Инквизиция: Омнибус
Шрифт:
— Эйзенхорн, — позвал меня по воксу Мидас.
Я спустился обратно, застегивая свой кожаный плащ, чтобы защититься от вечернего ветра. Мидас и Фишиг ждали возле «Лэндспидера», на извлечение которого из трюма и сборку они потратили два часа. Это была старая модель, не снабженная оружием. Машиной не пользовались уже около трех лет. Мидас захлопнул капот над простужено кашляющим двигателем.
— Все-таки вы заставили его работать, — сказал я.
Мидас пожал плечами:
— Это просто кусок дерьма. Пришлось выдергивать Уклида, чтобы заменить несколько реле. Вся проводка оказалась
На физиономии Фишига отражалось крайнее разочарование в транспортном средстве.
Мне редко приходилось пользоваться подобным. На большинстве миров у нас имелся доступ к местному транспорту. Я не ожидал, что Дамаск окажется столь… безлюден.
Записи гласили, что на планете наличествует как минимум пять поселений, но с орбиты нам не удалось найти ни одного, мы не дождались ответа ни на голосовые, ни на астропатические сообщения. Неужели человеческое население Дамаска вымерло за пять лет с того момента, как были сделаны последние записи?
Эмос, Биквин и Ловинк остались на катере, причаленном на берегу широкой реки и тщательно замаскированном камуфляжной сеткой. Мидас выбрал для посадки место, откуда легко было добраться на «спидере» до одной из колоний, и вместе с тем достаточно далеко, чтобы ее обитатели нас не заметили. Тобиус Максилла остался ждать распоряжений на борту «Иссина», повисшего на орбите.
Мидас сел за штурвал «спидера», и мы отправились от замаскированного катера к тому месту, где, по нашим сведениям, находилось ближайшее человеческое поселение.
Навстречу нам рванулся ветер, и мы затряслись по бугристой поверхности планеты, стараясь объезжать воздушные корни шаровидных деревьев, вставших на якорь или дрейфующих по ветру. Растения, казалось, пытались выбрать между почвой и притяжением неба. В лесах летали их обитатели — небольшие млекопитающие, похожие на летучих мышей. В восходящих потоках воздуха безмолвно парили более крупные создания с перепончатыми крыльями и колючими хвостами. Ландшафт был неровным, изломанным, и повсюду глаз натыкался на синеватый отблеск кремня. Воздух оказался тяжелым и удушливым, и нам время от времени приходилось пользоваться дыхательными масками.
Около двадцати километров мы держались пенистых солоноватых вод реки, а затем оставили ее широкие топкие берега и затряслись мимо скальных обрывов и рельефных пустынь, сформированных разрушенными стихией обнажениями кремня, зарослями пыльного папоротника и пятнами лишайника, дрожащего, подобно водной ряби, в порывистом ветре. Уродливая луна поднималась все выше, но до заката было еще далеко.
Мидас вынужден был остановить «спидер», когда у нас на пути оказалось стадо крупных животных, впавших в ступор при виде нашей колымаги. Это были сизовато-серые гиганты с крутыми, горбатыми спинами и длинными, стройными ногами, заканчивающимися широкими стопами. Ноги казались слишком тонкими для столь больших тел, но, как я подозревал, так же как и в случае с местными растениями, туши этих животных поддерживали пузыри газа. Морды зверей заканчивались неким подобием хоботов.
Животные наконец пришли в себя, возмущенно зафыркали и с шумом удалились в заросли папоротника. Но теперь в ступор впал наш «спидер». Мидас вышел и принялся
Я вглядывался в заросли папоротника. В спокойной листве шуршали мелкие летучие твари. Ветер переменился, и стадо шаровидных деревьев понеслось по краю папоротниковой рощи, стеная, скрипя и пуская ветры.
Двигатель наконец чихнул и заработал. Мы преодолели еще десять километров, спустившись в овражистую долину, где земля влажно поблескивала жирной чернотой. Растительность здесь оказалась более богатой и сочной: саблевидные листья змеелокона, яркие болотные лилии, паличный мох, «лошадиные хвосты», взъерошенные девовласы, высокие заросли саговника, испещренные грибком бромелиады и клубки гнетофитов. Над влажными полянами и сочащимися ручейками роились тучки крошечных насекомых, а охотящиеся на них крупные, шершнеподобные создания гудели сверкающими крыльями и метались, словно инкрустированные драгоценностями кинжалы.
— Вон там, — сказал Фишиг, прищурившись.
Мы остановились и вышли из машины. Грязное пространство, окружавшее нас, некогда было обрабатываемым полем. В пованивающей жиже ржавели полузатонувшие корпуса двух пахотных машин.
Чуть дальше мы прошли мимо каменного маркера, вырубленного из кремня. «Поместье Жиллана» — гласила надпись на раннеготическом.
Мы миновали поселение раньше, чем осознали это, и вернулись обратно. От него остались только обломки нескольких стен, затянутые тонкими нитями ползучих растений и буйными гнетофитами. Всего лишь пять лет назад на этом месте находилась община численностью восемьсот человек. Сканирование выявило металлические обломки и части техники, захороненные под землей.
На северном крае «города» Фишиг нашел маркер, скрытый липким саговником. Указатель был вырезан из какого-то местного волокнистого дерева и нес на себе знак, который не мог быть ничем, кроме как одним из омерзительных и пугающих символов Хаоса.
— Утверждение власти? Предупреждение? — громко поинтересовался Фишиг.
— Сжечь немедленно, — распорядился я.
Затрещала голосовая связь. Максилла вызывал нас с орбиты.
— Инквизитор, я просканировал ландшафт, как ты и просил, — сообщил он. — Атмосфера этому не благоприятствует, но у меня получилось. Я только что осмотрел регион к югу от вас. Трудно сказать точно, потому что сохраняется вулканическая активность, но мне показалось, что там есть здания и действующая техника.
Он передал информацию в навигационную систему «спидера». Место находилось в семидесяти километрах от нас, примерно там, где, по нашим картам, должно было располагаться еще одно поселение.
— Ехать довольно далеко, а день заканчивается, — сказал Мидас. — Предлагаю вернуться на катер. Продолжим на рассвете.
Ночью, пока мы спали, к замаскированному катеру что-то приблизилось, заставив сработать сигнализацию, настроенную на движение. Мы вооружились и вышли, чтобы поискать незваных гостей, но никого не нашли. И ни единого дрейфующего дерева поблизости.