Индокитай: Пепел четырех войн (1939-1979 гг.)
Шрифт:
– Скорее в путь, – слегка подтолкнул меня Бонг. – Сейчас ты увидишь наш Сайгон своими глазами. А вечером встретимся в гостинице «Мажестик».
Сайгон буквально обрушился на нас шумом тысяч мчащихся с бешеной скоростью мотоциклов, криками рикш, пронзительным скрипом тормозов автомобилей. Перед почтой, мэрией, бывшим президентским дворцом, каждым административным зданием еще не были разобраны заграждения из колючей проволоки.
…Давным-давно, в 1956 году, Иветта Ивановна Глебова, наша преподавательница вьетнамского в Московском государственном институте международных отношений, принесла
Мы спросили тогда Иветгу Ивановну: «Почему ваш выбор пал именно на эту повесть?» Она ответила: «Когда поработаете во Вьетнаме, поймете, что буйвол для вьетнамского крестьянина – величайший символ. Это не просто животное, это все: и урожай риса, и спасение от голода и феодальной кабалы, и борьба за землю, за жизнь. Во время войны Сопротивления крестьяне прежде всего берегли буйволов. Они знали, что враг стремится уничтожить рабочий скот и обречь население на голод».
За «Буйволом» последовали новые повести Нгуен Ван Бон-га: «Огонь в очаге» (1955) и «Таблички на полях» (1955), сборники рассказов и очерков – «Старшая сестра» (1960) и «Вступая в новую весну, идущую с Юга» (1961), сценарий «Дорога на Юг» (1963). А потом наступило долгое молчание. Неужели Нгуен Ван Бонг перестал писать?.. Помню, как в 1968 году, в самый разгар американской агрессии, в ханойской гостинице «Тхонгнят», в моем номере 112 Нгуен Ван Бонга заключал в свои крепкие объятия Леонид Сергеевич Соболев.
…Американская агрессия продолжалась. Бомбардировщики «В-52» разрушали города и селения Северного Вьетнама, напалмом выжигали нивы, засыпали джунгли, поля, деревни отравляющими химическими веществами. В центральных районах страны, где неподалеку от океанского побережья, в провинции Куангнам-Дананг, затерялось родное селение Бонга, были созданы интервентами так называемые «зоны выжженной земли». Несколько северное Куангнам-Дананга колючая проволока и минные поля «линии Маккамары», проходившей по южной части демилитаризованной зоны, по замыслам вашингтонских стратегов, должны были увековечить раздел Вьетнама…
Здесь, у 17-й параллели, высвобожденных районах Южного Вьетнама состоялась наша неожиданная встреча. Главный редактор газеты «Освобожденный Куангчи» Ле Нием (тот самый, что работал в Виньлине в 60-х годах) разостлал циновку у самой обочины дороги, вытащил солдатский кисет.
«Перекурим, пока не подъедет Чан Хиеу Минь», – предложил он.
Мне было известно имя этого человека по репортажам и рассказам, печатавшимся в газетах и журналах, выходивших на Юге Вьетнама. Он писал о том, как в боях закалялись кадры революционеров, партизан, солдат Народно-освободительной армии, всех борцов за единство Вьетнама.
Рядом, обдав нас красной дорожной пылью, затормозил старенький, с продырявленными крыльями фронтовой джип. Дверцы распахнулись, и из автомашины выскочили трое молодых военных, затем вылез человек в штатском. На нем был клетчатый партизанский шарф, а на голове – яркая, я бы сказал, ковбойская шляпа. Все четверо спустились к реке, с наслаждением ополоснули руки и лицо.
– Вот он и приехал! Сейчас я тебя познакомлю с Чан Хиеу Минем, – улыбаясь, сказал Ле Нием. – Остроумнейший и добрейшей души человек, прекрасный собеседник, великолепный психолог и знаток обычаев Севера, Центра и Юга Вьетнама, – наблюдая за поднимавшимися по крутому склону людьми, говорил Ле Нием. – Он совсем недавно вернулся из Сайгона и расскажет тебе о происходящих там событиях. Он – человек «с места». И не такой уж простой…
Через несколько секунд военные и человек в штатском уже стояли на дороге с Ле Ниемом. Затем после традиционных приветствий настал и мой черед. Передо мной был… Нгуен Ван Бонг!..
«О том, что у одного человека два имени, ты сможешь написать лишь после войны, после нашей победы. А пока во Вьетнаме есть два писателя: Бонг – на Севере и Минь – на Юге! Запомни это!» – сказал он мне. И в глазах его вновь заиграла столь знакомая мне озорная веселость. (Ныне Бонг тяжело болен. Практически потерял зрение.)
Мы проговорили всю ночь. Огромная луна заливала землю таким ярким светом, что казалось, я могу различить каждую морщинку, появившуюся на лице друга после нашей последней встречи. Но все тот же прищур глаз, те же непокорные жесткие волосы, та же красочная речь. Он рассказывал мне о своей жизни среди партизан и подпольщиков, о рейдах в Сайгон, о потерях боевых друзей и обретении новых товарищей – верных бойцов революции. Утром мы простились, и Бонг протянул мне небольшую книжечку, на которой была надпись: «Другу и брату».
Он уехал, красная пыль клубилась из-под колес джипа. В тот же день я прочел его книгу «Вот он, наш Сайгон!». В очерках о патриотах, бойцах сайгонского подполья писатель словно утверждал мысль о неизбежности победы и освобождения Сайгона. Впрочем, до полного освобождения Юга ему предстояло еще жить, сражаться и писать в течение нескольких, лет.
Белое платье
– О чем ты сейчас пишешь? – спросил я как-то Бонга.
– У меня сложилась привычка не рассказывать о своих ненаписанных работах. Но для тебя скажу – повесть «Белое платье» (перевел Евгений Глазунов). В ее основу положена подлинная история сайгонской школьницы Нгуен Тхи Тяу. За участие в революционной борьбе девушка была арестована и брошена в тюрьму. Но ничто не могло сломить патриотку, она не выдала своих товарищей. В тюремной камере на черной стене она вывела строки своих первых в жизни стихов:
Я недолго носила мое белое платье, Боль, беда и насилие камнем пали на счастье. Но запачкать не в силах вражье зло и ненастье Нашей гордости символ – это белое платье.– Белый цвет, – продолжал Бонг, – с давних времен считается во Вьетнаме символом душевной чистоты и верности. Впрочем, у нас это еще и цвет траура. В борьбе за свободу и независимость страны погибло много наших людей.
Всегда, когда бывает тяжело, надо не забывать, что на смену скорби и боли непременно придет добро и радость. Перевернется страница жизни, и перед человеком откроется день, залитый солнцем.
Сразу после освобождения Сайгона 30 апреля 1975 года писатель Чан Хиеу Минь вошел в президентский дворец вместе с первыми бойцами Народно-освободительной армии. Танк Народной армии под номером 879 взломал чугунные ворота президентского дворца и остановился перед входом. В Белом зале в глубоких креслах, стоявших на огромном ковре ручной работы, на котором было выткано слово «тхо» – «долголетие», сидели 44 последних сайгонских министра, возглавляемых Зыонг Ван Минем. И Бонг, бывший южновьетнамский писатель, тоже Минь, стал свидетелем этого исторического момента, который он описал в очерке, напечатанном в газете «Ван нге» («Литература и искусство»), главным редактором которой он стал после победы и объединения страны.