Индок охотится за пауками
Шрифт:
К счастью большинство детей приспосабливается к школе, и выходит из нее с меньшими потерями, чем это можно было бы предположить. Остаётся только удивляться, что кто-то даже получает пятёрки и золотые медали.
Может быть, всем учащимся за окончание школы стоит выдавать медали, хотя бы бронзовые?
От детей Иван Иванович получил кличку «дядя Ваня». Положение его в школе оказалось непонятным – учительский коллектив, почти весь состоящий из женщин старше бальзаковского возраста, отнёсся к ставленнику директора настороженно. Новое начальство они не жаловали. Все ещё помнили старого
Командовать Иван Иванович не умел, а может быть, и не хотел. Кабинета, положенного ему по должности, не нашлось, и потому обшарпанный стол поставили в неотремонтированной с лета учительской.
Уборщица сюда не появлялась, учителя в разгромленную комнату не заходили, справедливо полагая, что историю с ремонтом директриса затеяла назло непокорным. Лишь залётные торговцы – коробейники периодически раскладывали на единственном столе книги, бижутерию, духи, колготки и кружевное дамское бельё, отодвигая в сторону груду отчётов, с которыми не справлялся неудачливый замдиректора.
Что и говорить, не любил Иван Иванович своё рабочее место! А вот на уроках ему неожиданно понравилось. В запасе Ивана Ивановича было множество различных историй и анекдотов, какими он школьников и развлекал. Чего он только не слышал за свою кочевую жизнь! Дети слушали охотно – лишь бы ничего не делать!
Учителя непрерывно болели, (директриса считала, что ей назло) и приходилось заменять уроки хоть кем! Бойкая толстуха – завуч по учебной части, считая, что от воспитательной работы Ивана Ивановича толка всё равно мало, часто ставила его на замены. Какие только уроки не приходилось ему замещать! Пение и рисование, математика и история, – везде побывал новый замдиректора!
Лишней работы было много, а с прямыми обязанностями Иван Иванович не справлялся. Чем и вызывал недовольство директрисы. Обычно она вызывала замов по пятницам, «на ковер». Официально это называлось совещанием руководящего состава школы.
– Почему не готов план воспитательной работы в школе?
– Почему не готов план работы совета школы?
– Почему я не вижу список попечительского совета?
– Ах, вот он! Почему вы не показали список вовремя?
– Мало – ли, что меня не было! Надо было найти время!
– Почему директору надо обо всём думать, когда есть замы?!
– Вы оформили стенд по воспитательной работе?
– Все надо самой проверять! Ну что за люди, никто не хочет работать!
– Не прикрикнешь – никто ничего не делает!
– Кому не нравится со мной работать – пусть увольняется!
Количество несделанной работы увеличивалось непрерывно.
Галина Георгиевна, так звали толстуху-завуча, вступала с директором в горячие споры, часто без заметного повода. Она работала здесь давно и была обижена при назначении нового начальства, полагая, что и сама могла бы быть директором. Теперь Галина Георгиевна возглавляла местную оппозицию.
Пока велись споры, Иван Иванович рисовал в блокноте кошачьи мордочки и хвосты, когда было надо, кивал или мычал неопределённое. К счастью бурного дамского темперамента обычно хватало на все совещание.
Что я тут делаю – мысленно удивлялся он, – как только найду что-нибудь другое, сразу уволюсь!
Но шло время, быстрое в своём однообразии, а другой работы всё не было.
Десять лет назад начальная школа занимала весь второй этаж, но произошли известные перемены, и рождаемость упала. Малыши теперь занимали лишь несколько кабинетов в правом крыле, поэтому кабинет географии переехал в класс, где когда-то находилась группа продлённого дня. Здесь ещё сохранились на задней стенке низко прибитые паркетные доски, служившие маленьким вешалкой. Крючки для одежды, висевшие на них когда-то, были давно оторваны.
Учителя географии звали Владимир Яковлевич Лампасов. Поджарый, остроносый, в мятой коричневой рубашке с короткими рукавами, он суетился всюду. Из школьной столовой тащил к себе оставшийся хлеб и недоеденное картофельное пюре, и скоро из неприкрытой двери доносились звуки старенького аккордеона.
Лампасов, эмоционально размахивая руками, рассказывал всем, как он был ранен в «горячих точках». Местоположение «точек» при этом непрерывно менялось, потому никто точно не мог сказать, где именно побывал Владимир Яковлевич. Прописки у бывшего офицера не было. Ночевал он в своём кабинете на раскладушке. По словам Лампасова, выходило, что он закончил театральное и музыкальное училища и, само собой, подразумевалось, что пединститут тоже. Впрочем, на аккордеоне он играл хорошо.
Директрисе географ нравился. Лампасов не был женат и проводил всё свободное время в школе, а вечерами охотно занимался с детьми танцами и музыкой.
– Он будет вести у нас хореографический и театральный кружки. Сейчас дополнительному образованию придаётся большое значение! – часто повторяла Людмила Борисовна.
Ивана Ивановича Лампасов называл по отчеству, без имени, но на «ты».
– Иваныч, зайди! – от него вечно несло несвежей одеждой, – понимаешь, дела у меня.… В военкомат надо, прописку тоже нужно делать. Ты замени меня завтра, недолго, я на последние уроки успею. Выручишь Иваныч? И пусть Галина Георгиевна подмену не ставит, а уж коньяк за мной!
Лампасов подошел во время разговора так близко, что брезгливый Иван Иванович невольно сделал шаг назад. Он не ждал коньяк от человека, который доедает скользкую кашу из столовой, но уступил ему быстро, – лишь бы тот отстал! Острый запах был весомым аргументом в пользу географа.
– Я знаю, что ты в школе не работал… Ничего, я тебя научу, главное не бойся! Их главное сразу двойками задавить, – тогда молчать будут! Посиди, посмотри, как у меня это выходит! – в голосе Лампасова прозвенели хвастливые нотки. – Потом, глядишь, отзыв напишешь…. Ты же вроде как начальник! Мне разряд надо повышать!
Иван Иванович сел за последнюю парту. Как ни неприятен был коллега, интересно посмотреть, как другие работают! Он оглядел кабинет. К верхней части классной доски было привинчено множество креплений, на которых рядами висели географические карты. Места для письма мелом при этом не оставалось.
– Зато не надо ничего убирать! – сказал Лампасов, цепко проследив его взгляд.
Позади, слева от места, где уселся Иван Иванович, шкафами был отгорожен угол, где прятались: раскладушка, засаленный матрас, ведро с тряпкой и аккордеон. Пол выглядел чистым, видимо его недавно мыли.