"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— А… известный в городе банкирский дом… это…, - секретарь сделал рукой жест, который купец прекрасно понял.
— Да. Именно этот банкирский дом, — кивал Кёршнер. — Господин кавалер уже принял решение по этому поводу.
— Спасибо вам, господа…, - сразу засобирался секретарь, он стал вылезать из-за стола, даже не прикоснувшись к еде. — Дамы, был счастлив лицезреть, но дела не дают насладиться вашим обществом.
Он откланялся и быстро ушёл.
— Кажется, город наконец выстроит дорогу до моей границы.
— Ну, если этот гусь уже суетится, то можете в том не сомневаться, дорогой
— А, говорит, дело очень прибыльное. Но пока я ещё не дал согласия. Денег у него нет, да и у меня их не много, — отвечал Волков. Он специально завёл речь про кузнеца при купце, и, кажется, рыба клевала. — Пока думаю. И что хуже всего, так это дорога, дорога от моей границы до амбаров совсем стала плоха.
— Дорога плоха?
— Да, сейчас пошёл урожай, мужики да купчишки повезли первую рожь да первый овёс к причалам, там у меня столпотворение, но пирсы-то я велел новые построить, а вот с дорогой плохо. Уже она на канавы похожа, а как ещё железо в город начнут возить да как дожди пойдут, там и вовсе не проехать будет.
— Так плоха дорога? — спрашивал Кёршнер.
— Плоха, дорогой мой родственник, совсем плоха. Намедни говорил с архитектором своим, так он сказал, что для хорошей дороги нужно тридцать тысяч талеров! Да где столько взять, у меня на замирение с герцогом много уходит, да содержать гарнизон у горцев, да дома для людишек своих строю… Тридцать тысяч…, - Волков сокрушённо качал головой.
— А если вдруг деньги найдутся? — неуверенно спросил купец. — Тридцать тысяч — деньги немалые, но вот если бы нашлись…
— Если бы нашлись? — Волков сделал вид, что задумался, хотя он давно уже всё продумал. — Если бы нашёлся человек, что взялся бы дорогу мою сделать такой, что по ней и осенью, и в самую весну ездить можно будет, то такому человеку я бы дозволил в Амбарах поставить свой торговый пост и свой склад, а ещё взял бы его компаньоном в дело кузнечное. Так как думается мне, что там не одну водяную мельницу можно будет построить, а при уме и везении и все две.
Кёршнер престал жевать, он не смотрел ни на жену, что сидела рядом, ни на красавицу-графиню, ни на кавалера-родственника, он считал в уме. Но умственных счётов ему не хватило, и он сказал:
— Дело сие серьёзное… Надобно будет кое-что разузнать да всё как следует взвесить.
— Разузнайте, конечно, конечно, — кивал кавалер, — всё посчитайте. Очертя голову в дело кидаться причин нет. Время терпит, а я пока на одну кузницу сам попробую денег наскрести.
Опять на дороге от Эшбахта к Малену ограбили купчишку. И что совсем было плохо, так ограбили бедолагу ещё и на его земле, а не на земле города. Хорошо хоть, не убили, деньги только отняли лихие люди. Сердобольные мужики помогли несчастному, а Волков поспрашивал его на предмет разбойников: сколько, каковы?
Он был зол, это ему как господину большой упрёк был. Что ж получалось, что он даже в своих пределах не мог порядка навести?
А с другой стороны, на кого злиться, на Сыча? Так как на него злиться, если господин сам велел своему коннетаблю искать беглых. Кавалер вздыхал, четверых людей на охрану всей его земли было маловато.
Приехал в Эшбахт, а там на главной улице столпотворение. Мужики и бабы. Он уже заволновался, думал, свара какая, но пригляделся — все в чистом. И все у церквушки собрались. Оказалось, праздник какой-то, отец Семион читает праздничную проповедь, а все люди в церковь уже не влезают. Он звал попа после службы к себе, и тот, придя, сказал:
— Так то ещё не все пришли, праздник-то малый, на большой праздник, на святую Пасху, когда вы ещё на войнах были, так мне приходилось из храма выходить, чтобы меня люди хоть увидели. А многим на службах от духоты и скученности дурно делается. Особенно бабам беременным.
— Если бы деньги, на храм отведённые, не ты своровал бы, то и храм был бы побольше, может, и не пришлось бы выходить к пастве на улицу, — невесело напоминал ему кавалер. — И бабам беременным было бы чем дышать.
Но эти его замечания дела не меняли. Поп повздыхал, глазки позакатывал, призывая святых в свидетели, что тогда его чёрт попутал, а потом и сказал:
— Так и того мало, что храм наш мал, нам ещё нужны два. Один в Амбарах, а один у новых домов. Много народу уже у Амбаров селится. А ещё нужен у реки, где вы мужиков селите, там особенно нужен, там мужики всё новообращённые, из еретиков, там и поп опытный надобен, и храм большой.
И разве он не прав? Мужики сюда силой приведены, силой возвращены в лоно Истиной Церкви. Они уже разбегаются, за ними нужен глаз да глаз. И храм туда надобен, и к нему поп хороший нужен, и новые люди Сычу в помощь. Чтобы там у новых домов безотлучно были. И у Амбаров стража нужна, там скоро складов и прочего добра столько будет, что и ловкие воровские людишки заведутся. Всё нужно, а это деньги, деньги, деньги. А ещё строительство, дороги, кузницы водные. Замок! Где на всё это серебра набрать? Никаких тебе сундуков не хватит.
Дела сами не делаются, и как бы ни умны были его помощники, и Бригитт, и Кахельбаум, и Ёган, и Сыч, но всякое дело, которое кончалось надобностью платить деньги, он предпочитал решать сам. А ещё посетители к нему шли, как к праведному попу за благословением, в очередь стояли. Местечко его ожило, из мёртвого угла, где жили лишь кабаны да дюжина тощих мужиков, Эшбахт за два года превратился в землю живую, шумную. А как купчишки поняли, что войне конец и мир на реке будет, да ещё и дорога от Малена до пирсов построится, так все захотели свои склады и лавки на берегу ставить. И что было особенно важно, так это то, что местные сеньоры, из тех, что раньше с покойным графом дружбу водили, стали к нему своих управляющих присылать, спрашивать, не дозволит ли он им в Амбарах свой склад поставить.
За потоком бесконечных дел он чуть не забыл про дело важное. Хорошо, что пришёл к нему на ужин Бруно и напомнил:
— Дядя, время собираться, через два дня нам уже в Лейдениц на смотрины моей невесты ехать.
— Чёрт, — ругался он, — совсем из головы вон. С этими хлопотами о всех важных делах позабудешь.
— Господи, чего же вы нечистого в доме поминаете непрестанно? — забубнила мать Амелия и стала креститься.
— Смотрины невесты? — оживилась госпожа Эшбахт. — И я хочу там быть, господин мой, возьмите меня с собой.