Инфантил
Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1 Тридцать пять, никто, свободен
«Психический инфантилизм – незрелость человека, выражающаяся в
задержке становления личности, при которой поведение человека
не соответствует возрастным требованиям к нему. Преимущественно
отставание проявляется в развитии эмоционально-волевой сферы и
сохранении детских качеств личности.»
У художника был пустой кусок стены, за которым
Он нарисовал картину, назвал «черный квадрат» и повесил на
стену. Мир стал за «черным квадратом».
«Я инфантил и в этом не оригинален, поскольку имя нам – легион», – приподнялся, перевернул подушку и снова лег, забросив руки за голову, а ноги на спинку дивана. Тридцать пять, – учился ненужному, работал, где придется, бегал от любивших, догонял недоступных, спорил о неинтересном, – псу под хвост.
Приличные люди в тридцать пять умирают, нарожав детей, насочиняв поэм; посадив аллеи деревьев, построив башни, с небоскреб высотой; и оставляют добрую, светлую, теплую, смешную, скандальную, злую, хоть какую-то память. Большой палец правой ноги назойливо белел через дырку в черном носке.
– Отрава. Жениться пора, а то перед смертью и воды не подадут.
Подцепил левой полторашку пива с пола, правой нетбук на грудь притянул. «Ищу друга для секса без обязательств»; «Ищу друга для совместного творчества»; «Нужен напарник для совместных пробежек утром»; «Девушка-спортсменка ищет друга-спортсмена»; «Познакомлюсь для дружной работы на даче»… С кем прожить долго и счастливо и умереть в один день? Надеяться на счастье жизненный опыт не позволят. Под светом надежды будущие времена кажутся лучше, а добредешь – те же.
Брачные объявления: «Стану женой и музой для поэта»; «Обещаю заботиться и самозабвенно любить»; «Стройная, двести-сто шестьдесят-двести, хочу уехать из городской суеты». Попытался изобразить размер руками и едва не свалился с дивана. Довериться раз в жизни профессионалам. «Щелкнул» «брачные агентства», и браузер послушно показал пятьдесят тысяч страниц. Выбрать нужное, сложнее, чем спутника жизни. Ткнул наудачу; в строке «О себе» врать не стал: «Тридцать пять, никто, свободен». Познакомлюсь, оженюсь; стану добрейшей души человеком, ласковым отцом, заботливым мужем, доброжелательным другом… другу семьи… Грустный юмор одиночества.
Покрутился на диване, в поисках удобной позы, кулаком подбородок подпер, как Роденовский «Мыслитель», но сообразил – не мое; хлебнул пивка, закурил и вышел на лестницу. Принятое решение побудило к движению и общению. Навстречу девица из верхней квартиры. Чья-то дочь, кем-то работает; крашеная блондинка модельного роста; бедра и ноги зеленой юбкой до щиколоток возбуждающе затянуты, под белой кофточкой грудки-грушки нервно вздрагивают. Кивнула с надменной иронией сквозь затемненные очки, будто мелочь в шапку швырнула, – не в ее я формате.
Сглотнул слюну, сунул окурок в консервную банку к перилам привязанную, и вернулся в комнату, прикидывая на ходу, выдержит ли двойной компьютерный провод сто килограммов. Мимоходом в зеркале мелькнул, – мать твою, пошутила природа, хоть в театр двойников иди работать, – на самого главного в стране дядьку похож. Экран нетбука светил с дивана красочным посланием и нагло врал о личном счастье на всю оставшуюся жизнь за неделю и тысячу баксов. Полистал-подвигал пальцем по столу семь пятитысячных купюр – окончательный расчет с очередной
В полупустом бизнес-классе «Боинга-747» неподвижно сидели и напряженно высматривали счастливую судьбу в спинках передних сидений девять, считая со мной, особей мужеска и женска пола, приодетые турфирмой в ярко желтые майки, серые полуштаны «бермуды» и фиолетовые банданы. Перед стартом огламуренный голубоватый стюард провел по салону модельную соседку. Девица, узнав меня, гордо вскинула подбородок и манерно разместилась в задних рядах.
Впрочем, я в недоумении присматривался к другой особе, а память назойливо диктовала: «Стройная, двести-сто шестьдесят-двести», – не «стройная», а «пышка». Небольшой кряжистый мужичок, ерзая широкими плечами, извлек из пакета подшивку «Ваши шесть соток» и начал торопливо перелистывать. Перед «Дачником» поместились и заботливо старались не задевать друг друга гладкотелая мощная блондинка, из породы «девка-лошадь», и коротко стриженный качок-красавец-брюнет с повадками перекормленного кота.
Выпрямив узкую спинку и прикрыв бледными ладошками нераспрямляющиеся коленки, нервно дергался и крутил лысоватой головенкой на тонкой шее тридцатилетний хлюпик, офисный крысеныш – никаких «обязательств» не потянет; похоже, и потребности с трудом вытягивает. В соседнем кресле уютно перебирала мелочевку в сумочке домашнего вида женщина; таких называют с расширением «тетя», – тетя Оля, тетя Паша, Тетя Маша. Оказалось, теть Валя; выхватила у стюарда обед и заботливо, приговаривая и сюсюкая, хлюпика накормила.
– И компотик, – отпила глоток, причмокнула. – До дна, и ягодку на десерт.
Назойливое бубнение в рифму и вальяжное цитирование классиков из школьной программы с головой выдало поэта и музу, прислушался.
– Осенний ветер листья закружат,Клубясь в рекламном многоцветье;И отдаленность, улицу ужа,Мои мечты проводит в бесконечность.Пролететь тысячи километров для встречи с доморощенным стихоплетом. Оглянулся, куда бы зацепить компьютерный шнур, и заметил наушники, надел торопливо. Мысленно поблагодарил турфирму, второй раз остановившую суицид, и начал прикидывать, отчего вокруг «знакомые все лица». Склонность к иронии и критическому анализу у меня в крови. Отвернулся к иллюминатору, накрылся пледом и захохотал. Отсмеявшись, начал вычислять черта, собравшего «десять негритят» в одном рейсе на непонятную потеху.
Достал из рюкзачка фломастеры, выбрал побелее и нарисовал на своей бандане сердце, пронзенное стрелой. Улыбнулся во весь рот, и девушка-лошадь расцвела-заулыбалась, протянула руку за фломастерами. Качок-красавец прожег взглядом и так же прихватил пару карандашей. Девушка изобразила призывно улыбающуюся сладострастную русалку, широкобедрую, как карась, и полногрудую, как сама. Радостно зарделась на изображающие восторг большие пальцы рук.
Стриженный качок, чтобы показать весь рисунок, опустил бандану до кончика носа. Белым по фиолетовому череп и скрещенные кости, а внизу надпись: «Не влезай – убью!». Девушка сложилась пополам и начала хохотать, самолет задрожал и затрясся; а обеспокоенный стюард, слезно морщась от бьющей по голубым глазам женской красоты, попросил не веселиться так бурно, мол, хотелось бы долететь.