стереотипные рассказы гидов о любви Шаха Джахана и Мумтаз-и-Махал и о том, что шесть сотен бриллиантов и много тысяч полудрагоценных камней было использовано для инкрустации стен мавзолея.

Тадж стоял и молчат, молчат, открытый всем и недоступный никому. И когда я вспоминаю теперь ночи над Индией, я прежде всего вижу Тадж под луной.

Много других бессмертных творений индо-мусульманского зодчества озаряет индийская луна, свершая свой ночной обход. Величаво высится в обширном саду мавзолей императора Хумаюна в Дели. Днем перед его воротами рядами сидят заклинатели змей со своими кобрами. Туристы и гуляющие люди чередой идут полюбоваться удивительным орнаментом на его арках и сводах, погулять в парке, поклониться гробнице. Ночью он остается один и вспоминает то, что помнит, и по подстриженной траве газонов медленно движется под луной его большая тяжелая тень.

Лунный свет заливает Лакхнау, город, где царили изнеженные правители — навабы, прославившиеся своими драгоценностями, гаремами, пирами и любовью к изящным искусствам и танцам стиля катхак. Силуэты бесчисленных минаретов, куполов, балконов и арочных галерей прорисовывает здесь луна на фоне мрака и щедро заливает своим густым сиянием бескрайний двор знаменитой мечети — Имамбары. Этот двор обнесен высокой стеной, в толще которой скрыт лабиринт длиной в несколько километров. Придя туда днем, мы хотели осмотреть его, но нам не разрешили: после того как из лабиринта однажды не смогли выбраться два английских офицера, туда впускают только с проводниками.

Плывет луна и над шамианами, под которыми от вечерней и до утренней зари звучат голоса поэтов, собравшихся на традиционные состязания — мушаиры. Традиции мушаир укоренились в Индии тоже в те века, когда создавался сплав индо-мусульманской культуры. Одним из самых великолепных, самых ярких плодов этого сплава стал язык урду, которым по праву гордится народ Индии.

По крупным городам страны часто проходят ночами мушаиры поэтов урду.

Этот язык соединил в себе слова персидские и арабские со словами хинди, арабскую письменность с грамматикой хинди.

Никому до того не ведомый, возник он сам по себе, как цветок вырастает из земли.

На урду заговорили базары и улицы, армия и писцы — его породила сама жизнь. При дворе мусульманских правителей еще был принят персидский, на нем еще слагали рубай и газели, воспевая сады и розы Шираза, а в толпе индийских горожан, в среде молодых поэтов севера и северо-запада страны, в среде городской образованной молодежи рождалась новая поэзия — поэзия на урду. Она была неотделима от жизни, от ее страстей, горя и счастья, она была понятна жителям Индии, росла и ширилась, оттесняя чужую для них персидскую речь. Многие мусульмане говорили и писали на хинди, многие индусы — на урду, совокупными усилиями выковывались и оттачивались красота и богатство этого синтетического языка.

Все новое, все иноземное, попадая в Индию, как в древности, так и теперь впитывалось и впитывается ею и становится ее неотделимой частью.

Усваивали чужеземное, оставаясь при этом индийцами, воспринимали новое и сочетали с ним традиционное, созидали, развивали свою ни с чем не сравнимую культуру.

В семьях городской интеллигенции и крупной буржуазии многие древние обычаи почти сгладились, в среде так называемых низких и средних классов городского населения они еще соблюдаются даже в столь крупных и космополитических городах, как Дели, Калькутта или Бомбей.

В каждом из этих городов живут помимо основной национальности данной территории представители других народов Индии.

Они отмечают свои праздники и хранят традиции, характерные для своей местности (или той религиозной общины, к которой они принадлежат, наряду с общеиндийскими праздниками и традициями, носят общеиндийский костюм — сари или дхоти — в своей национальной манере, ходят в свои и в общегородские храмы, участвуют в своих национальных или кастовых собраниях или организациях и являются также членами все-индийских профсоюзов или партий — словом, в жизни населения этих городов как бы сгущена или сфокусирована современная жизнь всего индийского общества

Бомбей, пожалуй, служит самым наглядным примером того, как сочетаются или сталкиваются новые отношения и современные взгляды со старыми традициями

Жизнь этого города поражает своим разнообразием Здесь собраны представители всех народов и религиозных общин Индии

Люди живут в пяти- и шестиэтажных кирпичных домах европейского образца, встающих по бокам узких или широких асфальтированных улиц, наполненных запахом бензина и гари Па окраинах дымят огромные, вполне современные, заводы В этом городе бешено делается бизнес, кипит жизнь громадного порта, снимаются сотни мелодраматических кинофильмов на прекрасно оборудованных частных студиях, приносящих огромные доходы Здесь до утра горят огни реклам и ночных клубов, до глубокой ночи не закрываются кинотеатры.

В этом городе социальных контрастов и волчьих законов конкуренции, городе роскоши и нищеты, городе, где свежее дыхание моря умирает уже на набережной, будучи не в силах пробиться сквозь завесу выхлопных газов бесчисленных автомашин, городе, где немалая часть населения стремится жить (или хотя бы выглядеть) на европейский лад, — даже здесь всюду пробиваются, как трава сквозь асфальт, неистребимые ростки индийской национальной культуры.

Оказавшись в Бомбее, я прежде всего ощутила, что как бы выехала за пределы Индии.