Индийская принцесса
Шрифт:
Незримый человек явно был опытным ходоком по горам: учитывая трудности восхождения, он продвигался вверх по опасному склону с замечательной скоростью и вскоре, словно желая доказать, как мало действуют на него высота и напряжение физических сил, принялся напевать «Закхми дил», старинную песню, известную всем патханам. Не громко, а насвистывая сквозь зубы, ибо азиаты не свистят губами.
Свист, пусть и еле слышный, отчетливо прозвучал в рассветной тиши. Каваньяри испустил резкий вздох облегчения и, знаком велев своим спутникам оставаться на месте, быстро двинулся вниз по склону. Мелодия оборвалась, а мгновение спустя они услышали, как майор приветствует патхана словами «старе-махшех» и получает традиционный ответ. Они поднялись на ноги, посмотрели вниз и увидели, что он разговаривает с худым бородатым горцем, который вооружен древним фитильным ружьем и опоясан патронташем, полным патронов с медными головками.
Расслышать, о чем говорят эти двое, не представлялось возможным – после обмена приветствиями они понизили голос почти до шепота, но было ясно, что Каваньяри задает вопросы, а патхан довольно подробно отвечает. Вскоре горец показал рукой в сторону Али-Масджида, а Каваньяри кивнул и, повернувшись, поднялся обратно на гребень, сопровождаемый незнакомцем.
– Один из моих людей, – коротко пояснил Каваньяри. – Он говорит, что нам нужно припасть к земле и не высовываться, потому что Али-Масджид приведена в полную боевую готовность. Не более чем в двух милях отсюда выставлен пикет, который мы сами увидим, как только взойдет солнце.
Патхан нагнул голову, приветствуя сахиб-логов, и по приказу Каваньяри спустился на двадцать-тридцать футов вниз по противоположному склону, к укрытию в виде хаотического нагромождения валунов, где сел на корточки и стал ждать, а пятеро мужчин распластались среди камней и снова принялись разглядывать местность в бинокли, пока расплывчатые призрачные горы обретали резкость очертаний и утренний туман рассеивался.
Небо над ними поменяло жемчужно-серый цвет на лазурный, и где-то за пределами видимости начала кричать перепелка. Потом внезапно на траве пролегли длинные синие тени, и в четырех милях по прямой от них что-то ярко заблестело в лучах восходящего солнца, привлекая внимание к невысокой горе, которая до сих пор ничем не выделялась среди сотни прочих.
– Пушки, – выдохнул полковник Дженкинс. – Да, это Али-Масджид, все верно. И как говорит ваш друг патхан, форт действительно укрепили на славу. Вы только взгляните на те брустверы!
Крепость, теперь хорошо видная, стояла на конусообразной горе, едва выглядывавшей из-за скалистой гряды, изрезанной линиями недавно сооруженных брустверов – подступы к ним, как позволили разглядеть бинокли, были надежно защищены. У подножия гряды располагался кавалерийский лагерь, и в скором времени из него выехала небольшая группа всадников, поднялась на плато Шагай и направилась по нему к маленькой башне, стоящей у Макесонской дороги, – предположительно там и находился упомянутый патханом пикет.
– Думаю, пора двигаться, – решил майор Каваньяри, опуская бинокль. – У этих малых острое зрение, а нам не нужно, чтобы нас заметили. Пойдемте.
Патхан по-прежнему сидел на корточках среди валунов, положив джезайл на колени, и Каваньяри знаком велел остальным идти дальше, а сам подошел к нему, чтобы обменяться несколькими словами напоследок. Нагнав через несколько минут своих спутников, торопливо спускавшихся по травянистому склону к безопасной равнине на своей территории, он вдруг резко остановился и окликнул Уиграма, который тоже остановился и повернулся.
– Да, сэр?
– Прошу прощения, но я забыл кое-что… – Каваньяри извлек из кармана горсть серебряных монет и пачку дешевых сигарет местного производства и протянул Уиграму. – Будьте другом, отнесите это тому человеку наверху. Обычно я даю ему несколько рупий и немного курева, и мне не нужно, чтобы он вернулся в Джамруд требовать свой бакшиш и попался на глаза кому-нибудь, кто его узнает. Мы не будем вас ждать.
Он повернулся и торопливо зашагал вниз, а Уиграм стал подниматься обратно по крутому склону.
Утренний воздух уже утратил свежесть, солнце припекало плечи Уиграма, и над склоном порхали бабочки – знакомые бабочки, похожие на английских. Фритиларии, лимонницы, бархатницы и крохотные голубые мотыльки, которые напомнили ему о летних каникулах в далеком прошлом, когда они с Квентином детьми ловили бабочек на лугах и тропинках родины. И повсюду вокруг в траве щебетали птицы. Над Уиграмом промелькнула тень, он поднял глаза и увидел высоко в синем небе бородача-ягнятника, величественно парящего над беспорядочными грядами Хайберских гор.
Теперь, когда солнце взошло, взбираться по склону было жарче, чем при прохладном свете звезд перед рассветом, и пот пропитывал рубашку Уиграма и затекал в глаза. Он раздраженно смахнул капли со лба и спросил себя, застанет ли он патхана на прежнем месте и если нет, то что тогда? Но тут сверху донеслись тихие звуки – призрак мелодии «Закми дил», народной любовной песни страны, где гомосексуальность всегда была общепринятой частью жизни: «Там, на другом берегу реки, юноша с задом, как персик, но не умею я плавать…»
Знакомая песенка наполовину пелась, наполовину мычалась, но, когда Уиграм подошел ближе, она вдруг сменилась на нечто еще более знакомое и в данной обстановке совершенно неожиданное: «Ты знаешь Джона Пила в куртке ярко-красной?..»
Уиграм остановился как вкопанный и уставился на бородача, сидящего на корточках в тени валунов.
– Будь я проклят!
Он бегом бросился вперед и через несколько секунд остановился перед ним, тяжело переводя дух.
– Аштон, чертяка ты этакий! Я тебя не узнал… Я понятия не имел… Почему ты ничего не сказал, черт побери? Почему?
Аш встал и крепко пожал протянутую руку.
– Потому что твой друг Каваньяри не хотел, чтобы другие знали. Он и тебя оставил бы в неведении, если бы я не настоял. Но я сказал, что мне нужно поговорить с тобой, и он согласился прислать тебя обратно. Сядь и говори потише – просто поразительно, как далеко разносится звук в этих горах.
Уиграм сел на землю, поджав ноги по-турецки, и Аштон сказал:
– Ну, расскажи мне новости. Ты слышал что-нибудь о моей жене? У нее все в порядке? Я не рискнул связаться с ней, поскольку… Как там Уолли и Зарин? Что нового в корпусе и… Ох, рассказывай все подряд: я жажду услышать новости!