Инфра Дракона
Шрифт:
Немного спустя:
– Радий, дорогой, не зря! Это темное море – живой суп: огоньки так и мелькают – желтые, голубые, чаще всего – красные. Вижу рыб – у одних светится пасть, у других плавники. Уродцы страшные, но очень похожи на наших глубоководных. Среда такая же: большое давление, черная впда. Одна рыбка так и пляшет, переливаясь всеми цветами радуги. Что за танец? Ну-ка, осветим прожектором. Ага, что-то новое. Рыбка попала в сеть – подобие подводной паутины. И паук тут же. Мерзкое зрелище: рот, мешок и щупальца. Распялил рот и натягивается на рыбу,
Погружаюсь медленно, на метр-два в секунду. Опять выключил прожектор. За океаном огненная вьюга – светящиеся вихри, волны, тучи. Сколько же здесь всякой мелочи! Вероятно, вроде наших креветок. Чем глубже, тем гуще. На Земле наоборот – в глубинах жизнь скуднее. Но там тепло поступает сверху, а здесь снизу.
А это что? Длинное, темное, без головы и без хвоста. Кит, кашалот? Движется быстро, за ним светящаяся струя. Ряды огоньков на боковой линии, как бы иллюминаторы. Неужели подводная лодка? Или нечто иное, ни с чем не сравнимое. Сигнализирую на всякий случай прожектором: два–два–четыре, два–три–шесть, два–два–четыре.
Не обратили внимания. Ушли вправо. Не видно.
Прожектор нащупал дно. Какие-то узловатые корни на нем. Подобие кораллов или морских лилий. Вижу толстые стебли, от них побеги свисают чашечками вниз. некоторые вплотную упираются в дно. Наши морские лилии смотрят чашечками вверх, они ловят тонущую пищу. Что ищут эти в иле? Гниющие остатки? Но не все упираются в дно. Неужели они ловят тепло? Но тогда это растения. Растения без света? Невозможно. Впрочем, свет идет со дна – инфракрасный. Можно ли за счет энергии инфракрасных лучей строить белок, расщеплять углекислый газ? Вот проблема для земных энергетиков – двигатель, использующий комнатную температуру. Эти растения обязательно надо доставить на Землю. (Подумайте, за несколько минут до смерти человек рассуждает на научные темы!) Я получил отсрочку, – продолжал дед. – Застрял в зарослях у дна. Могу осматривать не торопясь. Все больше убеждаюсь, что подо мной растения. Вот толстая безглазая рыба жует побег. Другая – зубастая и длинная – схватила толстую, взвилась вверх. Поток пищи идет здесь со дна на поверхность. Светящиеся птицы – последняя инстанция. А вот еще какие-то чудища – помесь черепахи с осьминогом. Осьминогами я назвал их для сравнения, на самом деле они пятиногие. Пять щупалец – одно сзади, как бы рулевое весло, четыре по бокам. На концах утолщения с присосками. В одном из передних щупалец – сильный светящийся орган. Похоже на фонарик. Прямой луч так и бегает по стеблям. На спине щит. Глаза рачьи, на подвижных стебельках. Рот трубчатый.
Я так подробно описываю, потому что эти существа плывут на меня. Вот сейчас смотрят прямо в иллюминатор. Жуткое чувство – взгляд совершенно осмысленный, зрачок с хрусталиком, а радужная оболочка фосфоресцирует мертвенно-зеленым светом, как у кошки. Я читал, что у земных осьминогов человеческий взгляд, но сам не видел, не могу сравнить. Их четверо. Подплыли к батисфере, все по очереди заглянули в иллюминатор. Батисфера
Дно идет под уклон. Зарослям конца нет. Но странное дело – растения выстроились правильными рядами, как в плодовом саду. Что-то громоздкое медлительно движется, срезая целые кусты под корень. Ну и прожорливое чудище – так и глотает кусты. Вижу плохо, где-то сбоку ползет этот живой комбайн. Впереди гряда скал. Проплыли. Черная бездна. Батисфера опускается вниз. Давление возрастает. Прощайте! Москве поклонитесь!
Секундная пауза. И вдруг крик, почти вопль:
– Трещина!
Послышались звонкие удары, все чаще и чаще. Видимо, капли воды, прорвавшись в камеру под давлением, обстреливали ее, как из ружья.
Дед ойкнул. Возможно, водяная дробь попала и в него. Потом заговорил скороговоркой:
– На дне бездны строения. Город. Освещенные улицы. Куполы. Шары. Плавающие башни. Всюду они… Неужели это и есть…
Грохот. Крик боли. Бульканье.
И торжествующий, с громким присвистом протяжный вой помехи.
С тихим шелестом крутится безмолвная лента. Марина утирает слезы. Погиб наш дед! Погиб на дне океана, гак далеко, на чужом, черном, невидимом даже солнце Блохин прервал грустное молчание.
– Я понимаю, вы потеряли его сейчас, вам тяжело. А мы свыклись, столько лет прошло. Горевали, потом притерпелись. Мне-то хуже всех было, я один в смене остался. Все годы совсем один. Мерил и считал, считал и мерил Слова молвить не с кем. Как маньяк, держал речи перед спящими в холодной воде. Дни в календаре вычеркивал. Спать ложился пораньше, мечтая во сне увидеть Землю.
Марина, смахнув слезы, взяла его за рукав. Жалость к живому пересилила грусть об ушедшем.
– Это все позади, – сказала она. – Теперь вы дома, среди друзей. Здесь солнце, музыка, цветы и птицы. Вас будут уважать, заботиться о вас. И я уверена, найдется женщина, которая оценит вас и полюбит.
Что я слышу? Моя дочь говорит такие слова!
Как он посмотрел на нее! Один только взгляд кинул.
И столько было в нем снисхождения, сочувствия даже, как будто не мы его, а он нас жалеет…
– Нам не понять что-то, девочка, – скачал он надменно – Вы домашнее животное, а я старый космач. Мы живем и умираем в пути, на небесных дорогах. Через день я улечу обратно на Инфру.
И он ушел, напевая резким голосом:
Может быть, необходима вечность,Чтобы всю изведать бесконечность,И, до цели не успев дойти.Капитан покинул нас в пути.Но найдутся люди, если надо…